Василий Голышкин - Улица становится нашей

Через много-много лет донос ученика 8-го класса губернской школы-гимназии Аполлинария Тищенко попал в руки другого ученика той же школы, только называлась она уже не гимназией, а просто школой № 2. Звали ученика Игорем Вороновым.

Тайна одного экслибриса

На след экслибриса отряд имени Гагарина напал случайно… Но прежде о том, что такое экслибрис.

«Ex libris» по-латыни — значит «Из книг». Это знак, по которому узнают, кому принадлежит книга. Его можно выгравировать на меди, а можно и на дереве. Для этого годится любой рисунок: петух, Петр Первый, радуга, пихта, самовар, змея, русалка, теплоход, компас, спутник, айсберг…

Экслибрисом метят книги, как печатью.

Один такой экслибрис попал на глаза гагаринцам, когда они рылись в книгах городской библиотеки.

Рыться в книгах им разрешила заведующая Бронислава Казимировна.

Отряду имени Гагарина позарез надо было узнать, имеют или не имеют названия Еленинских улиц историческое значение.

Имеют — хорошо. Тогда на доме № 1 по Первой Еленинской появится табличка, которая расскажет о том, кто дал улицам свое имя.

Не имеют — тем лучше. Тогда на домовых знаках Первой Еленинской появится новое имя. Какое? Это тайна.

Бронислава Казимировна не знала, что ищут ребята. И не старалась это узнать. Надо будет — сами скажут.

Но ни одна из книг, просмотренных гагаринцами, не смогла ответить на их вопрос: имеют или не имеют названия Еленинских улиц историческое значение. Может быть, в библиотеке есть другие книги? Пришлось обратиться к Брониславе Казимировне. Бронислава Казимировна подумала и сказала:

— Почему Еленинские называются Еленинскими? Посмотрим в книгу и скажем, почему Еленинские называются так.

— Мы уже смотрели, — сказал Воронок.

— Эту книгу вы видеть не могли, — сказала Бронислава Казимировна. — Она у меня под замком. Как библиографическая редкость.

Бронислава Казимировна открыла шкаф, и на свет появился старинный путеводитель по среднерусским городам.

Нашли Зарецк, родной город, Нашли Еленинскую, родную улицу, и вслух прочитали:

— «Еленинская. Названа по домовладельцу».

— Ура! — закричал толстый Миша Никитин.

Между тем Валя Воскобойников не спускал глаз с рисунка, украшавшего титульный лист путеводителя. На рисунке был изображен земной шар. Он покоился на кирпичиках, составлявших загадочное слово «губгим». Поверх шара, в лучах северного сияния, радугой изгибалось другое загадочное слово, написанное к тому же не по-русски.

— Экслибрис, — прочитал Валька. — Что это значит?

Бронислава Казимировна объяснила.

— А «губгим»?

— Губернская гимназия, — сказала Бронислава Казимировна, — сокращенно «губгим». Из книг губернской гимназии. Вот что это значит.

— Чудно, — сказал Валька. — Я уже где-то видел такой знак.

— Только здесь, и только сейчас, — сказала Бронислава Казимировна. — Библиотека губернской гимназии сгорела в 1917 году.

— Нет, видел, — сказал Валя. — Очень много книг с таким знаком видел.

— Да где видел? — крикнул Воронок, заинтересовавшись разговором.

— Вспомнил, — сказал Валька. — У дедушки на чердаке.

Пошли к деду.

— Дедушка, а дедушка, — сказал Воронок, — вы служили в гимназии?

— Э-э, когда это было… — сказал дедушка.

— Сторожем, — напомнил Валька.

— Сторожем, — подтвердил дедушка.

— Помните, как она горела? — спросил Воронок.

— Да не сгорела, — сказал дедушка. — Занялась только.

— А библиотека? — спросил Воронок.

— Сгорела, — сказал дедушка. — Во дворе домишко стоял. От него и гимназия занялась.

— Все книги сгорели? — спросил Воронок и с укором посмотрел на Вальку.

Валька стоял сам не свой.

— Все, — сказал дедушка, и Валькино сердце упало. — А какие остались, обгорелые, — сказал дедушка, — я на чердак снес…

Валькино сердце снова взлетело и, подхватив хозяина, забросило его на крышу дедушкиного дома.

— Воронок! — крикнул Валька. — Лезь сюда…

Но этого приглашения и не нужно было. Воронок был уже рядом.

— Показывай, — сказал Воронок.

Вот и заветный дедов сундук с книгами.

Валька хватает одну, другую, третью книгу и протягивает их Воронку.

— Смотри! — кричит он. — Этот же знак — «губгим». Из книг губернской гимназии…

Воронок посмотрел одну, другую, третью книгу и сказал:

— По ним при царе учились.

