Валерий Алексеев - Остров гарантии
Но вдруг одно пустячное обстоятельство изменило все мои планы. Откуда ни возьмись, прилетела сердитая тощая муха и, сев на зеркало-трюмо, принялась деловито его пересекать с запада на восток, отражаясь в стекле своими лапками и пузом, как гребная галера.
– Корабль! – чуть не закричал я. И верно: из-за розового мыса на зеленоватую гладь внутреннего моря выползло высокое и черное шестивесельное судно. – Корабль!
Невидимый с моря, сидел я в своем аэроне и собирался уже нажать белую клавишу старта, как вдруг из пышных зарослей восточного берега вынырнула и заскользила по воде вторая галера. Бесшумно и ровно летели двухъярусные корабли навстречу друг другу, но неожиданно одна из галер вздрогнула, накренилась и, вспыхнув ярким пламенем, исчезла в воде. Минута – и второе судно скрылось за лесистым полуостровом западного берега. Наступил полный покой. Озеро зеленовато мерцало, как экран осциллографа, и ничто на его поверхности не напоминало больше о случившейся драме. Только в самом центре трюмо остался черный язычок копоти. Я стер со стекла следы несчастной мухи, спрятал спички в карман и задумался.
Я не умею фантазировать. Мне не под силу выдумать то, чего не может быть никогда. Здесь Шурик со своей гениальностью и Борька со своей способностью выдавать завиральные идеи дадут мне сто очков вперед. Соревноваться с ними в этом – дело для меня безнадежное. В одном я был намного их сильнее и знал это и немного этим гордился: я больше, чем они, думал над тем, как должно быть и почему этого нет и как сделать, чтобы это было. У Борьки на такие размышления просто не оставалось времени. Он был человек действия и не думал, а поступал, а потом удивлялся, как это оно все получилось. Что же касается Шурки, то в этой сонной голове, возможно, шли какие-то процессы, но ни мне, ни Борьке, а может быть, даже и ему самому не было об этом ничего известно. Так что пусть они творят на своих континентах то, чего не может быть никогда. На моем, и только на моем, будет то, что должно быть, и ничего больше.
Что должно быть прежде всего? Справедливость и правда. Дружба. Любовь. Это все я уже продумал и порядок тоже продумал: убывающая степень важности. Без любви, на худой конец, еще можно обойтись. Без дружбы – труднее. Если нет и того и другого, можно воевать в одиночку. За то, чтобы была правда и была справедливость.
Вопрос только в том, кто будет решать, что справедливо и что несправедливо.
Ну, здесь притворяться нечего: наверно, все-таки это решать буду я. Конечно, надо, чтобы я сам был при этом справедливым человеком, иначе вся справедливость летит кувырком. Отец мне сказал как-то раз: «Попробуй поступать так, чтобы любой твой поступок мог быть возведен во всеобщее правило». Мне эта штука очень понравилась. Правда, потом оказалось, что до отца это сказал Кант. Но все равно я решил попробовать. И ничего не получилось. Срезался на первом же мелком бытовом вранье. Глупо, конечно, без предварительной тренировки пытаться установить всеобщие правила для себя и для Борьки, для Шурки и для Маринки. Но для своего континента – стоит попробовать. Значит, что? Значит, надо начинать с Главного Закона. Пусть это будет сперва Главный Закон для меня одного, а потом уже для всего моего континента.
Главный Закон – это было уже что-то. Главный Закон – эта идея мне понравилась. Воодушевившись, я взял карандаш и расчертил лист бумаги на три графы. Потому что младенцу ясно, что в моем Главном Законе должно быть три раздела:
«Справедливость и правда».
«Дружба».
«Любовь».
15
– Привет, командоры! – сказал я, входя в конференцзал.
Но командоры меня не слышали. Бессменные члены Великого Совета планеты Лориаль сидели в своих креслах на расстоянии метров пяти друг от друга и стреляли один в другого жеваной промокашкой. На этот предмет у каждого в зубах была пластмассовая трубка от авторучки.
– Ну, ты, агрессор! – обиженно сказал Шурик Борьке. – Нечего придвигаться, жила долго не живет!
– Я не придвигаюсь, – возразил Борька, – у меня идет передислоцировка.
В это время кусок промокашки попал Борьке в глаз. Командор заморгал и, выругавшись, запихнул в рот добрую четверть листа, а Шурка захохотал:
– Вот это я понимаю! Точность попадания – сто процентов!
– Корчись, корчись, – угрожающе отозвался Борька, – это будут твои предсмертные судороги.
Боеприпасов командорам явно не хватало. В ход пошли старые исписанные тетрадки, потом пришла очередь газет.
