Юрий Коротков - Абориген
На всех напало вдруг веселье. После ужина вынесли магнитофон — Борька такого никогда не видел, в метр длиной и с двумя кассетами сразу — врубили на полную гарь, Витя объявил людоедский танец, и пошла пляска вокруг костра. Девчонки танцевали в центре, вывернув колени в стороны и растопырив руки, ребята прыгали перед ними и поклонялись им — богиням огня, хранительницам рода.
Борька стоял столбом, в восторге вытаращив глаза. За мельканием спин и рук казалось, что Алена танцует прямо в огне. Она резко поворачивалась — и багровые волосы взлетали над головой...
Ирина засмеялась и крикнула ей что-то, указывая на Борьку. Алена тоже улыбнулась, но укоризненно кивнула подруге: зачем, не надо.
Борька сконфузился и ушел на берег. Степан подсел к нему, как вчера.
— Что, понравилась?
Борька пожал плечами и независимо отвернулся, посвистывая.
— Слушай, позови-ка ее на лодке прокатиться.
— Чо вдруг? — испугался Борька.
— Давай-давай. Не бойся, я ж поеду.
— Не пойдет она.
— Пойдет! Я-то их знаю: ночь, звезды. Романтика! Вон, расходятся уже. Давай, пока командира нет!
Борька неуклюже, сунув руки в карманы, подошел к Алене. Она смеялась, часто дыша после танца, заправляя выбившуюся из волос невидимку.
— Это... хочешь, пойдем сеть выбирать, — грубовато сказал Борька.
— Ты меня приглашаешь? — Она вскинула брови. — Спасибо... Иду выбирать сеть! — объявила она.
Вокруг засмеялись:
— Сама не попадись...
Борька правил посреди протоки. Уреза[5] в темноте не было видно, вода, без морщинки, без складочки, стояла в берегах, как черное зеркало, береговые сосны незаметно переходили в свое отражение, тянулись к отраженным звездам, а временами казалось вдруг, что воды и вовсе нет, бездонный провал, и лодка плывет, невесомо покачиваясь, в межзвездном пространстве.
— Как здорово... — сказала Алена. Она опустила пальцы в воду. — Сверху звезды, снизу звезды... И этой красоты я тоже могла никогда в жизни не увидеть?..
— В Москве такого нет? — сказал Степан, подмигивая Борьке.
— Ой, звезда падает, смотрите! — крикнула Алена, указывая вниз, в воду. — Загадывайте желание, скорее!
— А может, это НЛО на посадку пошел? — сказал Степан.
— Чего? — не понял Борька.
— НЛО. Не слыхал, что ли?
— Не. Аны у нас летают, Илы. Ту садятся.
Степан захохотал.
— Ну ты даешь, Абориген! Аны, Ту!.. НЛО — неопознанный летающий объект.
— А чо это? — виновато спросил Борька.
— Космические корабли другой цивилизации. Ну как бы тебе попроще... Марсиане! Мичман один говорил — он на камчатском рейсе из отпуска возвращался, так за ними через всю Сибирь летающая тарелка шла... А может, сейчас какие-нибудь трехглазые, с антенной во лбу, кружат вон там и за нами следят. На Алену вот любуются.
— Ты чо! — Борька задрал голову и стал оглядывать ночное небо.
— Очень может быть. Теория есть на Западе: почему мы до сих пор разум во Вселенной не обнаружили — потому что мы у них вроде заповедника, цивилизация в чистом виде. Наблюдают за нами, как мы развиваемся. Диссертации про нас пишут... А иногда людей крадут для контакта. Вот пойдешь однажды в лес, а там на поляне — тарелка. Тут трехглазые тебя за руки, за ноги — и на Марс. Как представителя земной цивилизации. Будешь на Марсе лекции про нас читать...
— Ты можешь хоть немного помолчать? — досадливо спросила Алена. — Просто молчать и смотреть!
— Вот невидаль! — буркнул Степан.
Впереди перечеркнула небо тетива с берестяными поплавками. Борька заглушил движок, протянул Степану весло.
— Ты табань помаленьку, чтоб бортом не развернуло. — Он перелез через ветровой щиток на бак и стал выбирать сеть.
Лодку медленно сносило течением. Борька хотел уже крикнуть Степану, чтоб не спал, но лодка вдруг резко качнулась.
— А руки мы уберем и положим на место, — тихо сказала Алена. — Вот так. Молодец... И не будем снова ссориться.
— Лен... — так же тихо сказал Степан.
— Все, Степа, все.
— Ну поговорить хотя бы можно по-человечески?
— Сто раз уже говорили. Все кончилось, Степа. Понимаешь? Было — и кончилось... Можешь считать меня дрянью, если тебе так легче жить.
— Мне... плохо без тебя, Лен... — треснувшим голосом сказал Степан.
— Я люблю его, Степа... — устало ответила Алена.
Борька боялся обернуться, стоял на коленях на баке, чувствуя, как жар заливает лицо.
— За идейную стойкость и за внутренний мир! Полюбил комсомолку молодой командир! — вдруг проорал на всю реку Степан.
