Умар Гайсултанов - Арби
А бусинки вдруг исчезли, будто их и впрямь кто-то собрал в невидимую сумку. Арби присел на тёплую землю, достал из кармана перочинный ножик — единственную память после отца. Он поднял валявшуюся неподалёку ветку и стал очищать её от коры и сучьев.
В эту минуту со стороны леса донёсся слабый свист. Арби прислушался, огляделся вокруг, но никого не увидел. Свист повторился уже ближе. И тут Арби заметил за кустом человека, который манил его рукой. Арби встал, отряхнул с колен стружки и подошёл к кусту. Там сидел на траве охотник с чёрной бородой, с длинными усами. На коленях он держал ружьё. Рядом лежали две убитые куропатки.
— Ты опять не узнал меня, Арби?
— Бека! — радостно воскликнул мальчик.
— Тише. Беда, если кто услышит моё имя. Вот тебе гостинец, — сказал Бека, доставая из-за пазухи лесные груши и яблоки. — Плохо тебе приходится у этого дракона Супани?
Арби промолчал.
— Будь он проклят! — продолжал Бека. — Слышал я о его проделке. Ничего, потерпи немного, я тебя вырву из его рук. Хоть поесть-то даёт?
— Даёт… лепёшку с луком. Ещё Санет присылает.
— Да, эти люди ничего не пожалеют. Скажи-ка, Арби, ты знаешь, где живёт моя мать?
— Знаю, мы у неё были два раза. Сперва за твоим ружьём ходили, а после мясо относили.
— Какое мясо?
— Когда отец козу подстрелил.
— Эх, Махмуд, рано ты покинул этот свет, — горько произнёс Бека и задумался. Потом попросил Арби: — Будь другом, отнеси этих куропаток моей матери.
— Хорошо, — обрадовался Арби.
— Скажи, я жив-здоров, прошу не скучать обо мне.
Арби кивнул.
— И никому не проговорись, что меня видел.
Бека бесшумно исчез в лесу — ни одна веточка не хрустнула.
Когда зашло солнце, Арби пригнал к дому овец и устремился к воротам.
— Эй! — властно крикнул Супани. — Вернись-ка.
Арби вернулся.
— Ты куда помчался? Что это у тебя?
Супани вытащил у мальчика из сумки куропатку и стал обнюхивать, тычась в перья своим огромным носом.
— Где взял?
— Дал один человек.
— Гляди какой добряк! Кто он?
— Охотник.
— Я спрашиваю, как его зовут.
— Не знаю.
— Обманываешь? Какой дурак отдаст за здорово живёшь хорошую куропатку! Отвечай, живо! Может, ты украл?
Арби пожал плечами. Супани продолжал допрашивать:
— Старый, молодой — каков он из себя?
— Во-от с такой рыжей бородой, — показал Арби чуть ли не до колен.
Супани вытащил из сумки вторую куропатку и засеменил к дому. Этого Арби никак не ожидал. Он в отчаянии бросился за Супани, стараясь вырвать у него куропаток. Супани ударил мальчика посохом.
— Ах ты шайтан! Волчонок! Шкуру спущу! Не понимаешь разве, что незнакомец просто передал мне подарок? Вот тебе! Получай!
Арби отскочил в сторону и заплакал.
Когда Супани скрылся за дверьми дома, Арби пошёл по улице аула, сам не зная, куда и зачем. Так он очутился у ворот Бексолты, стоял там и плакал, пока на него не наткнулась Санет, возвращавшаяся от соседей.
— Арби, что случилось? Малыш мой!
Теперь Арби заплакал навзрыд. Санет привела его в дом. Забыв наказ Беки, Арби рассказал обо всём от начала до конца. Хамид и Санет понимающе переглянулись. Хамид вышел во двор и через несколько минут принёс только что зарезанную курицу.
— Вот, неси, — сказал он мальчику. — Скажи там всё, как велел Бека, а про остальное забудь.
Снова изгнанник
Быстрее ветра примчался Бексолта к лесной опушке, где Арби пас овец. Мальчик так запыхался, что свалился прямо в траву и не мог выговорить ни слова, только жадно ловил воздух открытым ртом. Арби не мог удержаться от смеха: собаки, что ли, гонятся за его дружком?
Но Бексолта сделал серьёзное лицо, сел, огляделся и сообщил шёпотом:
— Все пошли. Я сам видел.
— Что ты видел?
— Людей-то, людей! Весь аул.
— Где? — не понимал Арби.
— Ну, чтобы простили Беку.
Арби ахнул и зажмурился. Он не забыл обещания Беки вырвать его из рук Супани. Неужели это уже близко? Он схватил Бексолту за руку, спросил с тревогой:
— Простили?