Мое появление командоры игнорировали. Я сел в свое кресло и презрительно скрестил руки на груди. Снаряды проносились мимо меня в обе стороны. При поражении объекта оба командора злорадно смеялись. Но им был нужен масштаб.
Тогда они сбегали на кухню, притащили по кастрюле с водой и стали мочить в воде газетные листы, комкать их и швыряться комками.
– Смотри, – сказал Шурка, – а это будет стомегатонный колосс, который уничтожит все в радиусе пятидесяти миль.
Громкий шлепок, тишина.
Я повернулся в сторону командоров.
Держась за живот, Шурик извивался в кресле от беззвучного хохота. Борька, побледнев от ярости, соскребал с макушки остатки стомегатонного колосса. Я знал, что, когда Борька бледнеет, с ним лучше больше не связываться, и поэтому поспешил вмешаться:
– Эй, вы, тронутые!
Но было уже поздно. Взревев от ярости, оскорбленный Борька схватил подушку от тахты и кинулся на командора Шурри. Тот мигом сообразил, что не уйти от возмездия, и через минуту военную ситуацию можно было изложить только в самых общих чертах.
– Ну что? – спросил я, когда члены Совета Лориали сели в кресла отдышаться.
– Кто спровоцировал конфликт?
– Он! – вытирая рукавом пот со лба, выдохнул Шурка. – Этот гнусный агрессор захватил остров Гарантии, не спросив даже нашего согласия!
– А если некогда было радировать? – запальчиво возразил Борька. – Если у меня на континенте мухи дохнут от скуки? И потом, я же не закрываю для вас двери. Просто мне все это надоело.
– Вот те здрасте! – сказал я. – А где же твои амазонки и каннибалы? Где твои верные набобы и баобабы?
– Да ну их! – отмахнулся Борька. – Я не тихопомешанный, чтобы сидеть одному в комнате, смотреть на карту континента и блаженно улыбаться.
Видно, он давно уже заготовил эту длинную тираду и сейчас выпалил ее, не сбившись и ни разу не переведя дыхания.
– Ну, а ты что там натворил? – спросил я Шурку.
– Я? – сказал Шурка. – Я ничего. Я с самого начала знал, что из этой затеи ничего не получится. Так, детство заиграло.
– Привет тебе! – Я даже растерялся. – Ты же сначала здорово так рассказывал.
– Чтоб слушали, и всё. Я тоже в одиночку не могу играться.
– Эх, вы! – сказал я. – Дети, дети. А я-то старался, писал Главный Закон.
Не знаю, зачем я сказал об этом. Возможно, мне просто хотелось на них кое-что проверить. Но командоры отнеслись к моему сообщению без особого интереса.
– А, закон, – вяло проговорил Шурик.
– Хорошее дело, – одобрил Борька. – Раз есть закон, нужен флаг, гимн, денежная система.
Тут мысли его заработали в каком-то своем направлении. Он сел, нахохлился и начал о чем-то про себя рассуждать, то щурясь, то пожимая плечами. Я ждал терпеливо, как первоклассник, который выучил урок назубок и все боится, что его спросят, и только на это надеется. Наконец Борька пришел к какому-то выводу, одобрительно себе подхмыкнул и вспомнил про меня.
– Что же ты? – великодушно сказал он. – Выкладывай, не стесняйся.
Волнуясь, я развернул вчетверо сложенную бумажку с проектом, хотел было объяснить, что это только наброски, но раздумал и начал читать:
– «Часть первая. СПРАВЕДЛИВОСТЬ И ПРАВДА.
Сильный человек должен быть справедливым – если, конечно, он по-настоящему силен. Настоящая сила не боится справедливости. Вся несправедливость идет от слабости, точнее – от страха, что другие узнают про твою слабость.
Поэтому: не бойся своей слабости, если хочешь быть справедливым. Знай о ней сам, предупреждай о ней других, не старайся ее скрывать. Помни: только еще более слабый человек может воспользоваться твоей слабостью. А более слабого нет смысла бояться.
Еще: знай о своей силе, не прячь ее, как камень за пазухой, но и не выставляй напоказ. Сила сама себя покажет. Будь силен с сильными, только так можно стать еще сильнее. Но не старайся стать самым сильным: это не нужно, невозможно и несправедливо.
Будь равным среди равных, не бойся и не гордись.
Защищай слабых, но старайся делать это так, чтобы они об этом не знали. Им может не понравиться твоя защита.
Не старайся подчинить себе другого. Если ему нужно, он сам тебе подчинится.
Не нужно – значит, и ты не сможешь его подчинить.
Если человек хочет скрыть свою слабость, помоги ему в этом. Никогда никого не унижай.
Не отказывайся от помощи, даже если она тебе не очень нужна: это несправедливо.
