Владислав Крпивин - Дагги-Тиц
Оказалось, что Вик, хотя и смирный с виду, но вовсе не трус. По крайней мере, учителей он не боялся. И назавтра, когда у четвероклассников кончался последний урок, Вик появился в школе. Встретил в коридоре Таисию и сказал, что надо поговорить. Об ученике Гусеве.
— А вы, собственно, ему кто? — Таисия уже знала, что отца нет.
— А я, собственно, ему знакомый. Моя жена присматривает за ним, пока мать в отъезде… Это что-то меняет?
— Меняет. Насколько я вижу, присматривает она недостаточно. Он не вылазит из троек. Давайте, я покажу вам журнал…
Они вернулись в класс (Инка тоже), но Вик смотреть журнал не стал и сказал, что пришел интересоваться не оценками. Он хочет знать, почему к мальчишке пристает всякая шпана, а они — то есть педагоги и наставники, которые, вроде бы, обязаны защищать своих учеников — ничего не делают и хлопают ушами.
Таисия сказала, что она ничем не хлопает, а кто к кому пристает — это еще неизвестно. Гусев сам ведет себя вызывающе и восстанавливает против себя окружающих. Вчера, например, он ее, свою учительницу, назвал идиоткой!
— Вот вранье-то! — возмутился Инки.
— Вот видите, видите! Как он разговаривает!
— А если вранье, как разговаривать? — сказал Инки.
Вик свел белобрысые бровки.
— Иннокентий, ты обожди… Если он, Таисия Леонидовна, разговаривает грубо, поставьте двойку за поведение. А то, что семиклассники его лупят и деньги с него трясут, это все равно недопустимый факт. Тут не надо смешивать разное понимание…
— А никто и не смешивает! Я интересовалась семиклассником Расковаловым, это вполне благополучный школьник. Учится почти без троек, ни в чем плохом не замечен. У него прекрасная семья, отец подполковник милиции, не раз бывал в горячих точках, вел себя там героически. И сына воспитывает в самых строгих правилах…
— Похоже, так и воспитывает… — сказал Вик, глядя мимо Таисии.
— Что вы имеете в виду?
— Да ничего… Видел я этих витязей в сизом камуфляже. И в мирное время, и в деле, на зачистках… Воспитатели… — Инки увидел, как натянулась кожа на лице у Вика.
— Это… не вам судить! У подполковника Расковалова награды!
— У многих награды, — скучновато заметил Вик. — Только не все ими брякают при народе…
— Не знаю, кто чем брякает! Но Расковалов — отец своего сына! А вы… еще неизвестно по какому тут праву… Думаю, комиссия при районной администрации должна заинтересоваться, почему ребенок живет с посторонними людьми, а мать болтается неизвестно где…
— Вы мою мать не трогайте, — Инки тяжело поднял глаза. — Это вы сами, наверно, болтаетесь, а она ездит в командировки… Вик, пойдем…
Дома, узнав, какой был разговор, Марьяна изругала Вика и хотела прогнать его. Но Инки сказал, что Вик все говорил правильно. Марьяне, кажется, это понравилась, хотя она и заявила вредным тоном, что все мужики одного поля ягода, одинаковые придурки. Потом велела Инки чистить картошку, и он в этот раз не стал спорить…
Потом он лежал и смотрел, как муха качается на маятнике. Она не только качалась, а дважды подлетала к Инке, погуляла по руке, сидела на заштопанном колене и затем снова улетела под ходики. Те выдавали свое «дагги-тиц» слегка сердито. Наверно, злились на Бригаду и Таисию…
А наутро Бригада, Чебак и Ящик излупили Инки снова. Сильней, чем накануне.
Похоже, что на этот раз они караулили его специально. Ловко подскочили сзади, утащили за старый заколоченный ларек, что стоял через дорогу от школы. Сразу вляпали по скуле, двинули в поддых. Правда, не сильно, дыхание не перебилось. Инки сумел выдохнуть:
— Чё я вам сделал-то, заразы!
Это «заразы» само по себе уже являлось сопротивлением, вызовом и причиной для возмездия. Но была и другая причина:
— Ты, гнида! Еще спрашиваешь! — выплюнул Ящик из похожих на сосиски губ. — Кто наклепал Вашей Таисюшке, будто мы с тебя деньги качали?
— Мы хоть копейку у тебя взяли? — красиво улыбнулся Бригада. — Врать, мальчик, нехорошо…
— Понял? — спросил Чебак, поморгал рыбьими глазками (хотя рыбы, как известно, не моргают) и задумчиво стукнул его кулаком по уху. Инки пнул Чебака в колено. А Ящика толкнул изо всех сил в грудь. Было уже все равно: теперь так или иначе излупят на всю катушку.
