Бердибек Сокпакбаев - Чемпион

— Сбежал от работы на джайляу?

— Это тебя не касается.

Наш спор разгорелся бы еще сильнее, но в это время подошел Батырбек и приказал:

— А ну, не стойте зря!.. Быстро грузите вещи...

...В аул мы въехали с песней и шумом. Машина оста­новилась у правления колхоза. В это время из конто­ры выбежал незнакомый, худощавый человек, одетый по-городскому, и начал нацеливать свой фотоаппарат.

— Ребята, подождите, не сходите с машины, — крик­нул он. Теперь я был в кузове вместе со всеми. Завидя фотографа, я протиснулся вперед, наспех поправил на се­бе рубашку и вытянулся перед самым объективом. Фото­граф щелкнул.

Я слез с машины и пошел домой. Мне очень хотелось встретить Жанар. Как давно мы не виделись! Конечно, она уже забыла нашу ссору во время игры в шашки.

Скоро я оказался на краю поселка и два раза про­шелся мимо дома Жанар. Ставни окон были закрыты, и я заметил, что в палисаднике сильно разросся бурьян; похоже было на то, что здесь уже давно никто не живет. Только влажный коровий кизяк, недавно налепленный на солнечной стороне дувала, говорил о том, что смуглая маленькая старуха — бабушка Жанар — по-прежнему все еще проживает здесь.

Незаметно я дошел до реки. Песчаная коса, где я люблю сидеть с удочкой, за месяц еще больше расшири­лась, у знакомого куста боярышника все так же лежал чистый, как стекло, песок, но следов Жанар уже не было.

Мне стало почему-то грустно, словно я что-то потерял и теперь уже никогда не найду. И я пошел домой к ба­бушке.

На следующий день я узнал, что Жанар в ауле нет. Она, оказывается, уехала в пионерский лагерь...

Теперь я целыми днями был дома и валялся на ди­ване. Мне не хотелось даже читать. Потом я вдруг вспом­нил, что давно уже не писал стихов. А ведь сколько можно было бы за это время написать! Хорошо бы посвятить стихотворение маме и в стихах поговорить с ней по душам обо всем, обо всем.

Уже несколько лет мои стихи печатаются в стенной газете нашей школы. Я уже к этому сейчас привык. А вначале, когда там поместили мое первое стихотворение, я так был рад, что приходил в школу на час раньше и любовался своим произведением.

Со временем я решил, что стенная газета — это еще очень мало для настоящего поэта. В один прекрасный день я отобрал несколько своих лучших стихотворений и отослал их в Алма-Ату в редакцию журнала «Пионер». По каким-то причинам мои стихи не напечатали. Я не особенно огорчился и послал эти стихи в другую ре­дакцию — в газету «Казахстан пионери». Но и там мои стихи были забракованы. Тогда я начал посылать свои стихи во все газеты и журналы, какие знал, рассчиты­вая, что все-таки где-нибудь они понравятся и их напе­чатают. Так завязалась моя оживленная переписка с различными редакциями.

Из этой затеи тоже ничего не вышло, но я уже был доволен тем, что получал ответы от редакций. В некото­рых говорилось о том, что способности у меня есть, но нужно еще много учиться и работать. Такие письма я показывал всем нашим ребятам. Пусть они знают, с кем я держу связь.

Но случалось и наоборот. Осенью прошлого года один известный поэт прислал мне письмо, в котором прямо говорилось, что мне еще рано заниматься этим делом, и предлагал бросить. Письмо это я никому не показал, тут же разорвал и выбросил за окно.

В конце-концов я разочаровался во всех редакциях. Теперь думаю послать стихи прямо в Союз писателей. Так будет вернее.

Сейчас я сижу за столом, глубоко задумавшись. Пе­редо мной белый лист бумаги. Он такой чистый, что мне скорее хочется чем-нибудь его заполнить, и я с ходу пишу:

Ты лучше всех. Ты солнца свет,Тебя прекрасней в школе нет.Я целый день тоскую по тебеИ завтра буду ждать ответ.

 Перечитал и остался доволен. Это о Жанар. Потом мне стало казаться, что где-то подобные стихи я уже читал. Я очень долго думал и никак не мог вспомнить. Однако позже, перечитывая свои книги, я, к большому своему огорчению, обнаружил, что это стихи Абая, толь­ко я их переиначил по-своему.

IX

Прошла еще неделя. Я сидел дома и приводил в по­рядок свои учебники: каникулы кончаются, скоро в шко­лу. Вдруг под окнами послышался голос:

— Эй, кто дома?

Выбежав на улицу, я увидел у нашей калитки поч­тальона-старика Коштибая. Он был верхом на лошади.

— На, читай, — нагнулся он ко мне и протянул газе­ты «Социалистик Казахстан» и «Казахстан пионери».

Обычно газеты я просматриваю с последней страни­цы. Там я ищу интересные рассказы, фельетоны, заметки о разных происшествиях. Раньше, когда вел переписку с редакциями, я надеялся найти на этой странице свои стихи.

