Виктор Лихачев - Ангелы уходят не прощаясь
— Подпишите, пожалуйста.
— С удовольствием. Скажите, кому?
— Наташе.
— Какое у вас красивое имя.
— Это не мне. Одной девушке. Ей нравятся ваши книги.
— Спасибо. А вам, нравятся? — подписывая, спросил писатель.
— Еще не читала.
— Ну, а как вам вечер? — странно, но слегка пьяный от успеха писатель, которому люди уже сказали столько теплых слов, очень хотел услышать похвалу и от этой особы.
— Нормально, — спокойно ответила она, — вот только…
— Говорите, не стесняйтесь!
— Да я не из застенчивых, просто не знаю, нужно ли это вам…
— Не совсем понял вас, — слукавил писатель.
— Может, вы только похвалы слушать любите?
— Почему только похвалы? Критика — это тоже… хорошо.
— Вы и впрямь так считаете?
— Да, соврал писатель.
Женщина вдруг посмотрела ему прямо в глаза, а затем улыбнулась:
— Наташка сказала бы: «Не верю!»
— Станиславский тоже, — стал раздражаться писатель, чувствуя, что незнакомка видит его насквозь. Ему действительно не нравилась критика, более того, он ее терпеть не мог. Впрочем, герой вечера нашел в себе силы улыбнуться:
— Услышать из уст такой красивой женщины…
— Не продолжайте! — резко отозвалась та, — вы не должны говорить банальностей. Никогда.
— Это еще почему?
— Разочаруете таких, как Наташа. А мне бы этого не хотелось.
«Слушай, шла бы ты в конце концов отсюда» — подумал он.
— Хорошо, я пошла, — спокойно ответила женщина, взяла книгу и вышла, провожаемая растерянным взглядом писателя.
— Не обращайте на нее внимание, — это подошла Надежда Михайловна, по всей видимости слышавшая разговор писателя с женщиной, — москвичи они все такие — с гонором.
— А что, она москвичка?
— Кто же еще. Все свободные дома у нас поскупали.
— Так сейчас, почитай, не лето, что ей в конце октября в Энске делать? — продолжал спрашивать писатель.
— Дочка у нее больная, — вмешалась в разговор другой библиотекарь, Татьяна Ивановна, — они от меня через три дома живут. Кто-то говорил, что у девочки с легкими что-то, ей чистый воздух нужен. А его у нас, слава Богу, сколько хочешь. Вот они здесь и поселились. Говорят еще, что у них…
— Слушайте, народ, — перебила всех вошедшая в читальный зал заместитель надежды Михайловны Ольга, — у нас уже все готово. Все скворчит и пышет.
Писатель и матушка Евфалия переглянулись.
— Арсений Васильевич, вы посидите, пообщайтесь, а потом вас проводят в монастырь.
— А может, вы тоже…
— Нет, нет, мне пора — дела.
— Какие дела, матушка, вечер на дворе? — простодушно удивилась Оля.
— Самое главное монашеское дело — молитва, — ответила матушка и, попрощавшись со всеми, вышла.
* * * Писатель уже привык к таким застольям после своих выступлений, но всегда его искренне волновало радушие русских людей. Он знал, какие зарплаты у библиотекарей, абсолютное большинство из которых женщины. На эти копейки многие умудряются в одиночку растить и учить детей. Но вот приезжает гость, — и вскладчину собирается стол: домашние соленья, грибочки, тушеная картошка, — как говорится, цари вкуснее не едали. И не пивали, а иначе, зачем нужно все это?Писатель и человек шесть библиотекарских уселись за стол. Первой, на правах хозяйки, слово взяла Надежда Михайловна:
— Уважаемый Арсений Васильевич, вот уже во второй раз вы приезжаете к нам, и всякий раз дарите столько радости! Нам очень приятно, что в своих многочисленных поездках, которыми мы восхищаемся…
— Скажете тоже, — пробормотал смущенный, но одновременно и счастливый виновник торжества.
— И нечего скромничать! Я правильно говорю, девушки?
Девушки дружно закивали:
— Правильно!
— Такие рюкзаки таскать. Другой бы плюнул на все…
— Арсений Васильевич не такой, он патриот…
— Тише, девочки, тише! — вновь уверенно взяла бразды правления в свои руки Надежда Михайловна, — согласна с вами: только человек, любящий Россию, нас, своих читателей, способен быть таким подвижником. За вас, Арсений Васильевич, за ваше подвижничество, за ваши новые книги.
Все дружно выпили.
— А что же не закусываете, Арсений Васильевич? — спросила Оля, — или еда не нравится? Чем богаты…
— Что вы! Все просто замечательно. Только есть у нас, русских писателей-подвижников одна слабость, — совершенно с серьезным видом сказал Арсений Васильевич.
