Ганс Краузе - Али-баба и Куриная Фея
Бритта старалась изо всех сил. Она обеими руками обхватила шею коровы. Животное привстало на задние ноги. От сильного толчка Бритта навзничь упала на солому. Она чуть было не разрыдалась от злости и стыда. На глазах у неё появились слёзы.
— Что случилось? Что случилось? — забормотал Эмиль Кабулке. Голос у него сразу же изменился. — Тебе больно? Ты ушиблась?
Старший скотник, который не выносил женских слёз, стал внезапно шёлковым.
— Перестань плакать, милая, — уговаривал он Бритту. — Ничего ведь не случилось. Ну, иди сюда, будь умницей!
Бритта перестала плакать. Она снова повисла на корове.
Корова пританцовывала на задних ногах.
Физиономия Кабулке помрачнела.
— О господи, вот наказание с этой коровой! Не хочет стоять смирно, да и только! С ума можно сойти! — ворчал он, пока его терпение не лопнуло. Тогда он снова закричал на Бритту: — Чёрт возьми, держи её крепче! О боже! Корову удержать не могут! А ещё называют себя учениками! Хотят потом стать агрономами и ветеринарами или ещё кем-нибудь поважнее. Да тут впору заплакать! Просто хоть рви на себе волосы! Никакой сноровки. В наше время молодёжь была другая. Когда мне стукнуло столько лет, сколько сейчас тебе, я уже мог подоить десять коров и принять новорождённого телёнка. Да ещё как! И при этом я не ходил в специальные школы, не состоял в школьных союзах (он хотел сказать «школьных активах») и не знал никакой те-ооо-рии. Всему я выучился на практике! Я начал с самых низов, работал вот этими руками, но у меня были глаза и уши, а главное — любовь к своему делу. Вот я и стал в один прекрасный день старшим скотником. Да, чтобы заниматься сельским хозяйством, нужно иметь особый дар, а иначе не помогут ни школы, ни разные умные книги. Я их никогда не читал. У меня не было иной школы, кроме коровника.
Эмиль Кабулке разгорячился. Это была его любимая тема. Продолжая говорить, он осматривал коровье копыто. Но вдруг поток его красноречия иссяк. Старший скотник растерянно заморгал глазами.
— Панариций, — пробормотал он. — Старая история. Панариций.
Кабулке рассказал Бритте всё, что знал об этой болезни, вызываемой незаметным для человеческого глаза возбудителем, который десятилетиями живёт в старых кирпичных стенах коровников. Иногда болезнь затихает, и кажется, что она совсем прекратилась. Тогда все на долгое время успокаиваются. Но потом всё начинается снова. Копыта животных воспаляются и гноятся. Изредка своевременное вмешательство ветеринара ещё может приостановить болезнь, но чаше гнойный очаг распространяется всё дальше и дальше, захватывая суставы и кости. Коровы хромают всё сильнее. Они не могут ходить на пастбище, теряют аппетит, перестают давать молоко.
Старший скотник, который не мог простить ученикам их занятий в специальных школах, благодаря которым они лучше его разбирались во многих теоретических вопросах, простыми и ясными словами объяснял девушке ход болезни. Он был счастлив, если имел возможность поделиться с молодёжью, приходящей к нему в коровник, своими, собранными по крохам, знаниями.
— Заруби себе на носу всё, что я сказал, девочка, — гордо заявил он. — У старого скотника Кабулке есть чему поучиться.
Он глубоко втянул в себя воздух, быстро оглядел стойла и вдруг в мгновение ока снова превратился в прежнего свирепого Кабулке.
— Что ты тут стоишь? — накинулся он на Бритту. — Разве ты не видишь, что телята лежат в своём закуте на голом полу? Быстрей подложи им соломы! Какая ленивая девчонка! Всё ей нужно говорить!
Полуденное солнце светило в окна интерната. Инга Стефани бегло осматривала спальни юношей и девушек. Она была не в духе, но её настроение ещё больше ухудшилось в конце обхода. Конечно, Инга Стефани уже давно знала, что многие ученики не страдают излишней аккуратностью. И все же она никак не ожидала, что в комнатах царит такой ужасающий беспорядок. В четвёртой комнате ребята даже не удосужились поднять шторы. В спальне был душный, спёртый воздух. Инга Стефани подошла к окну, чтобы распахнуть его, но по дороге споткнулась. Посередине комнаты валялись рваные и грязные сапоги Али-бабы.
«Подожди, мой мальчик, я и так уже решила с тобой кое о чём поговорить!» — подумала Инга. Она запихнула рваные сапоги Али-бабы под кровать и открыла дверь в другую комнату. Но куда бы она ни входила, всюду было одно и то же: плохо заправленные кровати, одеяла в буграх, кое-как брошенные подушки, многие шкафчики открыты, носовые платки валяются на полках рядом с гуталином, а среди грязных чулок торчат зубные щётки.
