Успенский Эдуард - Тётя дяди Фёдора, или Побег из Простоквашино
— А один член комиссии по маршированию был недоволен. Он на лёд выскочил и как закричит: «Как вы ходите? Кто ж так ходит? Эх вы, военные солдаты! Вот как ходить надобно!» Два шага шагнул и как шлёпнется! Другие члены комиссии к нему побежали на выручку, и тоже все вмиг свалились. Пришлось их со льда крючками доставать и баграми учебными.
— И что комиссия: осталась довольна? — спросил Печкин.
— Да, она всё поняла, — ответил Иванов-оглы. — И вынесла товарищу полковнику благодарность в виде значка и Почётной грамоты.
Тут они на почту пришли и дверь на место поставили.
Глава восьмая. К НАМ НАМЕЧАЮТСЯ ОХОТНИКИ
На другой день снежный дождик усилился. Всё вокруг белым стало и мокрым. И поля, и деревья, и заборы. Только одна речка чёрной оставалась. Поэтому никого никуда не «бросали». Ни на рыбу, ни на грибы. Каждый своим делом занимался.
Дядя Фёдор решил галчонка Хватайку акварелью раскрасить. Чего это он у нас чёрный? Пусть хоть недельку побудет экзотической птицей. Пусть посверкает всеми цветами радуги.
Он краски принёс, достал кисточки и стал Хватайку малевать. Хватайка не спорил. Жалко, что ли. Он только всё время за кисточку кусался. А иногда краску из коробочки хватал и старался в суп запихнуть.
Дядя Фёдор сделал ему клюв золотым. Крылья — зелёными. Лапы серебристой краской покрасил. Хвост у Хватайки стал фиолетовым, как у павлина, грудь малиновой, а спина синей. Чёрной у галчонка только шапочка на голове осталась.
Получился галчонок диво как хорош. Ни в одном птичьем учебнике такой красивой птицы не встречалось. Дядя Фёдор был очень доволен.
Хватайка тоже был доволен. Он целых четыре квадратика краски по разным посудинам распихал. Особенно суп хороший получился гороховый. Он туда синюю краску сунул.
Шарик говорит:
— Если, Матроскин, тебя так раскрасить да на Гаврюшу посадить, отличный клоунский кот получится.
— А если тебя так раскрасить, — говорит Матроскин, — отличная реклама выйдет: «Я у мамы дурочка».
— Почему дурочка? — спрашивает Шарик. — Может быть, я у мамы дурачок?
— Дурачок ты у мамы и без раскрашивания, — объяснил ему Матроскин.
К этому времени из города приехал запасной телефонист Косолапченко телефон устанавливать и с ним ученик Савельев.
Они с опаской смотрели на тётю Тамару и на бычка Гаврюшу. А ученик Савельев всё посматривал ещё — что бы утащить. Он хоть был ученик, но лет ему уже было много. Возраст у него был ближе к пенсии, чем к стипендии. Глубоко за пятьдесят ему было.
Пока запойный Косолапченко провода от почты по деревьям тащил, ученик Савельев всё телефонный аппарат протирал. Хорошо протёр. И всё глазами зыркал.
Смотрит — сидит на подоконнике невиданной красы иноземная птица. Клюв золотой, лапы серебряные, вся цветная. И так красиво не по-нашему крякает: «кар» да «кар»!
«Вот это да! — подумал ученик Савельев. — Да за такую птицу на нашем колхозном рынке можно сразу тысячу рублей получить».
Он к Хватайке подошёл и спрашивает:
— Ты кто?
Хватайка молчит. Савельев опять спрашивает:
— Ты кто, удод или павлин?
Хватайка отвечает:
— Сам ты — удод!
— Чего? Чего? — обиделся Савельев. — Это я — удод?
— Ага, — говорит Хватайка. — И павлин!
— А ты говорилка глупая! — кричит Савельев.
— Сам ты гаврилка глупая! — кричит Хватайка.
Савельев обиделся. Когда все отвернулись, он Хватайку схватил и в сумку с инструментами запихнул.
Папе с мамой и тёте Тамаре было не до Хватайки. Они никак не могли понять, почему у них индийский чай стал фиолетовым. А суп гороховый синим.
— Может быть, ты, Римма, много перца положила? — спрашивала тётя Тамара.
— Я перца вообще не клала, — отвечала мама.
— Может быть, это кастрюля такая синяя?
— Да нет, — возражает мама. — Кастрюля как кастрюля. Обыкновенная. Я в ней всегда варю.
— Значит, долго варили, — сказал папа.
— Почему это ты так решил? — спросили обе женщины.
— Не зря же в поваренной книге сказано: «Засыпать горох и варить до посинения».
Тут телефонный мастер Косолапченко телефон включил. И он сразу звонить начал:
— Пригласите для разговора кандидата в Думу Ломовую-Бамбино Т.С.
