Юханна Тидель - Звезды светят на потолке
— Здорово! — орет Уллис, улыбаясь во весь рот и выпячивая грудь.
— Мы подвинемся! — Карро с надеждой смотрит на Тоббе.
— Да, садись ко мне на колени! — горланит Уллис.
— Не получится, — говорит Тоббе.
Йенна слышит его голос, но смотреть в их сторону не может. Сакке слишком близко. Смотреть нельзя. Смотреть можно только в окно, роясь в кармане в поисках гигиенической помады.
— Они нас увидели, — произносит вдруг Сюсанна. — Йенна, боже, они идут сюда!
— Как это — сюда? — шипит Йенна, нервно размазывая помаду по губам.
— Сделай красивый вид! — только и успевает пискнуть Сюсанна.
Йенна прячет помаду и принимается вертеть в руках чашку, рассматривая ее с таким увлечением, будто ничего более интересного в жизни не видела.
— Тут мест нет… Ничего, если мы с краю сядем?
Спрашивает Тоббе. Никке и Сакке-красавчик стоят прямо за ним, они стоят у столика Йенны и Сюсанны, они хотят сесть с ними!
— Конечно, конечно, — Сюсанна бросает слишком явные, слишком многозначительные взгляды на Йенну.
Йенне стыдно: Сюсанна ведет себя как дурочка, но парни, кажется, ничего не замечают, и, боже мой, вот Сакке садится рядом с Йенной и снимает куртку, и Йенну окатывает волной самого настоящего, неразбавленного аромата Сакке.
Она могла бы дышать этим ароматом вместо воздуха.
Эти трое заказывают кофе, и Йенна жутко радуется своему горькому пойлу. Сюсанна почти прячет свое какао. Та самая Сюсанна, которая утверждает, что ей все равно, что о ней думают другие. Ну-ну.
Все сняли свои мокрые куртки, перчатки, шарфы, со скрежетом придвинули стулья, и воцарилось молчание. Никто ничего не говорит.
Кто-то должен что-нибудь сказать!
Йенна прижимает коленку к Сюсанниной ноге, но та молчит и смотрит в чашку. Щеки красные, уголки рта подергиваются.
— Но фильм все-таки был хороший, — произносит Йенна и многозначительно смотрит на Сюсанну.
А Сюсанна, конечно, не понимает.
— Какой фильм? — спрашивает она, косясь на парней.
— Ну, фильм, — повторяет Йенна. — Который мы вчера смотрели. Он хороший.
Сюсанна делает удивленное лицо, и Йенне хочется пнуть ее под столом как следует, чтобы лучше соображала, но Тоббе, наконец, что-то говорит:
— Вы из нашей школы, да? — из-под губы ползет жевательный табак.
— Ага, точно, — отвечает Йенна и быстро отхлебывает кофе.
— Мы живем рядом, — говорит Сакке Тоббе и Никке, кивая в сторону Йенны. — В одном подъезде.
— О, — отзывается Тоббе, — где Уллис, что ли? Девушка Хенке?
— Да, — отвечает Йенна.
— Тогда ты, наверное, была на вечеринке, ну, недавно? — Никке склоняется над столом.
Он смотрит прямо на Йенну, не на Сюсанну, и он симпатичный. Не такой, конечно, как Сакке, на которого Йенна все еще не в силах посмотреть, но все-таки симпатичный.
— Нет, — отвечает Йенна, ненавидя себя за то, что приходится так отвечать. — Нет, не была.
— А ты? — Никке смотрит на Сюсанну, которая нервно откашливается.
— Нет, я не смогла прийти, — выдавливает она из себя наконец. — К сожалению.
«Не смогла прийти».
Йенна сидит, уставившись на Сюсанну. Что это еще за ответ? Как будто ее там ждали.
— Ну ладно, — Никке переводит взгляд на Тоббе и Сакке. — Но, блин, это была вечерина!
— Да, крутейшая… — соглашается Сакке. — Соседи жаловались, чуть в полицию не пошли.
«Мы не жаловались», — думает Йенна, но вслух ничего не говорит.
Кажется, что бы она ни сказала, все будет глупо, но если ничего не говорить — тоже глупо. Хотя то, что несет Сюсанна, еще глупее. Теперь вот она рассказывает Йенне, что произошло на конюшне. Как будто Йенне интересно.
— Я вообще-то больше не хожу на конюшню, — произносит Йенна в надежде, что парни услышат, но они по-прежнему заняты обсуждением вечеринки.
— Ой, ну прости, — говорит Сюсанна. — Я думала, что тебе все равно интересно, но раз так, то… ладно…
Она отхлебывает какао и умолкает с обиженным видом.
— А когда Хенке наблевал в ванной! — вдруг вспоминает Никке и поворачивается к курящему уголку. — Хенке! Ты помнишь, что делал в ванной, на вечеринке Уллис?
Дикое ржание из угла. Никке засовывает два пальца в рот и изображает звук рвоты.
— Ну, помнишь? — орет Никке.
