Кто моя мама - Аделаида Александровна Котовщикова
— Это не ваша девочка заблудилась в лесу?
Увлечённые игрой дети не заметили, как в комнату вошла бабушка.
— Может, сейчас пообедаете? Или маму с папой подождём?
— Ах, бабушка, ты пришла! Как мы играем интересно! — закричала Зина.
— Я охотник, бабушка! — Котя подскакивал от восторга. — Я девочку в лесу нашёл!
Галя поднялась с полу, где она сидела окружённая куклами, и проговорила тихо:
— Здравствуйте!
— Бабушка, это Галя придумала так играть, — суетился Котя. — Это Галя!
Бабушка погладила Галю по голове:
— Вот, значит, Галя какая выдумщица!
— Ты нам не мешай, бабушка! — сказала Зина. — Сейчас самое интересное будет: Соню надо переодеть, она в лесу вся промокла. Обедать мы потом будем.
Бабушка вышла из комнаты.
— А может быть, Галя хочет есть! — заявил Котя. — Какая ты, Зинка!
Зина смутилась.
— Без тебя знаю! — бросила она Коте. — Просто спросить не успела. Галочка, может быть, ты хочешь сейчас обедать? Не ждать папу с мамой?
— Что ты! Что ты! — испугалась Галя. — Я уже обедала. И вообще я не знаю, сколько времени. Я уже так долго здесь…
— Ничего не долго! Ну, так как? Сказать бабушке, чтобы накрывала на стол?
— Нет, нет! Я же обедала перед уходом. А сколько времени?
— Да вон часы! — показала Зина на стену. — Ещё рано совсем. Четверть пятого.
— Четверть пятого! — ахнула Галя. — Уже скоро за уроки сядут. До свиданья, Зиночка! — Она потрепала Костю по взлохмаченной голове. — Бабушке скажи «до свидания» от меня.
— Да не выдумывай ты! — закричала Зина. — Я тебя не отпущу без обеда. Выдумала уходить! Мы же не доиграли ещё! Рано совсем!
— Давай дверь запрём! — предложил Котя. — Она и не уйдёт.
— Ах ты, озорник! — покачала головой Галя. — Зиночка, где моё пальто? Я и так, наверно, опоздаю. Софья Павловна не хотела меня в будний день отпускать, а Мария Лукьяновна, она у нас такая добрая, говорит: «Иди, только чтобы ровно в половине пятого была на месте, в групповой».
— Фу-у, как скучно! — скривилась Зина. — Вечно у тебя что-нибудь… Не держи дверь, Котька! Ещё достанется ей, если опоздает.
— Ничего мне не достанется! А я же обещала.
— Обещала! Подумаешь! Если б это не ты, а кто другой, я бы прямо обиделась, что ты так убегаешь. А на тебя ведь и рассердиться-то как следует нельзя.
— Почему?
— Так ведь ты сиротинка!
Секунду Галя молчала. Потом густая краска залила её щёки.
— И ничего подобного! — прошептала она в негодовании. — И… Ну, и пожалуйста! И очень надо…
Она метнулась в переднюю, не зажигая света, отыскала на вешалке своё пальто, торопливо напялила его на себя.
Зина кинулась за ней.
— Галя, ну, что ты! Я же нечаянно, просто так… Галочка, ну, не сердись!
Котя топтался в дверях, переводя пристальный вопрошающий взгляд с сестры на Галю.
Галя ткнулась в дверь, с усилием отперла её и выскочила на улицу.
Почти всю дорогу до детского дома она бежала бегом. И не только потому, что боялась опоздать, не хотела обмануть Марию Лукьяновну: ведь обещала ей вернуться в половине пятого! Нет, не только поэтому.
Гале хотелось как можно скорее очутиться в детском доме, со своими ребятами. Там всё своё, родное, там никто не назовёт её так противно: «сиротинка».
Валя Соколова-Паркетова
На занятия Галя не опоздала. Ещё и за столы в групповой никто не садился. Девочки столпились в коридоре у окна. Мальчики держались позади, заглядывали через их головы. Кого это так обступили? Галя раздвинула подруг, протиснулась между ними.
На подоконнике сидит девочка. Да это Валя Соколова из их группы! То есть она прежде была в их группе. И теперь она не Соколова, а Паркетова. Месяца два назад Валя ушла из детского дома, — её удочерила бездетная женщина, работница одного завода.
— Здравствуй, Валечка! — сказала Галя. — В гости к нам пришла?
— Галочка! Здравствуй! — обрадовалась Валя. — Как я рада всех вас видеть. Так вот, — сказала она другим тоном, видимо, — продолжая свой рассказ, прерванный появлением Гали, — мы с мамой решили сшить мне новое платье к Новому году. Мама хотела даже раньше, к седьмому ноября. Но ей непременно надо было купить туфли, и я настояла, что раньше ей туфли, а уже потом мне платье. Мы с мамой обо всём советуемся, как лучше сделать.
Валя, маленькая, третьеклассница, рассказывала так важно, с достоинством. Все слушали затаив дыхание.
«Изменилась она, — подумала Галя. — Выросла? Нет. А лицо какое-то другое… Выражение…»
— Девочки, уроки готовить! — позвала Софья Павловна.
— Ой, я вас задерживаю! — Валя слезла с подоконника. — Я ещё как-нибудь приду. А я уроки вечером могу сделать. — В её голосе послышалась нотка превосходства, — или утром, когда мама на работу уйдёт. Я во вторую смену учусь.
Валя пошла по коридору, оглядывалась и кивала на ходу. Пальто на ней было прежнее, из детдома, а шапочка какая-то другая. И вот она исчезла, эта Валя Соколова-Паркетова, улыбающаяся, совсем какая-то другая, чем та, что жила тут. Даже странно. Три года жили вместе, была просто Валя; два месяца пожила с новой мамой — и уже не та…
Девочки, не глядя друг на друга, молча вошли в групповую. Только первоклашка Нина сказала:
— А я, может, тоже найду себе маму!
— Ой, девочки, нам сколько по истории задали — ужас! — воскликнула шестиклассница Клава.
Как ни в чём не бывало все заговорили об уроках, расселись по своим местам. Кому-то понадобилась чистая тетрадка, у кого-то перо сломалось.
Как всегда, все учили уроки. Потом пошли в библиотеку; мальчики шумно играли. Потом был ужин. После ужина занимались в кружках. Жизнь текла как обычно. Никто ни разу не заговорил о Вале Соколовой-Паркетовой, точно она и не приходила.
А после отбоя, когда все уже лежали в кроватях в спальне, освещённой лишь светом уличного фонаря, Тоня Колосова вдруг произнесла задумчиво:
— Должно быть, туфли у её матери здорово прохудились, раз она настояла, чтобы прежде туфли, а потом ей платье.
Тоня не назвала, кто это «она», но все и так поняли.
— Она не такая какая-то стала, — вполголоса отозвалась Света.
И вдруг Галя поняла, что девочки так же, как и она сама, всё время думали о Вале. Они всё делали как всегда, они смеялись и бегали, и казалось, никто не думал о Вале. Но так же, Как и она, всё время думали о том, как Валя там живёт со своей новой мамой.
— И где может быть моя мама? — как эхо, мечтательно донеслось в темноте с чьей-то кровати. Тон был таким необычным, что