— Товарищ Ломовая-Бамбино у аппарата.
— Товарищ Ломовая, в сельском клубе села Троицкое состоится регистрация кандидатов в городскую Думу. Вам необходимо срочно явиться.
— Очень хорошо. Когда состоится явление?
— Завтра в четырнадцать часов.
— Спасибо. Я обязательно «явлюсь», — сказала тётя Тамара.
Но телефон не успокоился, снова зазвонил:
— Товарища полковника Ломовую пригласите для разговора.
— Товарищ полковник слушает.
— Товарищ полковник, к вам направляется делегация военных пенсионеров-охотников. У них есть лицензия на отстрел кабана и лося. Просим принять делегацию.
— Ваша телефонограмма понята. Делегация будет принята.
Матроскин за голову схватился. Он говорит Шарику:
— Нам только военных пенсионеров не хватало! И так никакого житья нет.
— А что? — отвечает Шарик. — Они этому кабану покажут как следует. Мимо оврага пройти невозможно. Как не пойду я с фоторужьём в поля, так он за мной со своими клыками бежит. Два раза меня на телеграфный столб загонял.
— Конечно, они ему покажут, — говорит Матроскин. — Застрелят его к чертовой матери.
— Как застрелят? Как так застрелят? — поразился Шарик. — Кто ж им позволит?
— А никто. Ты же слышал — у них лицензия есть.
— Они и в лося стрелять будут?
— И в лося. На то они и охотники.
Шарик сразу закручинился и решил придумать какие-нибудь специальные противоохотничьи меры.
Телефонисты попрощались и стали уходить.
— Вы ничего не забыли? — спрашивает тётя Тамара. — Инструменты какие-нибудь.
— Не беспокойтесь, мамашенька, — подхалимски отвечает ученик Савельев, — у нас всё здесь. — И по сумке с инструментами постучал.
Хватайка из сумки кричит:
— Кто там? Кто там? Кто там?
— Да, кто это у вас там? — спрашивает тётя Тамара.
Савельев так испуганно отвечает:
— Никого, мамашенька, у нас там нет. Кто же это может быть у нас там? Кто там?
А из сумки слышится:
— Это я — почтальон Печкин. Принёс журнал «Мурзилка».
Ученик Савельев забормотал:
— Это радионаводки. Это обман зрения. Это обман слуха.
А галчонок из сумки вопит:
— Сам ты — обман зрения! Сам ты — обман слуха!
Тут Шарик как психически закричит:
— Ага, воришка! Хватайку хотел украсть! Застрелю! — И своё фоторужьё схватил.
Как телефонисты испугаются, как побегут.
Тамара Семёновна как скажет:
— Стой. Фотографировать будем!
От этого окрика они ещё больше испугались и ещё шибче побежали. Они быстрее чем телеграмма в районный город сами себя доставили.
И ещё долго рассказывали там другим телефонистам, какую строгую женщину-генерала в Простоквашине видели. И другие телефонисты в ужас приходили. А тётя Тамара в самом деле была очень добрая. Просто она жуликов не любила и проходимцев.
Глава девятая. КАНДИДАТЫ В ДЕПУТАТЫ
В клубе села Троицкое было не продохнуть. Всё местное население собралось. Так интересно с кандидатами раз в жизни встретиться и сразу обо всём поговорить.
И вокруг клуба было не продохнуть. Там мужики курили. И все были нарядные: в телогрейках, в шапках и побритые. Рубашки на них были белые.
Женщины платки яркие вокруг себя повязали, ходили и улыбались. Ведь не каждый день на селе такой хороший религиозный праздник — встреча с кандидатами.
На сцене стоял длинный стол, покрытый зелёной скатертью. За столом сидела тётя Тамара и кандидат Толстов А.С. Тот самый, который мылом и нефтью командует. Тётя Тамара сегодня больше тётю напоминала, чем полковника. Она была красиво накрашена и была в вечернем шёлковом платье без погон. И глаза у неё под чёрными бровями сверкали, как антрацит.
Если бы профессор Сёмин сейчас бы её увидел, а не тогда, когда она на тракторе каталась, он бы в неё сразу влюбился. Хоть она и была без собачки.
А если бы избиратель, который сюда пришёл, не читал объявление про кандидатов у входа, он бы подумал, что это русская народная певица приехала к ним на село цыганские романсы петь.
Папа с мамой в зале разместились. Там же были Печкин с Ивановым-оглы. Матроскин с Шариком сбоку за сценой пристроились. Шарик говорит:
— У тёти Тамары должно быть доверенное лицо. Так по выборам положено. Это лицо всюду с депутатом ездит и о депутате хорошие слова говорит. Я мог бы таким лицом стать.
— Понимаешь, Шарик, — говорит Матроскин, — если тебя побрить и завить как следует, все равно не получится из тебя лицо. Из тебя собачья морда так и прёт.