— Вот только этого не надо, — досадливо сказала Алена...
Обратно шли молча. Степан угрюмо курил. Алена зябко куталась в штормовку. Борька беспомощно переводил глаза с одного на другую.
— Можно, я поведу немножко? — спросила Алена.
— Ага, садись, — Борька уступил ей сиденье и руль. — Левее чуть возьми, там прижимник сильный.
— Что?
— Течение к берегу жмет. Чуешь, сносит... А здесь вправо. Видишь, вода играт, значит, дно близко, а там чилим[6] — он на глубине растет...
Перед самым носом лодки возник из воды черный сук карчи. Борька автоматически схватил румпель поверх Алениной ладони, выправил. И тут же отдернул руку, будто обжегшись. Алена улыбнулась в темноте.
Степан увидел приклад бельгийки под брезентом, вытащил, переломил стволы.
— А патроны есть? Или так, для мебели? Борька достал из кармана патрон. Степан зарядил, встал в лодке, огляделся. Над черной стеной тайги медленно поднялась птица. Он вскинул ружье, прицелился и выстрелил. Подранок громко, почти по-человечески вскрикнул, заплескал по воде где-то у берега.
— Зачем? — крикнула Алена.
— Что, жалко? Птичку жалко?
— Живая же, — сказал Борька.
— Сам не стрелял, что ли?
— Так я чтоб съесть. Чо зря бить-то!?
На берегу около спящего лагеря стоял командир. Он внимательно посмотрел на Борьку и на Степана, подождал, пока Алена подойдет к нему.
— Думать надо! — резко сказал он. — Хотя бы иногда!
Алена сразу погасла и, опустив голову, побрела к себе.
Степан посидел еще, покурил, играя желваками.
— Вот такая жизнь... — сказал он. Выплюнул папиросу и ушел в палатку.
Борька долго лежал в лодке, закинув руки за голову, смотрел на звезды. Чуть слышно набегала вода под железное днище.
Звезд было много. Они весело перемигивались в своей бездонной высоте и будто бы тоже смотрели на Борьку.
Борька вылез из спальника, шагнул босиком на берег. Отвел полог палатки. Степан спал с краю, Борька тихонько потормошил его.
— Слышь, Степан...
— Что? Подъем уже? — забормотал, захлопал глазами спросонья тот.
— Да нет, — шепотом сказал Борька. — Я вот чего... Кого они берут-то?
— Кто?
— Марсиане. Зачем им я? Они, должно, ученых или еще кого.
— Отстань! Кто подвернется, того и берут, — Степан перекатился на другой бок.
— Я вот чего думаю. Вот прилетят они, возьмут меня. Как представителя. Вот прилетим мы на Марс, и спросят они, трехглазые-то: расскажи нам, мол, Борька, про свою Землю. А чо мне им сказать? Чего я им могу рассказать — как сети ставить? Как от колчаков в затонах прятаться? Чо я знаю-то! Я ж не видел ничего. Я моря не видел... А, Степан? Ты спишь, чо ли? — Он наклонился над сладко сопящим Степаном, опять сел и тоскливо задрал голову к звездам...
Борька разобрал утренний улов, отобрал покрупнее и развесил сушиться на бечевке между палатками. Бечевку они с, ребятами натянули неделю назад, теперь она основательно провисла под тяжестью метровых щук и здоровенных, как лапти, чебаков. Мелочь — для жарехи — он сдал девчонкам.
— Слышь, Лен... — Борька помялся. — Я это, уехать мне надо.
— Совсем?
— На день только. Отпроситься мне надо.
— Найди командира, какие проблемы?
— Строгий он. Скажет — не положено.
— Ну, пойдем вместе, — усмехнулась Алена.
Они вышли на просеку, и Алена помахала командиру.
— Ему уезжать надо, а он спросить боится. Запугал ты всех...
— Неделю не проработал — уже дезертируешь? — строго взглянул на Борьку командир.
— Мне на день только. У матери это, день рождения.
— Тогда и вопросов нет. Поезжай, конечно.
— Я рыбы-то наловил, — оживился Борька. — Они сготовят, я ж показывал. А я к завтрему обернусь.
— Перекур! — Командир поднял скрещенные руки над головой. — Кому что в городе надо?
— Кому гостинцев? — закричал Борька. — Купец на ярмарку собрался!
— В штаб зайди — нет ли писем.
— Сигарет! Сигарет купи!
— Яблок килограмм. Во сне уже вижу.
— Ладно, ладно, запомнил, ага, — Борька рассовывал деньги по карманам.
— И от комаров чего-нибудь, — жалобно сказал Сан Саныч.
— От комаров в гробу хорошо, — посоветовал Борька.
Он прибрался в лодке, перелил в бачок оставшийся бензин и вернулся к Алене.
Алена, закинув полог, подметала в палатке. Брезент просвечивал на солнце, в палатке была зеленоватая мгла, как в омуте, пыль золотым столбом стояла в солнечном луче из оконца.