— Заткнись! — бросает Хенке, ухмыляется и одной рукой обнимает Уллис, которая больше не гогочет, а смотрит туда, где сидят Йенна и Сюсанна, не отрываясь.
И Йенна знает почему. Вовсе не из-за какой-то там блевоты в ванной. Уллис-Сиськуллис таращится на парней из 9 «А», которые сидят за столиком Йенны и Сюсанны.
О, как это приятно.
Просто ужасно круто.
Глава 16
— Ты не видела открывалку? — спрашивает Йенна.
Бабушка стоит у кухонного стола и, гремя посудой, кивает на крючок, приклеенный к стене прямо у вытяжки.
— Я повесила ее туда, — отвечает она, — так лучше.
У Йенны внутри все прямо-таки закипает.
— У нас она хранится в четвертом ящике, — говорит она, срывая крышку с бутылки «Пепси» и бросая открывалку на место.
Бабушка поворачивается к Йенне.
Йенна упрямо смотрит на нее.
— Наконец-то Сюсанна ушла домой, — говорит бабушка, меняя тему.
— И что ты хочешь этим сказать? — спрашивает Йенна и сама удивляется своему дерзкому тону.
— Уже одиннадцатый час, Йенна!
Маме нужно поспать, неужели ты не понимаешь? Не так-то легко уснуть, когда по квартире табуном носятся твои гости!
— Табуном? Один человек?
— Нельзя думать только о себе, Йенна!
— Только о себе?!
А если мама умрет, а если мама умрет, мама может умереть, маме больно, мама может умереть, а если мама умрет, а если мама умрет!
— Только о себе?!
У Йенны на глазах слезы — она и сама не знает, откуда они взялись, просто навернулись на глаза, и все.
— Да что ты знаешь! — кричит она. — Ничего ты не понимаешь, так и не говори ничего, отстань от меня!
Йенна больше не крадется на цыпочках, Йенна не осторожничает, ей незачем сдерживать себя. Слова рвутся наружу, она вулкан: горячие слова несутся потоком. Бабушка не отвечает, она отворачивается, глаза блестят.
— Что там у вас? — доносится из гостиной.
Мама с бледным, опухшим лицом и больными ногами хочет покоя, она спала на диване и проснулась.
— Подумай хоть немного о маме! — шипит бабушка, и по ее накрашенной щеке стекает слеза.
Йенна запыхалась.
— Подумай о ней, она же больна, ей и так тяжело, не надо делать хуже! — продолжает бабушка.
Она расставляет посуду на полке, вытирает мокрый кухонный стол тряпкой.
— Ничего, Лив! — выкрикивает она, продолжая работу. — Ничего, не волнуйся!
— Йенна, о чем вы спорите? — спрашивает мама.
Бабушка бросает красноречивый взгляд на Йенну.
— Ни о чем, — отвечает та наконец.
Бабушка вешает тряпку на кран. Йенна отправляется в свою комнату. В свои владения.
— А открывалка все равно должна лежать в четвертом ящике, — говорит она, прежде чем закрыть дверь.
Глава 17
Красные салфетки, длинный стол, покрытый выглаженной скатертью, стулья из семнадцатого, девятнадцатого и двадцатого кабинетов плюс пара пластиковых цветков из кабинета изо.
Подготовкой классного вечера занимались Йенна и Сюсанна: только им не хватило смелости отказаться. Сюсанна надеется, что это прибавит ей баллов, а у Йенны просто нет сил сопротивляться.
Все остальные из класса пообещали прийти за полчаса до родителей. И вот на часах 18.33, Сюсанна и Йенна вносят последние термосы с кофе, а другие сидят, раскачиваясь на стульях, и вертят в руках салфетки и стаканы.
— Оставьте в покое приборы, — звучит сердитый голос Бритты, которая суетливо проверяет, все ли готово.
— Хорошо, очень хорошо, — говорит она Йенне и Сюсанне, помогая им расставлять блюда на столе, к которому можно будет подходить и накладывать себе еду.
Сегодня вечером Бритта смешлива и разговорчива.
— Ну что ж, Йенна и Сюсанна, — произносит она, — ваши родители придут?
Йенна ужасно занята термосом, крышка которого никак не хочет завинчиваться, но Сюсанна послушно кивает.
— Даже брат придет, — говорит она, — посмотреть показ мод. Пляжную моду.
Старшего брата Сюсанны зовут Стефан. Он учится в одном из старших классов, ходит на занятия по вождению, и у него есть девушка.
— Пляжную моду? — изумленно произносит Бритта, застывая на месте. — Сюсанна, дорогая, какая может быть пляжная мода в октябре?
Сюсанна пожимает плечами.
— Никакая, я просто так сказала. Иначе бы он не пришел, и мы продали бы на один билет меньше.
— А… да… — растерянно отвечает Бритта и, слава богу, забывает спросить Йенну, придет ли ее мама.
Один за другим появляются родители, осторожно заполняя зал. Лица расплываются в серьезных родительских улыбках. Бриттины откормленные бока тоже занимают немало места, да еще и шевелюра пышно уложена феном.