Я вернулся в комнату, сел за стол и начал читать. В первую минуту даже не понял, что же так хорошо знакомое мелькнуло на последней странице «Казахстан пионери». Потом я всмотрелся внимательней. Это был снимок. Он словно ослепил меня. Еще и еще раз, не ве­ря глазам, всматриваюсь в знакомую фотографию и толь­ко теперь начинаю понимать в чем дело.

Внизу подпись: «Учащиеся семилетней школы колхоза имени Ленина в дни летних каникул оказывают своей артели значительную помощь. На снимке: группа уча­щихся, образцово трудившихся на заготовке кормов».

Теперь все было ясно. Я снова уставился в снимок. Да, это я. Как струна вытянувшись, с энергичным видом стою в самом центре группы ребят в кузове машины. Хотя у меня в руках нет ни граблей, ни вил, я стою гор­до, выставив грудь вперед, словно говорю: «Вот, смотри­те на меня».

Я вскрикнул: «Бабушка!» — и бросился к дверям. Мне хотелось похвалиться и показать ей в газете мой портрет. Однако тут же я сообразил, что этого делать не следу­ет. Вспомнил все свои летние злоключения. Перед моими глазами встал Султан, конопатый Даулет, Жумагул, ре­бята, строящие мост, фотограф, выскочивший нам на­встречу из конторы правления.

Я осторожно оглянулся по сторонам: не видит ли кто снимок в газете? Поблизости никого не было. Я — один. Какой стыд! Когда же это я принимал участие в заготовке кормов? Когда же это я образцово трудился? И мне становится стыдно самого себя, стыдно этой га­зеты и даже пугают бабушкины шаги, которые я слышу во дворе.

Снова вглядываюсь в газету. Может быть, там уже нет Черного Кожи и он спрятался за чьи-нибудь спины? Никакого изменения, тот же вытянутый Кожа! Он все также «образцово трудился». Что же мне делать? Что скажут в школе, в колхозе? Хотя бы я стоял где-нибудь в сторонке, так нет, пробрался вперед.

Вот если бы снимок был без подписи. Тогда, другое дело. Я бы тотчас обежал аул и всем показал эту газе­ту. Тут мне в голову приходит такая мысль: зачеркнуть подпись чернилами, чтобы нельзя было прочитать!.. Вот та-ак! Тьфу, какой я глупый! Разве у меня единствен­ный номер этой газеты? Наверное, уже все ребята успели получить ее! Поднимут же они меня на смех! И почему это я всегда такой неудачник?

X

Однажды к полудню, когда стало очень жарко, ба­бушка мне сказала:

— Кожажан, наш рыжий теленок ушел пастись к реке. Найди его и заведи во двор...

Положив в карман рогатку, я направился в конец ули­цы. Я уже был у крайнего дома, как вдруг из-за поворо­та послышалась песня, затем появилась грузовая маши­на, полная ребятишек.

Чтобы меня не обдало пылью, я сошел с дороги и стал смотреть. Когда грузовик поравнялся со мной, я узнал наших ребят. Они возвращались из лагерей. В ку­зове стояла Жанар и улыбалась.

— Жанар приехала! — крикнул я и сам испугался своего голоса. С машины также одновременно зазвучало несколько голосов:

— Смотрите, Кожа!

— Привет, Кожа!

Я никого не видел и смотрел на Жанар. Волосы у нее развевались по ветру, и она махала мне рукой. При­ветствуя всех, я поднял обе руки и так стоял, пока ма­шина проходила мимо. Потом, сам не зная почему, бро­сился вслед за грузовиком. Скоро, однако, я отстал, и машина скрылась за поворотом. И чему ты только ра­дуешься, Черный Кожа? Я постоял, подумал и пошел к реке.

Рыжий телок, оказывается, далеко не ушел. Он пасся под обрывом. Подняв голову, он равнодушно посмотрел на меня и снова припал к траве. Я подошел, хлестнул его хворостиной, приказал:

— Пошел домой!

Он как будто понял и пустился к аулу, взбрыкивая ногами. Я гнал телка околицей вдоль реки. Скоро мы поравнялись с домом Жанар. Может быть, она случайно выйдет на улицу, и мы встретимся. Но из дома никто не выходил. По-прежнему под окнами рос бурьян и на дувале сушился кизяк.

«Кши», — ударил я по морде рыжего телка и погнал его к дому Жанар. Однако он не шел туда, куда не при­вык ходить. Он шарахался по сторонам и бежал дальше. Тогда я поймал его за загривок и остановил.

Если бы рыжий телок понимал человеческий язык, то я стал бы перед ним на колени, обнял бы его и сказал бы так: «Милый мой рыжий телок, ты сейчас притво­рись убегающим от меня и с шумом вбеги во двор дома Жанар — через во-он те открытые ворота. Я прибегу за тобой. В это время, может быть, из дома выйдет Жанар».