— Какая? — оторвавшись от тарелки, подняла на него удивленные глаза Татьяна Ивановна.
— Мы после первой не закусываем.
Раздался дружный смех.
— А мой муж говорит, — это снова была Оля, — расстояние между первой и второй должно быть короче…
— Короче чего?
— Сейчас вспомню, Надежда Михайловна. Вспомнила: короче полета пули.
— А мой про взмах шашки говорит, — сказала доселе молчавшая скромная Вера Валентиновна.
— А мой…
— Короче, все мужики одинаковы, разница в нюансах, — Надежда Михайловна показала на бутылку, — Арсений Васильевич, у нас руку нельзя менять: раз начали разливать — продолжайте.
Выполнив поручение, писатель поднялся.
— Друзья мои, вы не будете против, если я скажу несколько слов?
— Еще как не будем!
— Слушаем.
— Вот тут про мои поездки говорили. На самом деле, не Бог весть какой подвиг. Обычная работа…
— Ну, не скажите!
— Оля, не перебивай Арсения Васильевича.
— Спасибо, Надежда Михайловна. Но вот что интересно, — продолжал писатель, — а ведь сегодня я отметил юбилей!
— У вас день рождения сегодня? Что же вы сразу не сказали?
— Нет, Олечка, это юбилей другого рода. Вы не поверите, но сегодня у меня была трехсотая встреча с читателями.
— Трехсотая?!
— Вот это да!
— Да, друзья мои, да. И я, честное слово, просто счастлив, что этот юбилей я праздную в вашем замечательном городе, среди вашего чудесного коллектива. Вот за это я и хочу выпить. За вас, друзья!
— Скажите, а вы помните свою первую встречу? — спросила Оля писателя.
— Слушай, дай человеку закусить, — возмутилась Надежда Михайловна, — кушайте, кушайте.
— Вы знаете, а я могу и есть и рассказывать. Вот такие мы русские писатели способные… Конечно, я помню свою первую встречу. Хотите, расскажу?
— Еще спрашиваете!
— Правда, если быть совсем точным, надо вести речь о двух встречах. Обе они прошли в один день. Книга, самая первая моя книга, тогда только вышла. Стали поступать отклики, письма. Почти в каждом было приглашение, мол, приезжайте к нам в город. Мне этого тоже хотелось, но я оставался реалистом. Во-первых, работа. Во-вторых, деньги, точнее их отсутствие. Согласитесь, просто так куда-нибудь в Мурманск не соберешься? И я благодарил за приглашения, но отказывал. И вот как-то приходит еще одно приглашение, из райцентра, который называется Некоуз.
— А где это? — спросила Оля.
— Вот и я тоже самое спросил. В Ярославской области, отвечают, недалеко от Рыбинского водохранилища. Поблагодарил я их, только положил трубку — снова звонок: «Вас Брейтово беспокоит». «А где это? — спрашиваю. — «В Ярославской области, на берегу Рыбинского водохранилища». Слушаю, и думаю: а ведь из этого может что-то получиться. А на том конце продолжают: «Вы не смотрите, что у нас село. Нашей библиотеке в прошлом году исполнилось 105 лет. У нас есть при библиотеке драматический театр, в нем даже прокурор наш играет. Если вы к нам приедете, мы еще раз отметим»… — «Что, простите?» — «105-летие». Ну и как, скажите, можно было отказаться от такого предложения? Узнаю, что в Некоуз ходит из Москвы один единственный поезд, точнее ходит в Рыбинск, а в Некоузе он стоит две минуты. Беру рюкзак с книгами, друзья везут меня на машине в ближайший от моего города населенный пункт — Кимры, где проходит эта ветка. На кимрском вокзале делаю первое неприятное открытие: мой поезд будет стоять здесь целый час. Потом столько же в Кашине, чуть меньше в Бежецке и так далее. А в Некоуз он приходит в пять утра, так что мне придется часа два-три кантоваться на станции, а после искать библиотеку…
В поезде я не сомкнул глаз — боялся проспать Некоуз. Впрочем, при всем желании мне бы этого не удалось: в вагоне в основном ехали рыбаки, начавшие отмечать будущий удачный улов еще по дороге к Рыбинскому водохранилищу. Но вот и Некоуз. Я оказался единственным, кто здесь сошел. Схожу на перрон. Декабрь. Мороз за двадцать градусов. Над головой огромные зимние звезды, за спиной огромный рюкзак, набитый книгами. Весело скрипит снежок под ногами, но мне совсем не весело: вокзал закрыт на огромный амбарный замок. Поезд, просигналив мне на прощание, скрылся во мгле. Успеваю заметить, что поселок одноэтажный, дома расположились по обе стороны железной дороги. На какой из сторон находится улица Советская, где располагается местная библиотека? Но спросить-то не у кого. И вдруг — слышу песню. Она все громче, громче:
