Время испытаний - Алан Григорьев
Элмерик, опомнившись, поклонился им обоим, и наставник удостоил его кивка.
Рука эльфа легла на холку огромного белого пса с красными ушами — сегодня, для разнообразия, видимого. Тот вдруг забеспокоился, поджал хвост и тихонько заскулил, заглядывая в лицо хозяину. Бард удивился: что же могло так напугать всегда бесстрашного Брана? Не арфа же, которая висела за спиной у наставника? Не та, на которой обычно играл Каллахан, а новая, в белом чехле с серебряными узорами, похожими на изморозь на окнах. Наставник успокоил пса, сказав ему что-то на эльфийском. Его лицо выглядело безмятежным, но бард был уверен, что на самом деле командир волнуется, как и все. А может, даже больше остальных. Эх, вот бы тоже научиться скрывать свои чувства столь же искусно…
Мастер Шон, выйдя из дома и поприветствовав остальных, побрёл к одному из стоявших за воротами защитных камней, утопая в снегу по щиколотку. Он коснулся припорошенной снегом поверхности, почти обнимая древний валун, и начал читать заклинание. Элмерик видел, как шевелились его губы, но не мог разобрать слов из-за ветра.
Вдруг послышался едва различимый ухом низкий нарастающий гул. Камень засветился изнутри тёплым янтарным светом — словно бы в одном сосуде смешали мёд и молоко. Снежная шапка, растаяв, стекла вниз, и камень снова потух. Гул тоже пропал, но беспокойство, поселившееся в груди, никуда не делось. Шон надвинул на голову капюшон и, закутавшись в плащ, не спеша побрёл обратно к дому. Он напоминал чёрного ворона на серебряном поле и Элмерик задумался: мог бы быть у рыцаря Сентября такой герб? Есть ли вообще у эльфийских родов гербы, как у людей, или же в волшебной стране своя геральдика? Он лишь знал, что королева Медб пишет свои послания на листах дуба или винограда, а вместо подписи рисует солнце в круге. Каллахан же рядом со своим именем на свитках с песенными чарами частенько ставил печать — след птичьей лапы. Интересно, а как подписывается король Браннан?
— Понимаешь, что он сделал? — голос наставника раздался над самым ухом так неожиданно, что Элмерик аж подпрыгнул.
И когда успел подкрасться? Ведь только что стоял на крыльце вместе с королём… То, что светлые одежды Каллахана легко терялись из виду на белом снегу, не оправдывало беспечность барда. Особенно сегодня, в день Зимней Битвы.
— Разрушает защиту? — с губ Элмерика сорвалось облачко пара.
— Так и есть. А понимаешь, для чего?
— Чтобы защита не помешала Вратам открыться?
Солнце поднялось над верхушками елей, ветер стих. В наступившей тишине было слышно, как под ногой короля, одиноко стоявшего на крыльце, скрипнула ступенька. Барду на мгновение показалось, что Артур колеблется. Но спустя мгновение тот резко вздёрнул острый подбородок, поправил перевязь меча и широко зашагал навстречу Шону. Встретившись, они обменялись парой слов и рукопожатиями (перед глазами Элмерика снова встала эта картина: чёрное, красное и белое — у этой зимы словно не было других красок). Рыцарь Сентября, продолжая путь, направился к дому, а король, ускоряя шаг, устремился к камню.
— Подумай ещё, — посоветовал Каллахан. — Ты почти прав, но всё же не совсем.
Его пёс принялся носиться вокруг колодца за синицами. Жизнерадостный лай немного отвлекал Элмерика, не давая проникнуться всей торжественностью момента, но бард всеми силами старался не обращать внимания на глупые собачьи игры.
— Как можно быть почти правым? Ты уж либо прав, либо нет…
Эльф глянул на него и загадочно усмехнулся. Элмерик подтянул ремень арфы.
— А ещё долго? Когда король откроет Врата, Зимняя Битва начнётся сразу? Или когда мы пойдём в лес?
Каллахан приложил палец к губам, продолжая внимательно следить за каждым шагом и каждым жестом Артура.
Король тем временем дошёл до камня, опустился перед ним на одно колено, коснулся шершавой поверхности обеими ладонями, да ещё и прислонился лбом. Губы его шевелились — было похоже, что он молится.
Валун начал разгораться под его руками, и фигуру короля окутало золотое сияние. В янтарно-медовых переливах заалела, пульсируя, сердцевина, похожая на язычок пламени. В этот миг король резко поднялся, одним движением выхватил меч и вонзил его прямо в камень.
Элмерик невольно зажмурился, ожидая скрежета, или искр, или — ещё хуже — звона ломающейся стали, но клинок вошёл в породу, как в тёплое масло. Свет вмиг погас, валун снова стал серым, безжизненным и твёрдым. Король дёрнул рукоять на себя, убеждаясь, что меч застрял крепко, и, повернувшись, махнул рукой Каллахану. Элмерик понял, что ритуал окончен: все пути мира открыты в первое полнолуние после Самайна, называемое также Луной Охоты.
— Наши дольмены… они и есть Врата? — Элмерик почувствовал, как у него немеют губы: то ли от холода, то ли от волнения. Сейчас он полжизни готов был отдать, чтобы просто остановить время.
— Ты всё правильно понял. И пока меч будет в камне, они не закроются. А если случится так, что Артур погибнет, не оставив наследников, все пути мира останутся открытыми навеки. Но мы этого не допустим. Идём — нам пора.
Не до конца осознавая слова наставника, бард моргнул раз, другой, а когда открыл глаза в третий раз, над его головой раскинулось бескрайнее серебряное небо, полное синих искр и сполохов. Лес был не вдалеке, а вокруг. Везде. Деревья стали выше, их ветви сплелись над головой, образуя купол над всем холмом. Мельница, колодец, ручей — всё осталось на своих местах, вот только вокруг был холодный чужой мир, а может, и вовсе Междумирье. Мельничное колесо обындевело, вода в Рябиновом ручье замёрзла, но подо льдом кипела жизнь, мелькали тёмные тени, будто там проплывали громадные рыбы или иные существа. Элмерик невольно поёжился и отвёл взгляд, надеясь, что им не придётся ступать на этот лёд. Казалось, под ним скрывается настоящая бездна.
Все Соколы — и старшие, и новобранцы — стояли бок о бок на заснеженном холме в самом центре протаявшего круга. Под их ногами была чёрная земля, от которой вверх поднимался дымок, но жара совсем не чувствовалось. Соколята с опаской озирались по сторонам, лишь Келликейт — уже с завязанными глазами — держала за руку Орсона
