Наталия Лойко - Женька-Наоборот
Хозяйка дома тем временем спешит убрать суконку, желтую от мастики, и поправить на столике фотографию сыновей. Несколько минут назад она сама, задумавшись, сдвинула ее с места. Касаткина, прищурясь, смотрит на снимок:
— До чего дети меняются! Помните, каким тихоней был новорожденный Женя? Наша и та казалась крикухой… Да и после вы на него не жаловались, в прежние годы…
Надежда Андреевна твердо знает: ни теперь, ни прежде она при посторонних не роптала на сына. Касаткиным тем более не жаловалась. Возможно, он чем-либо обидел их девочку? Судьба очень некстати свела обоих детей в одной школе. Теперь из-за Женькиных выходок придется краснеть и краснеть.
— Прежде не жаловалась, — произносит мать Жени, — а сейчас не знаю, куда от него деваться. Может, правда, школа такая…
— Разве мы вас не предупреждали? Родителям остается одно: влиять и влиять дома. — Говоря это, мать Ирочки обшаривает гостиную оценивающим взглядом. Словно прикидывает, способен ли дом Перчихиных оказывать благотворное влияние на детскую душу. — Ничего, Надежда Андреевна, постепенно заживете не хуже других. — Гостья многим моложе хозяйки, но в ее голосе то и дело проскальзывают назидательные нотки. — А знаете, вазочка очень пришлась к плюшевой скатерти. Вы ее покупали там же, где я?
Привстав с кресла, Зоя Леонидовна приподнимает с полу принесенный с собой приятно пахнущий кожей оранжевый чемоданчик. В нем — зеленое шелковое кимоно, затканное многоголовыми драконами. Она произносит с милой гримаской:
— Прибыли по вашему приглашению.
Не в первый раз неотразимая родительница Иры прибегает к дружеским услугам Надежды Андреевны. Дел у Перчихиной предостаточно. Как служебных, так и домашних. Но этой своей знакомой она не умеет отказывать. Сейчас Зоя Леонидовна действительно явилась «по приглашению». Недавно, будучи у Касаткиных, Надежда Андреевна неосторожно заметила, что купленное по случаю кимоно недостаточно ловко сидит на хозяйке. И вот приходится расплачиваться…
— Накиньте его на себя, пожалуйста. Минуточку, сейчас достану булавки.
В конце концов, почему не оказать любезность той, которая не раз выручала тебя советом? Иной раз мудрый житейский совет ох как бывает кстати…
Прилаживая на себе широковатый японский халат, Зоя Леонидовна не забывает еще раз воздать хвалу дому Перчихиных:
— Вот теперь у вас действительно все на уровне! Особенно, если сравнишь с прежним житьем-бытьем…
Надежда Андреевна не знает, что сейчас вспомнилось их изыскательной гостье. То ли домишко в Сокольниках, то ли комнатенка в Новосибирске, приютившем Перчихиных и Касаткиных в первые годы войны?
Тогда, в эвакуации, ни перед кем из сослуживцев Петра Самсоновича не приходилось стыдиться своего нелегкого житья-бытья, ни перед одной семьей. Перед Касаткиными приходилось. Один вид сытенькой, розовой с мороза Зои Леонидовны, вдруг влетавшей в твою каморку, заставлял в смущенье взглянуть на закопченный потолок, на залатанные валенки, согревающие твои ноги, ощутить все три кофты, напяленные одна на другую. Отсюда и пошло: «Не взыщите…» Да, пожалуйста, не взыщите, что Толик в платке, у него, понимаете, опять разболелись ушки. А на Толике вовсе и не платок, а застиранная байковая пеленка, концы которой продеты под мышки и стянуты в узел между лопатками.
Фу!.. Надежде Андреевне вдруг становится жарко. Она с ужасом думает о том, в каком виде Женя удрал вчера на экскурсию. Конечно же, Ирочка об этом дома не умолчала.
— И пепельница пришлась кстати, — щебечет Зоя Леонидовна, оправляя на себе кимоно. — И собачка. У-у-у, милая. — Она готова чмокнуть фарфоровую собачку. — Честное слово, не комната, а музей.
— Какое там… Стоит ввалиться нашему младшенькому…
— Можете не рассказывать! Отлично вас понимаю… Что делать, милая Надежда Андреевна, наверное, и в музеях лучше всего в часы, когда они закрыты для посетителей.
— Еще бы не лучше! — как эхо, отзывается хозяйка дома, И тут же вздрагивает: снова звонят в дверь.
Что это? В квартиру вошла незнакомая стройная девушка. Гладко причесана, недурна. Сумочка из недорогих, костюм тоже не бог весть какой. Очевидно, хочет справиться об Анатолии.
— Сейчас… Вам придется минуточку обождать. Ничего?
— Пожалуйста! — Пришедшая словно рада отсрочке. — Я никуда не сношу.
