Алиса и Диана в темной Руси - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
А пока Динка и карга приходили в себя, проснулась Алиса и поняв в чём дело, кинулась на клубок, состоящий уже из двух тел, сверху – обниматься. Поцеловавшись, все три девушки привели кое-как себя в порядок и обратили внимание на могучий мужицкий храп:
– Кто это? – осторожно спросила Сказочница.
Алиса аж заржала:
– Как кто?! Друг твой ворон Тимофей.
– Ти-ти-ти-тимоша? – осторожно ткнула в сторону храпящего мужичка Сказочница.
– Он самый, – буркнула Динка. – Получите и распишитесь.
Старушка кряхтя поднялась с травы, подошла к спящему, осторожно склонилась над ним и принялась внимательно рассматривать его с головы до ног.
– Недурно! – наконец-то вымолвила она. – Так значит вот он каким хотел стать?
– В смысле? – не поняла сообразительная Алиса. – А он мог стать и другим?
Сказочницу по всей видимости удивил такой вопрос:
– Конечно! Он стал таким, каким себя сам навоображал. А мог стать ведь и посправнее, – она беспомощно оглянулась на девчонок. – В смысле покрупнее, посильнее, что ли. Если бы пожелал. Хм… А он видимо, не пожелал.
В воздухе застыл немой вопрос сестёр. Бабушке пришлось объясняться:
– Тут всё так устроено: сперва желание, а потом и результат. Ну как бы вам это сказать… Говорят, Сварог насворжит, да токо лишь под наши рожи.
– Это типа Сварог его… так переколбасил? – спросила Динка.
Сказочница качнула головой:
– Не знаю. Поди ж его разбери! У нас там богов много, – она подняла палец вверх, – да только мы их не видим.
Старушка ещё раз поглядела на Тимофея, присела на пенёк и вздохнула:
– Маленький дюже, от горшка два вершка! А говорил дом поправит, баньку новую поставит…
– Кто о чем, а баба о коромысле! – послышался тот самый гундлявый голос из ниоткуда, который всё время рассказывает былины.
Сказочница обрадовалась:
– Ой, давно тебя не было! Я уж и соскучится успела.
– А я за барышнями ходил, им притчи пел.
– И до смерти надоел, – вздохнула Алиса.
Диана отмахнулась от голоса, подумала минуты две и выпалила:
– Да ты что, бабушка! Не мог ворон воображать себя здоровым мужиком по двум причинам. Первая причина: он сам маленький, а поэтому больших людей до смерти боялся. Ну а вторая причина – это ты.
И перст указующий ткнул в одежду Сказочницы.
– Я? – спросила бабушка.
– Да ты. Ты ведь и сама «метр с кепкой». А он, я так думаю, во всём тебе под стать хотел быть!
– Почём так считаешь? – сощурилась Сказочница.
– Знаю, – отвернулась бывшая кошка. – Сытому голодного не понять.
На том разговоры и завершили. Не стали ждать, когда могучий дед выспится, пошли искать малинник – подкрепиться и для пирога малины набрать.
Хороша ягода в Заболотье! Совсем не такая как в тёмной Руси, где её Ягоднич то ли охраняет, а то ли сам подъедает подчистую. Мелкая она там, кислая. А тут раскидистая, большая, сочная, никем не поднадзорная растет – сама по себе. Вот ешь и думай теперь про смысл златых оград да приставов могучих, и что иль кто на свете круче.
Но наши герои думали не об этом, они рассказывали Сказочнице про свои победы и поражения на бранном поле Богатырской сечи, про полуверицу – Девку-чернавку, и конечно же про первые в новой жизни шаги их общего друга Тимофея. А когда девчонки наелись, наполнили корзинку доверху, вернулись к «птичьей тушке» Тёмыча, то обнаружили эту тушку всё также мирно храпящей. Алиса подошла, ткнула его рукой и обеспокоенно оглянулась:
– Чего это с ним?
– Ничего, – покачала головой Сказочница. – Спит.
– Да разве так можно спать?!
– Можно, – бабушка осторожно открыла рот новоявленного старика и принюхалась. – Ну вот, перебродившей брусники объелся. А я что говорила!
– Ты ничего не говорила, – возразила старшенькая.
– Так теперь скажу. Вы когда шли по Заболотью, этот пёс шнырял куда-нибудь от вас надолго?
– Шнырял, но мы привыкли. Он когда вороном был, за едой шнырял. И сейчас по привычке, видимо.
– Ну, ну, – усмехнулась Сказочница. – Пошли домой, сам придёт. Пущай себе полежит, отдохнёт, проспится.
Пришлось потихоньку собираться. Тимофея накрыли лапником на всякий случай. Хотя Алиса и рвалась положить его на этот самый лапник и тащить волоком, но старушенция строго её одернула:
– Нельзя надрываться! Вам ещё рожать.
– Ну это же Тёмыч! НАШ Тёмыч. Понимаешь?
– Не понимаю, – ласково возразила «божий одуванчик». – Пойдемте, деточки.
– Ну, бабушка!
– Ну Сказочница-мама!
Старушка-мать зыркнула на дочек зверским взглядом, подумала и сказала:
– Это тёмная Русь, деточки. Ещё не совсем понятно в кого эта несчастная птица превратилась. Может в злого Анчутку… или же в Ауку… а может он теперь Бабай. Кто его знает?
– Ну он же добрый! Как можно характер поменять?
– Душу, – уточнила Дианка.
Но Сказочница была непреклонна:
– Тут всё меняется, и характер, и душа. Тут даже одну душу на другую меняют. Так что, не переживайте за этого храпуна. Сам припрется, как выспится. А я ещё и присматриваться к нему буду… долго! Могу и прогнать, коли чудить начнёт. Мне ведь, дети мои, волшебную книгу охранять надо. А всё остальное побоку! – старуха задумалась. – Тут ведь дело такое, оглянуться не успеешь, как какой нибудь похабник её в клочья и разорвёт. Так что домой, домой! Оставьте этого мужика с руками шаловливыми и ногами резвыми тут.
Девушки вздохнули. Умом они понимали, что Сказочница и на этот раз права. А вот душой понимали, что на этот раз она совсем не права. Ведь это же их Тёма: добрый, ласковый, родной.
– А вдруг он уснул, как богатыри, и ему нужна реанимационная помощь?
Но Сказочница их успокоила:
– Не припрется завтра, мы сами сюда придем, потыкаем его палками посмотрим: живой аль нет?
Алиса, плохо разбирающаяся в черном юморе, испепелила каргу взглядом, но промолчала.
– Пошли, – хмуро сказала Диана. – Я есть хочу. Тут три шага до дома! Это ж лесное Заболотье, тут же ни злых духов, ни нежити. Что с ним будет?
И она дернула сестру за рукав.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, я кошка… бывшая. И вижу уж куда побольше тебя!
Сказочница-мама подошла к Алисе и ласково обняла её за плечо:
– Наша Динка права, я очень много лет искала в темной Руси самое безопасное место для своей книги. И вот нашла. Тут.
И процессия молча, нехотя двинулась к избушке старушки. А заболотные пестики и тычинки продолжили сотрясаться от бульканий мужичка Тимофея. Больше его храп никого не смог напугать, даже букашки остались к нему равнодушны.
* * *
Тимофей проспался и