— Простят непременно. Сколько людей пришло! Погоди, я по порядку…
Бексолта с торжественным видом начал рассказывать, как он вышел на улицу и вдруг услышал громкую молитву. Он подумал, не хоронят ли кого, и побежал посмотреть. По улице шли мужчины со всего аула. Они и в самом деле несли носилки, на которых лежал человек, с ног до головы закутанный в саван. Но ведь кладбище в другой стороне, куда же они идут? Мужчины были безоружны, даже кинжала ни у кого не осталось. Тут Бексолту нагнал отец и объяснил, что процессия идёт к дому убитого Ахмы. В самом деле, скоро все вошли во двор, и Хамид тоже, а Бексолта с одним мальчиком залезли на тутовое дерево. Они видели, как во дворе Ахмы и старики и молодые пали на колени, прикоснулись лбом к земле. Но сначала они опустили на землю носилки — это Бека был завёрнут в саван…
— Видишь, теперь его простят, — заключил Бексолта. — Ну, я побегу, погляжу, что там делается. И сразу — к тебе.
— Не задерживайся!
Арби снова закрыл глаза и прислонился головой к стволу дерева. Как хорошо, что Бека наконец станет таким же, как и все. Конечно, он сдержит своё слово, он мужчина. А тогда они вместе будут ходить в лес, на охоту, и пусть Супани попробует тронуть Арби, уж Бека-то ему покажет!
Иногда Арби поглядывал в сторону аула. Ему казалось, что он видит своими глазами всё происходящее. Ведь отец уже давно рассказал ему, как будут прощать Беку. Вот, наверно, самый старший из рода Ахмы подходит к носилкам, развёртывает саван, и Бека поднимается.
Тогда все мужчины, родственники Ахмы, станут в ряд, Бека подойдёт к каждому из них и с каждым обнимется. После этого Беку посадят на трёхногий стул или на большой камень и сбреют ему бороду. На этом обряд прощения закончится. Наверно, уже закончился…
Арби поглядел в сторону аула и действительно увидел бредущего по дороге Бексолту. Что же он не мчится во весь дух? Арби побежал навстречу.
— Простили, да? — крикнул он издали.
Бексолта приближался молча.
Арби остановился, ноги у него ослабли. Он повторил шёпотом:
— Простили?
— Всё этот проклятый Супани, — точно оправдываясь, начал Бексолта. — Отец говорит, совсем готовы были простить, а Супани такого наболтал, некоторых даже до слёз довёл. Говорит, скитается там Ахма, покоя не знает, рана его кровоточит, пока жив убийца. Всех, кто просил за Беку, прогнали за ворота. Носилки с Бекой тоже вынесли.
Арби всхлипнул:
— Как жалко Беку, какой он добрый! Неужели я его больше не увижу?
— А ты его часто видел? — удивился Бексолта.
— Никому не скажешь?
— Провалиться мне на этом месте.
Арби шёпотом поведал другу, как они с отцом прятали Беку в сундуке, как именно Бека добил разъярённую медведицу, как он и теперь выходит иногда из лесу.
— И мне его жалко, — сказал Бексолта. — Он даже мать не может навестить. Недавно пришёл домой ночью, а те устроили засаду, чуть его не убили. Несколько раз стреляли. Ты не слышал?
Арби отрицательно покачал головой.
Утомившись за день, он спал так крепко, что не услышал бы и пушечных выстрелов у себя над головой.
Лесной богатырь
Зато на этот раз Арби отчётливо слышал каждый выстрел… Бах-бах!.. И спустя какое-то время снова: бах!
Он сидел на траве и, поглядывая поминутно в сторону овец, мастерил себе свирель из стеблей тыквы. Острым ножом он прорезал дырочки, дул, но всякий раз звуки казались ему слишком резкими. И вдруг со стороны аула, как удары кнута, прозвучали эти выстрелы — один, другой, третий…
Всё, что происходило в селе, Арби узнавал через Бексолту. Сам он уходил с рассветом и возвращался в сумерки.
В полдень прибежал Бексолта.
— Слышал? Это опять в Беку стреляли. Когда его отказались простить, мать его слегла с горя и умерла, ты знаешь. А сегодня Бека пошёл на её могилу. Ведь на кладбище грех стрелять, вот он и не побоялся. А как вышел за ограду, кровники его подстерегли. Но он спасся.
— Как я рад! — воскликнул Арби.
— И я тоже! — прозвучал над головами ребят мужественный голос.
Они оглянулись и увидели Беку. Обрадованный Арби вскочил на ноги, а Бексолта растерялся, так и застыл с раскрытым ртом.
— Это сын Санет? — спросил Бека.
— Да, — прошептал Бексолта, во все глаза глядя на человека, который казался ему неуловимым сказочным богатырём.
— Похож. Как дела, Арби?
Арби молча вздохнул.
— Потерпи немного. Теперь мне уже не о ком беспокоиться, — грустно сказал Бека. — Ничто меня тут не держит, уеду в город. Вернусь — тебя заберу. Поедешь?
Арби кивнул, но произнёс едва слышно:
— Я хочу, чтобы Супани простил даду.