Надежда Андреевна усаживает незваную гостью в прихожей. Стул ставится так, чтобы незнакомка была видна из гостиной. Мало ли что…
Ускользнув за угол книжного шкафа, Зоя Леонидовна поспешно высвобождается из накинутого поверх платья толкового диковинного одеяния. Жестом просит подать чемоданчик.
— Не повезло! — шепчет она. — Придется перенести на четверг. Вы, надеюсь, помните, что в четверг вы с мужем у нас? Спрячемся от гостей…
Надежде Андреевне непонятен этот переполох. Однако и она переходит на шепот:
— К чему откладывать, прятаться? Примерка невелика. А эта особа… — Выразительный жест поясняет, что «эта особа» может и подождать.
— Тс-с-с! Имейте в виду, она довольно настырная.
— Кто — она?
Мать Иры снова косится в сторону полуоткрытой двери:
— Она. Наша классная руководительница.
6. Трудное объяснение
Вчера, вернувшись с экскурсии, раскрыв было книгу, Валентина Федоровна ощутила растущее беспокойство. Весь вечер она возвращалась мыслями к Жене. Пыталась представить себе семью Перчихиных, вспоминала семьи других учеников.
У Пети Корытина в маленькой, тесной комнатке порядок и редкая чистота. Сделано все, что можно, для занятий и отдыха, хотя живут Корытины скромно, более чем скромно… И все же купили сыну баян. Получив премию на заводе, Корытин подумал, подумал и согласился с женой: пусть мальчишка играет, учится, раз у него такая мечта.
У Бори Плешкова, второгодника, отец алкоголик. К ним и войти неприятно. Единственный стол завален немытой посудой. Духота, брань, приемник орет в полную мощь. Делай в такой обстановке уроки! Судя по Жене, в доме Перчихиных могло быть не лучше, чем у Плешковых. Но Валентина Федоровна видела Жениного отца. Аккуратен, солиден, занят серьезным делом. Нет, этот не страдает запоями… Снова и снова она старалась вообразить, в каких условиях растет Женя Перчихин.
И вот она осталась наедине с его матерью.
— Ах, так вы из Жениной школы? Ради бога, простите. Садитесь, пожалуйста, сюда, на тахту. Как раз на ней спит наш сорванец.
Валентина Федоровна устроилась на тахте. Удобное ложе! Мальчишка, видно, просто бесится с жиру… А какая вокруг чистота, тишина — завидные условия для работы!
— Вы, Валентина Федоровна, разрешите не беспокоить отца? У него на вечор ответственное задание.
— Разумеется, не беспокойте.
Все складывалось очень удачно. Отца беспокоить нельзя, мать оказалась любезной и словоохотливой. С ней, пожалуй, удастся поговорить по душам…
— Узнаёте, Валентина Федоровна? Здесь Женя снят со своим братом. Старший у нас, можно сказать, герой. Завербовался по линии комсомола на газопромысел. Слышали, новый промысел Шебелинка? Под Харьковом?
— Шебелинка? Конечно, слышала. Ну-ка, какой у нашего Жени брат?
На фотографии мальчики очень разнились. Лицо старшего было мягче, круглей и, надо сказать, красивей. Взгляд смелый, веселый.
— Значит, теперь при вас только меньшой?
— Да… Сидишь в министерстве, в архиве, перебираешь весь день бумага, а сердце болит. За Женю. — Тьфу, чуть не вырвалось: «За квартиру». Ведь милый сыночек, вернувшись из школы, хозяйничает дома один. Это с его «талантами»!
— Еще бы не волноваться! — согласилась Валентина Федоровна. Ей нравилось, что с матерью Жени у нее сразу установился тон взаимного понимания. — Он, как я себе представляю, и дома хорош?
— Да нет, не скажу, — спохватилась Перчихина. — Нет, нет! — Только недоставало, чтобы мужа снова задергали, принялись вызывать в школу. Господи, никто не считается с тем, что человек все вечера занят, все выходные. И он, наконец, не молод и не слишком здоров. — Нет, — твердо повторила она. — Мы на Женю не жалуемся.
— А я… — в полном недоумении вымолвила Валентина Федоровна. — Я пришла, чтобы пожаловаться. Ну, не пожаловаться, а разобраться. Вы мне в этом должны помочь.
И описала, в каком неприглядном виде, да еще без еды, без копейки в кармане явился вчера на экскурсию сын Перчихиных.
Надежда Андреевна могла бы ответить в свое оправдание, что в обоих карманах Жениного пиджачка, вычищенного ею перед прогулкой на теплоходе, лежали пакетики со съестным. С булкой, крутыми яйцами и даже купленной ради праздника краковской колбасой — любимым лакомством Жени. Пусть ей в связи с переездом приходится тщательно экономить, ребенок у нее сыт. На экскурсию она его собрала как полагается. Вложила в нагрудный кармашек деньги на лимонад…
