Что бывало - Борис Степанович Житков
Огромным чувством ответственности за вверенных ему людей «подперт дух» другого капитана — из рассказа Житкова «Механик Салерно». Суровому экзамену подверг его мужество Житков. Чувство чести помогает капитану выдержать экзамен.
«Итальянский пароход шел в Америку. Семь дней он плыл среди океана, семь дней оставалось ходу. Он был в самой середине океана. В этом месте тихо и жарко.
И вот что случилось в полночь на восьмые сутки…»
В полночь на восьмые сутки кочегар, босиком шлепавший по палубе, заметил, что палуба сильно нагрелась: «голую подошву жжет. Будто идешь по горячей плите». Кочегар доложил механику Салерно, механик доложил капитану. Капитан при помощи градусника измерил температуру в трюме — оказалось 63 градуса жары. Значит, в трюме что-то горит, значит, на пароходе может вспыхнуть пожар. Посреди океана. А там, в каютах, на палубах, пассажиры — более двухсот человек. Среди них женщины, дети. Что делать? Капитан рассчитал: пожар должен вспыхнуть через трое суток. Если изменить курс и дать машине полный ход, за трое суток можно добраться до тех мест, где часто ходят пароходы. Но для этого надо, чтобы кочегары в машинном без устали поддавали пар, чтобы матросы не покладая рук строили плоты и, самое главное, чтобы грозная опасность осталась для пассажиров тайной.
Но расчеты капитана оказались неверными. Дело было хуже, чем он предполагал. На вторые сутки механик Салерно, плача и ломая руки, признался капитану, что за крупную взятку он, Салерно, в одном из портов разрешил погрузить в трюм двадцать бочек с бертолетовой солью, а это вещество самое опасное: «ее нагревает, она выпускает кислород, а от него горит. Сильней, сильней все горит». Значит, опасность во сто раз больше, чем думал капитан поначалу, значит, не сутки остались, а всего только какие-нибудь часы… «Капитан и судно — одно». Взрыв на судне, гибель людей — бесчестье для капитана.
И капитан выдерживает экзамен. В своем рассказе Житков с замечательной художественной силой изображает человека, героически борющегося с опасностью. Житков не описывает нам наружности капитана, не рассказывает биографии, но мы чувствуем главное в нем — жар его души, непреклонную твердость характера. Речь его лаконична, скупа, решения он принимает мгновенно и не колеблясь. Он весь как туго натянутая струна. Он должен, он обязан спасти пассажиров, он отвечает за них. Как спасти? Ему помогают мастерство и опыт.
«Много случаев знал капитан. Страх — это огонь в соломе. Он охватит всех. Все в один миг потеряют ум. Тогда люди ревут по-звериному. Толпой мечутся по палубе. Бросаются сотнями к шлюпкам. Топорами рубят руки. С воем кидаются в воду. Мужчины с ножами бросаются на женщин. Пробивают себе дорогу. Матросы не слушают капитана. Давят, рвут пассажиров. Окровавленная толпа бьется, ревет. Это бунт в сумасшедшем доме».
Вот это должен предотвратить капитан. Главная его борьба была с главным врагом всех героев Житкова — со страхом. Но не со своим — с чужим.
Он сказал механику и кочегару: «Нельзя, чтобы знали пассажиры… мы все погибнем раньше, чем пароход». Он приказал команде день и ночь строить плоты и подбрасывать уголь в топки. И объявил: «Сболтни кто о пожаре — пуля…»
Самое сильное место рассказа — то, где обнажается основная мысль автора. То место, где рассказано, как капитан поднимает дух команды, напоминает им о чести моряков, создает опору для их дрогнувшего духа.
Среди матросов нашлись слабые люди — подчиняясь усталости и страху, они бросили работать. Зачем делать плоты? Они, команда, могут спустить шлюпки и покинуть пароход. Им и шлюпок довольно. А пассажиры пусть как хотят.
Капитан услышал крики и спустился по трапу в трюм.
«— Молчать! — сказал капитан. — Слушай, что я скажу.
Капитан стоял на трапе выше людей. Все на него глядели. Жарко дышали. Ждали.
— Не будет плотов — погибли пассажиры. Я за них держу ответ перед миром и совестью. Они нам доверились. Двести пять живых душ. Нас сорок восемь человек…
— А мы их свяжем, как овец! — крикнул матрос с топором. — Клянусь вам!
— Этого не будет! — крепко сказал капитан. — Ни один мерзавец не тронет их пальцем. Я взорву пароход!»…
«— Товарищи моряки!.. Лучше погибнуть честным человеком, чем жить прохвостом! Скажите только: «Мы их погубим», — капитан обвел всех глазами, — и я сейчас пущу себе пулю в лоб. Тут, на трапе. — И капитан сунул руку в карман.
Все загудели глухо, будто застонали.
— Ну так вот, вы — честные люди, — сказал капитан. — Я знал это. Вы устали. Выпейте по бутылке красного вина. Я прикажу выдать. Кончайте скорее — и спать. А наши дети, — капитан кивнул наверх, — пусть играют, вы их спасете, и будет навеки вам слава, морякам Италии. — И капитан улыбнулся. Улыбнулся весело, и вмиг помолодело лицо.
— Браво! — крикнул молодой матрос».
Этой улыбкой освещено не только лицо капитана, ею освещается и главная мысль Житкова:
«…наши дети пусть играют, вы их спасете…»
Капитан пробудил в команде чувство ответственности перед родиной, которым был переполнен сам, — «и будет навеки вам слава, морякам Италии». Трудовой долг, честь моряков требовали подвига, жертвы во имя родины, во имя детей. И капитан сам готов был идти на смерть и, не задумываясь, поднимал оружие против всякого, кто вольно или невольно мешал исполнению этого долга. Два убийства совершает капитан на протяжении рассказа, — но только ханжа поставит ему эти убийства в вину. Он выкинул за борт того пассажира, который сеял панику. «Этот длинный — спичка в соломе». Выстрелом из револьвера он уложил на месте другого — того, который оттолкнул женщину с ребенком, чтобы первым спуститься на плот.
«Вдруг испанец оттолкнул свою даму. Он растолкал народ, вскочил на борт. Он приготовился прыгнуть на плот. Хлопнул выстрел. Испанец рухнул за борт. Капитан оставил револьвер в руке».
Этот пассажир-испанец принадлежал к тому типу ненавистных Житкову людей, которых Житков неустанно разоблачал в своих книгах. Это фанфарон, хвастунишка, ничтожество, он щеголяет ненастоящею, напускною храбростью. «Со мной, сударыня, уверяю, не страшно и в аду», — говорит пассажир даме, еще не зная об опасности. Но вот опасность наступила. Он не выдерживает экзамена, устроенного ему Житковым, оказывается на поверку трусом.
Не выдерживает экзамена и мичман из рассказа «Сию минуту-с!..»: он пугается ручного леопарда, боится войти в каюту, и капитан списывает его на берег. А ведь