Заведующая в ужасе быстро захлопнула дверцы шкафов. Но и на столах творилось нечто невообразимое. Смятые бумажки от конфет, грязные тряпки, гребни с выческами волос и карманные зеркальца были свалены в одну кучу. В комнатах у девочек впридачу ко всему этому валялись заколки и шпильки для волос. А полы! Инга Стефани покачала головой. Конечно, сегодня утром она проспала и разбудила ребят на двадцать минут позже, чем полагалось, она виновата. Но как можно было оставить в комнатах такую грязь?
«Я не гожусь в воспитательницы, — в отчаянии подумала Инга. — Я недостаточно строга. Педагогическая работа — не моё призвание».
Она вошла в «Ласточкино гнездо». Тут ей внезапно вспомнился Кабулке и его негодующие возгласы: «Ваши ученики облили меня какой-то дрянью, фрейлейн».
«Ну подождите же! Если взрослые девушки ведут себя, как маленькие дети, с ними и обращаться надо, как с детьми!» — подумала Инга Стефани.
Она принесла молоток и гвозди, и забила в «Ласточкином гнезде» окно «То-то удивятся мои барышни!»
Инга представила себе озадаченное лицо Ренаты. Какая это всё же чудесная девушка! Заведующая забыла свой гнев…
Работа окончилась Ученики с шумом ввалились в интернат. Умывшись и переодевшись, они отправились на кухню узнать, что будет на ужин.
— Лапша с томатным соусом, — ответила им фрау Хушке, орудуя у плиты.
Её лицо пылало, как у всех поварих, а голову украшал накрахмаленный белый поварской колпак.
Лора выстирала в умывальной комнате пару носков. Чтобы они поскорее высохли, она затопила в «Ласточкином гнезде» печку. Холодная печка задымила.
— Да здесь можно задохнуться!
Бритта закашлялась. Рената решила проветрить комнату. Но окно не открывалось.
— Эта проклятая рама разбухла.
— Глупости! Дождя вчера не было!
— Открывай сама, если не веришь.
На помощь Ренате пришли Бритта и Лора. Потом к ним присоединилась и Стрекоза. Но ничего не помогало. Окно не поддавалось. Наконец девочки обнаружили в раме гвозди.
— Какое безобразие!
Подозрение пало на ребят.
— Конечно, окно забили эти глупые обезьяны! — сердилась Рената.
Девушкам понадобилось ещё пятнадцать минут, чтобы вытащить гвозди и открыть окно. Но за это время печка уже нагрелась и перестала дымить.
— Какие глупые шутки!
Лора, Бритта, Стрекоза и Рената никак не могли успокоиться.
— Сегодня вечером на общем собрании мы пожалуемся на мальчишек, — решили они.
В коридорах прозвенел звонок. Пора ужинать. Столовая постепенно наполнялась ребятами. На столах уже стояли миски с лапшой, политой красновато-коричневатым томатным соусом.
Али-баба остался в коридоре. Он уселся за маленький столик, рядом с кухней, куда дежурные складывали грязную посуду. Фрау Хушке выглянула из окошка в кухонной двери, которое было открыто по случаю ужина:
— Решил поесть один? Думаешь, так будет вкуснее?
Али-баба ухмыльнулся. Он уже успел облить подбородок томатным соусом. С его зажатой в кулак вилки упало несколько лапшинок.
— Конечно! — заверил он. — По крайней мере, теперь мне не придётся бегать за добавкой. — И он протянул поварихе тарелку. — Можете сразу класть ещё одну порцию. Лапша первый сорт.
Таким манером, не утруждая себя, Али-баба четыре раза получил по полной тарелке лапши.
Али-баба начисто выскреб тарелку, с удовлетворением вытер рот тыльной стороной ладони и, подкрепившись, направился в столовую, где еженедельно проходило общее собрание учеников. Каждый понедельник после ужина ребята собирались, чтобы кратко обсудить свои дела.
Собрание начиналось с обзора газет, который по очереди делали все учащиеся. Потом обычно проводилась беседа, причём каждый мог высказывать свои пожелания, жалобы и предложения.
Грязная посуда была вынесена; дежурные вытерли столы. Четверо девушек из «Ласточкина гнезда» сидели как на иголках. Конечно, фрейлейн Стефани скажет несколько слов по поводу их вчерашнего покушения на старшего скотника. Стрекоза боялась, что им запретят на месяц отлучки из интерната.
Рената от нетерпения ёрзала на стуле.
— Начинай, чего ты тянешь! — крикнула она Занозе, который как член ученического совета должен был проводить собрание.