При царе? Молодец Воронок, сразу разглядел. А он, Валька, и не знал, из каких книг голубей делал. Сколько их, бумажных, вылетело из чердачного окна! Впрочем, не все ли равно. Кому они теперь нужны, эти книги?

— Пошли? — сказал Валька.

— Постой, — задержал его Воронок. — Возьмем несколько. Для музея зоны.

Валька наугад вытащил из сундука книгу и протянул ее Воронку.

— Годится? — спросил он.

Воронок раскрыл книгу, помеченную экслибрисом «губгим», и сказал:

— Смотри, тут есть что-то…

— Письмо какое-то, — сказал Валька.

Они развернули сложенный вчетверо, пожелтевший от времени, а может быть, и от пожара, лист бумаги и прочитали:

«Директору губернской гимназии. Настоящим ставлю господина директора в известность, что ученик вверенной ему гимназии Сергеев Егор приносит с собой запрещенную литературу и употребляет ее для недозволенного чтения и возбуждения против Временного правительства господина Керенского. Ученик 8-го класса Аполлинарий Тищенко».

Это был тот самый донос, о котором рассказывал пионерам Илья Ильич Бабушкин. О нем вспомнил Воронок сейчас…

Аполлинарий Африканович, гражданин Тищенко, и ученик 8-го класса Аполлинарий Тищенко — не одно и то же это лицо? Воронок схватил Леньку за руки, и они, стараясь не шуметь, выскользнули из чулана.

По сигналу

Воронок бежал по раззолоченной осенью улице, а в голове настойчиво стучало: «Брат Аполлинарий… Гражданин Тищенко… Брат Аполлинарий… Гражданин Тищенко…»

У дома Жени Соболевой Воронок нажал потайную кнопку светового сигнала.

Женя учила уроки. Она не сразу заметила, что стеклянный глазок календаря, висящего над ее письменным столиком, отчаянно моргает. Но, заметив это, Женя сейчас же вскочила и бросилась на улицу. В зоне «Восток-1» случилось что-то важное.

Она не ошиблась. Воронок протянул ей черный кружочек со своим вензелем и сказал:

— Передай по цепочке. Сбор у меня. Я пошел.

В зоне «Восток-1» — тревога, и пионерам отряда имени Юрия Гагарина не до книг, не до еды, не до игр, не до историй. Председатель совета отряда Икар Воронок позвал их на сбор, и все было брошено…

Воронок докладывает о своих открытиях в суматохинском чулане.

Конечно, Федя Пустошкин, принявший воинство Христово за воинство Буденного, — это смешно. А вот Двухбородый — совсем не смешно. Аполлинарий Тищенко… А в доносе как? Тоже Аполлинарий Тищенко. Не сомневайся, Воронок, верь, бывший ученик 8-го класса губернской гимназии и баптистский проповедник — одно и то же лицо. Он не стал лучше оттого, что долго жил. Змея до смерти змея и всю жизнь жалит. Вот он и Федю Пустошкина хочет ужалить. Нельзя отдавать ему Федю. Надо в милицию пойти, в горсовет, к дедушке Егору Егоровичу…

Так советуют ребята. Хорошо, он так и сделает. Пойдет к дедушке.

Стоп! «Дедушка Егор Егорович Сергеев… Да ведь это…» Внезапная догадка вспыхивает в голове у Воронка. Он сговаривается с ребятами, как действовать дальше, и распускает всех по домам.

…С утра физкультура, но Воронка на физкультуре нет. Зинаида Петровна, учительница, отпустила его по каким-то делам в горсовет.

Егор Егорович у себя. И поглощен очень странным даже для нештатного заведующего отделом благоустройства занятием. Он играет… в мячики. Большие и красные, как солнце, маленькие и черные, как спелые сливы, они лежат тут же — на столе, в кресле, на подоконнике. Егор Егорович берет их и… Нет, это не игра, а экспертиза. Горсовет решил закупить партию мячей для детских площадок в парках, и Егор Егорович проверяет их качество.

Удар… Еще удар!

— Я к вам, Егор Егорович.

— Воронок? Давно жду, давно.

Воронок так взволнован, что даже не слышит Егора Егоровича. Поэтому и смысл сказанных слов не доходит до его сознания.

— Егор Егорович, — каким-то не своим голосом спрашивает Воронок, — вас из гимназии не исключали? За чтение запрещенной литературы?

— Постой, постой… — Егор Егорович угрожающе наставляет на Воронка указательный палец. — Ты откуда знаешь? Я тебе свою биографию не рассказывал.

«Значит, исключали», — догадывается Воронок, и лицо у него сияет.

— Допустим… А ты чего, собственно, радуешься?

Но у Воронка нет больше слов. Он молча лезет в карман и протягивает Егору Егоровичу сложенный вчетверо, пожелтевший от времени, а может быть, от пожара донос ученика 8-го класса губернской гимназии Аполлинария Тищенко.