Анастасия Перфильева - Большая семья
— Шофёр? Да нешто у них машина своя?
— Да. Значит, передадите?
Дворник промычал что-то и повесил трубку.
Через несколько минут он, кряхтя, поднимался по лестнице к восемнадцатой квартире. Дверь в семнадцатую была открыта, из неё высовывался Толька.
Дворник затопал по площадке, надавил звонок и минуты две не отпускал его, только звон пошёл по квартире.
— А там нет никого. А вам что-нибудь нужно? — очень вежливо, тоненьким голосом спросил, высовываясь, Толька.
— Стало быть, нужно, раз звоню.
Дворник покосился на Тольку и снова прижал звонок.
— А вы мне скажите, я передам, как придут. — Толька вылез наполовину из двери и даже улыбнулся.
— Не твоего ума тут дело! — отмахнулся дворник. — Раз, стало быть, машина своя.
— Нет, правда! Я как раз их караулю. Может, Глеб сейчас придёт или Ольга Ивановна.
— Отвяжись ты, репей! — Дворник махнул рукой. — Твоё дело — лыжами двор чиркать. Тоже, передатчик!.. Ещё раз притти надо.
Он загромыхал вниз сапогами.
— А вот и передам! А вот и передам! Они мне поручили!.. — крикнул сверху Толька. — Что? Даже ключ оставили, что?! — Он приплясывал, вертя перед лицом ключ.
— Ключ оставили?
Дворник покачал головой и, не обращая на него внимания, скрылся в подъезде.
Толька попадает в неприятное положение
В десять часов Тольке пришлось надеть поверх фуфайки шубу, а на ноги валенки с калошами — с лестницы дуло, как из погреба. А уйти погреться он боялся: вдруг пропустит Люду.
Толькина бабушка сидела на кухне и вот уже полчаса жаловалась соседям: мальчишка совсем от рук отбился — вместо того чтобы делать уроки и ложиться спать, весь вечер торчит в передней, да ещё то и дело открывает парадную дверь. На вопросы же о том, что случилось, ничего не отвечает.
А почему Толька не хотел объяснить своей бабушке, в чём дело, он и сам не знал. Может быть, начитавшись «Трёх мушкетёров», считал — так интереснее?
Наконец Толька услышал внизу какие-то странные звуки. Он, конечно, сразу же выскочил на площадку.
По лестнице опять поднимался дворник. Но теперь он был не один.
За ним, озираясь, охая и ахая, шла какая-то незнакомая старушка в белом пушистом платке и в очках. На руках у неё были навешаны свёртки, узелки и сумочки, и дворник тоже был весь обвешан узелками и чемоданами.
— И что такое стряслось, ума не приложу! — говорила старушка не то дворнику, не то чемоданам. — Никто и не встретил. Семнадцать мест у меня! Внучкам гостинцы везу: меньшой одеяло новое связала, старшей — чёсаночки купила. Говорите, их и дома-то никого нет? Страсти какие!..
Толька присел от любопытства, потому что дворник, крякнув, свалил чемоданы около Глебкиной квартиры, а старуха подозрительно посмотрела на него, Тольку. Дворник вытер вспотевший лоб и вдруг подошёл к Тольке:
— Ключ от восемнадцатой квартиры давай. Мамаша ихняя приехали.
— Какой ключ от квартиры? — сказал Толька, прячась за свою дверь. — Мне никому, кроме одной девчонки, давать не велели. Да, не велели!
Дворник исподлобья оглядел Тольку:
— Эх, ты! А ещё говорил — караулить поручили! Да как же, когда они, может, как раз их встречать поехали, да разминулись.
— Они не встречать, а в приёмник. Эту самую девчонку искать.
— Да тебе русским языком говорят: по телефону звонили, она на ихней машине за город уехала.
— За город? Зачем?
— Стало быть, нужно, раз поехала. Дашь ключ, ну?
— Н-нет. Не дам.
И тут Толька решил соврать. Потому что кто его знает — может быть, и неправда всё это? Ещё отдашь ключ, а потом окажется, что пустил кого-то чужого.
— У меня и ключа никакого нет. Это я просто нарочно, неправду тогда сказал, — проговорил он жалобным голосом и юркнул совсем в дверь, но щёлочку всё-таки оставил.
— Канитель одна! — сказал дворник. — Известно, мальчишка! Придётся вам, гражданочка Питровых, обождать. Может, зараз и подъедут. А то в контору пройдёмте, там натоплено, или вот к соседям попрошусь.
— Да нет, зачем людей тревожить? Я уж здесь посижу.
Старушка перевела глаза на скрипнувшую дверь семнадцатой квартиры и присела на чемодан.
— А меня извиняйте, на пост пойду, — сказал дворник, сдвигая в кучу вещи. — В случае чего, покричите, у ворот буду.
— Да бегите, разве ж можно с поста уходить!..