Тут же Смока бросили животом в сырой мусор, уперлись коленом в спину, взяли за волосы на загривке, несколько раз сунули в грязь носом. А когда он сумел снова поднять лицо, то увидел у самого носа модный красно-белый башмак на рубчатой подошве. От него воняло мокрой синтетикой и потом. Башмак был Бригады.
Рядом с башмаком лежал осколок гранита — из недалекой кучи гравия, который привезли для засыпки колдобоин. Осколок был как топорик первобытного человека.
Инки вытянул руку, взял топорик в горячую ладонь (жилка у глаза билась, как пулемет), извернулся и всадил заостренный гранит в носок бело-красного башмака.
— А-а-а!! И-и-и-и!..
То ли услыхав этот вопль, то ли по случайности появился за киоском крепкий учитель физкультуры по прозвищу Офсайд. Отпихнул Чебака и Ящика, ухватил на руки орущего Бригаду и, шагнув через Инки, понес пострадавшего к школе. Чебак и Ящик рысью двинулись туда же (Чебак прихватил с земли «топорик»).
Инки встал. Подолом куртки оттер лицо, отряхнул брюки. И тоже пошел в школу, подобрав по пути сумку…
Был он с фингалом и помятый, но никто на это не обратил внимания. Только сосед по парте, скучный и ленивый Димка Пахомов спросил:
— Опять, что ли, эти приклеились?
— Ну… — сказал Инки.
— Они тебя доведут до крышки…
— Похоже на то, — сказал Инки.
— Хватит болтать! — потребовала Таисия. — Проверочная работа. Пишу два варианта, чтобы не сдували друг у друга… Сначала решайте на черновиках, чтобы не черкать в тетрадях…
У Инки ничего, конечно, не решалось. Он стал рисовать на черновике Сима и Жельку, идущих по натянутой от игрушечного домика леске. Он знал, что все это добром не кончится. И ничуть не удивился, когда дежурная техника тетя Лиза приоткрыла дверь и сообщила:
— Таисия Леонидовна, вашего Гусева к директору. Вас тоже…
ПроклятиеТаисия тоскливо посмотрела на Инки, потом велела:
— Все сидят тихо и решают! Если не хотят двойку в журнал! На перемену никто не идет… — И пошла к двери. Инки за ней. Так и шагал следом, когда она стукала каблуками по половицам, по ступеням, двигалась к директорскому кабинету. У двери велела:
— Стой здесь… — постучала и вошла.
Инка стал ждать. Ждал, ждал, слыша неразборчивые голоса. Ощущал скучноватую и несильную боязнь. Вспоминал Бригаду и даже слегка сочувствовал ему (как он орал!). Наконец дверь приоткрылась, Таисия деревянно сказала:
— Войди, Гусев.
Инки шагнул через порог.
Тут же он увидел Бригаду. Тот сидел у стены. Одну ногу поджал под стул, вторую вытянул. Ступня этой вытянутой ноги была замотана марлей. Снятый башмак (с треугольной дыркой на носке) Бригада держал в опущенной руке. Мокрыми злющими глазами глянул на Смока. В глазах читалось: «Ну, сейчас ты поимеешь, гад, все, что заработал…»
А еще Инки увидел, конечно, директоршу Фаину Юрьевну со светло-желтым крашеным тюрбаном прически и пухлыми пальцами, которые растопыренно лежали на блестящем коричневом столе. Лицо тоже было пухлое, маленький красный рот терялся на нем в складках. Таисия встала сбоку от стола. С другого бока стояла черная и худая Клавдия Львовна — должность ее называлась «завуч по младшим классам». Получилось, что Таисия с Клавдией как директорская охрана. Все трое воткнули глаза в четвероклассника Гусева.
— Ну? — выговорила завуч. То ли ласково, то ли ядовито.
Инки смотрел чуть в сторону от нее и молчал.
— Ну, Гусев? — повторила она нетерпеливо.
— Что? — шевельнул он губами.
— Что надо сказать, когда входишь в кабинет директора?
— Что? — сказал Инки.
— Надо поздороваться! — взвизгнула Таисия Леонидовна. — Не учили тебя, да?!
— А… здрасте… — внутри у Инки шевельнулись удивление и усмешка. При чем тут «здрасте», если сейчас его будут всячески изничтожать. Это же понятно каждому, даже вот медной фигурке примерной школьницы на директорском столе.
— Он еще и усмехается, — уже без выражения сообщила завуч Клавдия. (Значит, Инки усмехнулся все-таки не про себя, а снаружи; вот балда!)
— Это нечаянно, — объяснил он.
— По-моему, он издевается, — прежним бесцветным тоном сообщила завуч.
Директорша Фаина Юрьевна постукала тяжелыми пальцами о стол.
— Облик достаточно ясен… Таисия Леонидовна, этот… Гусев… он всегда таков?
— Я знаю его полтора месяца. Но за этот срок можно было сделать вывод, что да… всегда…
Клавдия постукала пальцами опять.