Так они и остались — мать Геннадия Петровича, наконец приехавшая из Саратова, около своих узлов и чемоданов, и Толька Воробьёв, выглядывающий из дверной щёлки, с тёплым ключом во вспотевшем кулаке. Он хмурился и всё думал, думал о чём-то, даже двигал бровями. А дворник ушёл дежурить на пост.
У метростроевцев
Крепко держась за руку шофёра, Люда шла за ним по тёмному, занесённому снегом шоссе.
Сначала перешли мост; по обе стороны его торчали полосатые, белые с чёрным, столбики; потом свернули на посыпанную чем-то хрустящим дорогу.
— Устала, небось, дочка? — спросил шофёр, наклоняясь к Люде. — Давай понесу.
Люда ничего не ответила, только вздохнула.
Шофёр подхватил её, Орешек пискнул за пазухой, и они закачались над землёй. И вдруг совсем близко метнулся к небу яркий синий свет. Потом ещё и ещё. Погас и снова блеснул над землёй. Загремело что-то, точно посыпались камни.
Орешек завозился в шубке, выставил нос.
Шофёр внёс Люду в высокие ворота на огороженный забором двор. Свет вспыхивал здесь так часто, что Люда ткнулась лицом шофёру в плечо.
Посреди двора, у огромной, разрытой в земле ямы, снегу вокруг как не бывало — работали люди. Все в масках, в больших железных очках. По земле, извиваясь, ползли резиновые трубки, внизу, в яме, гремел и вздрагивал ящик на колёсах, а четыре круглые, как солнце, лампы поливали всё это жёлтым светом. Сильно пахло чем-то едким и горьковатым.
Люда ухватила шофёра обеими руками за шею. Он подошёл к одному только что снявшему маску человеку, спросил что-то. Человек сказал:
— Они в общежитии, верно. Вы в проходной спросите.
Шофёр подхватил Люду поудобней, быстро перенёс через площадку к большой двери в заборе. Из неё выглянул парнишка в ушанке, дверь распахнулась, и они очутились в длинном пустом коридоре. Здесь было тепло, за стенкой тихо-тихо играла гармошка.
— Это мы куда? — шопотом спросила Люда. — Погреться?
Шофёр поставил её на пол, Люда вытащила и тоже поставила Орешка. Так они подождали немножко, пока шофёр сбегал в конец коридора.
— Идём, дочка, — сказал он вернувшись.
Люда задвигала валенками, Орешек покатился за ней.
Навстречу им вышел другой парнишка, только без ушанки; он был в синей, с блестящими пуговицами рубашке, и на ремне у него тоже блестела большая, с буквами пряжка.
— Сюда, сюда, товарищ шофёр, пройдите сюда. Я нынче дежурный, — сказал он и поманил пальцем Орешка: — У-у, цуцик!..
Они втроём вошли в большую, светлую комнату. В ней стояло очень много кроватей с одинаковыми, обёрнутыми белыми простынями одеялами.
Шофёр снял с Люды шубку, повесил на спинку кровати. Потом нагнулся и сказал:
— Значит, так, дочка: ты тут пока у ребятишек метростроевских погости. Спать тебя положат и покормят, ты не бойся. А я чиниться буду. Как управлюсь, за тобой прибегу, до дому поедем. Есть?
Люда подняла к нему красное, горящее с мороза лицо:
— Есть. Только немножечко починитесь, и поедем, да? Мне домой скорей надо.
А Орешек вильнул хвостом и полизал шофёру сапог.
Пловунчики
Люда закрыла сперва один глаз, потом другой.
Лежать было удобно. Мальчишка постелил поверх одеяла стёганку, прикрыл шубкой, сунул под кровать половик — для Орешка. Есть больше не хотелось: перед тем как уйти, мальчишка принёс целую тарелку гречневой каши. Валенки Люда спихнула на кончики ног и теперь шевелила пальцами — выгоняла остатки мороза. В печке постреливали дрова, и струйка пара вылетала из дверцы.
А сон всё не шёл!
Люда села. Валенки сразу съехали на пол и встали у ног солдатиками. Спинка у кровати была белая, немножко обколупанная. На дощатой стене сбоку были развешаны какие-то непонятные фотографии.
Бух-бух! — ударили из коридора.
Люда снова легла, отвернулась к стенке, прижалась щекой к подушке. Уставилась на развешанные фотографии. И тут-то медленно стала проваливаться в странный, удивительный сон.
Над головой у неё вдруг закачалась и выросла светлая узорная вышка. Правда, кто-то проколол её кнопкой, но вышка была совсем как та, Ольги Ивановнина…
С горы прямо на вышку, пригнувшись и размахивая руками, мчался заснеженный лыжник. Рядом, приседая и отдуваясь, поднимал длинную палку с колёсами толстяк в безрукавке. А на вышке… на верхней перекладине вышки, приготовившись к прыжку, стоял маленький ловкий пловунчик. Он сердито, поблёскивая глазами, смотрел на Люду и вдруг погрозил ей кулачком. Двумя кулачками…
