Владимир Арро - Вот моя деревня
Я говорю:
— Надо было сигнал дать, откуда мы знали.
— Я Куварина прошу-прошу, — говорит Федяра, — а он не идет.
Я сказал Куварину:
— Куварин, ты чего же не идешь нам сигнал давать, ведь тебе безопасно, ты по билету.
— А бывает, что туда выйдешь, — ответил Куварин, — а обратно не войдешь.
Я говорю:
— Эх ты, Куварин! Как дам сейчас!..
А с задних рядов кричат:
— Ну, вы там, тише!..
Глянул я на экран, а картина-то уже идет.
Стали мы смотреть картину. Там один парень на грузовой машине все ездил. Комнату в городе получил, каких-то женатых поселил, а сам уехал. Я Куварину все равно тычка дал. Но тут кончилась часть.
Коля говорит:
— Мы сегодня целый день голодом. А ты. Куварин, небось поел? Молока попил?
— А чего ж мне не поесть? — отвечает Куварин. — Я как из лесу с сеном приехал, так и поел.
Затрещал опять аппарат, быстро Слава части меняет.
Вот сидит парень на большом ковре среди иноплеменного народу. Как он туда попал — не могу понять. Сидит, вино выпивает и курицей закусывает.
Вдруг Федяра шепчет:
— А давайте Куварина-то кувырнем!..
Посмотрел я, Куварин сидит такой блаженный. И сразу мне захотелось его кувырнуть. Взялись мы за ножки, как нажали — Куварин и грохнулся на пол. А скамейка на него.
— Чего вы! — в полный голос говорит Куварин. — Я вам мешаю, да?
А сзади кричат:
— Эй, мартышки, уйметесь ли вы!
Но тут опять кончилась часть. Куварин не захотел больше рисковать и сел рядом с нами на пол.
Коля зевнул и говорит:
— Что-то уж больно тягомотно, и есть хочется.
Я говорю:
— Ладно уж, досмотрим, потерпи.
Потом у него оказалась любовь, это уже в другом городе. Только они вздумали поцеловаться, а сзади кто-то как чмокнет! Я тоже так умею чмокать, это нужно в кулак. И тут мы закричали: «Э-э-эй!..» Вдруг кто-то свистнул и крикнул басом:
— Легче на повор-ротах!..
И все замолчали. А она говорит: нет-нет, я замужем за другим.
Но тут опять кончилась часть.
Вот приехал муж, он моряком плавал, а у нее другой сидит.
В это время кто-то жуков выпустил.
Я говорю:
— Федяра, ты, что ли?
А он шепчет:
— Ага!.. Я березницких десять штук в коробку напихал.
И как они у него там, десять штук, поместились?
Садись, — это муж говорит, — гостем будешь. Сзади кто-то кричит:
— Эй, кончайте жуков пускать!
Летают жуки, носятся в светлом луче прямо над самыми головами, и на экране мелькают большие черные тени от жуков.
Стали оба друг на друга молча смотреть, вдруг одна девка как закричит:
— Ай, ай, ай!..
Руками она замахала, жук у нее, значит, в прическе запутался, вскочила она, и тень ее тоже прыгнула на экран, лохматая такая, руками машет, а те всё молчат и смотрят.
Кто-то как засвистит, кто-то как крикнет:
— Ну, гады, дайте картину посмотреть!
Тут и другие девки завизжали, замахали руками, а жуки носятся, как угорелые, стукаются об экран.
Вдруг один жук залетел прямо в будку киномеханика. Аппарат и потух. Слава лампу зажег и вошел в зал.
— Ну, граждане, так больше демонстрировать невозможно. На таком-то месте, ай-яй-яй!
— Это там у пацанов жуки, выставить их! — закричал Сенька Морозов и уже к нам двинулся.
— Ничего подобного! — сказал Слава. — Я у них перед началом карманы проверял. Это кто-то из взрослых забавляется.
Пока Слава говорил, трактористы всех наших жуков переловили.
— Все! — кричат. — Амба! Славка, начинай!
Все уселись, и картина началась снова.
Только я смотрю, а Санька-то с Ванькой на полу спят. Привалились друг к дружке и носами выводят. Хотел Федяра им бумажками ноздри позатыкать, а я говорю:
— Не тронь ты их, не тронь!.. Уморились люди, пусть отдыхают.
А тут скоро и кино кончилось, парень снова уехал.
Мне эта картина не понравилась. Я люблю про войну смотреть.
Пять кукушек на рассвете
Пять кукушек на рассвете за рекой перекликались, не меньше. Вся река в тумане стояла, а на лугу кто-то косы яркие точил.
Кто пескарей хочет ловить
Кто пескарей хочет ловить, у нас может поучиться. Мы в песке канавку прорываем, в нее вода из реки заходит, а с нею и пескари, они ведь любят по песчаным отмелям гулять, оттого рыба и зовется пескарь. А в конце канавки у нас бутылка установлена — в горлышке пробка, а дна нет. Отбито дно камнем начисто, для безопасности сточено, в том-то вся и штука, что дна нет.
Побежим мы по канавке вслед за пескарями, а они — в бутылку! А куда ж еще, больше-то им деваться некуда, а тут и надо закрывать бутылку рукой. Вот как надо пескарей ловить.
Вот ловим мы пескарей, уже у нас их скоро поллитровая банка будет, вдруг по кильковскому прогону Шурка и Тришка бегут.
— Эй, равки! — кричат.
Я шепчу своим:
— Молчите!..
И мы молчим. Будем мы еще с вами разговаривать, кильки несчастные, сколько мы из-за вас вчера километров наколесили да еще людей невиноватых в испуг ввели.
Загоняем пескарей, а Шурка снова:
— Эй, равенские! Антошка! Колька! Оглохли, что ли?
— От глухого слышу! — кричит Колька. — У тебя и дед глухой.
Тришка говорит:
— У него дед глухой, а ты щербатый!
— А у тебя руки в бородавках!
Ах ты, Колька снова не выдержал.
— Молчите вы, ребята, — говорю я. — Молите!..
Но куда уж там! Пошло-поехало.
— А у вас в деревне, — кричит Шурка, — два очкарика!
Это он про Саньку с Ванькой. А они очки только в школу носят. Тут и я не выдержал.
— Ты физических недостатков не касайся!
— А у Тришки что, не физические?
— У Тришки, может быть, и физические, а пусть жаб не трогает!
— А я жаб и не трогаю! — кричит Тришка.
— Он не трогает! Это у него от обмена веществ!
— Что это еще за обмен веществ? — кричу я Шурке.
— Обмена-то не знаешь? Что у тебя, чирий некогда не вскакивал?
— Чирий-то вскакивал, — говорю, — только это отношения не имеет.
— А вот имеет!
— Почему ты знаешь?
— Знаю! Нам Люба говорила!
Ах вот что, Люба им говорила, а нам, значит, нет. Тоска на меня напала.
А Шурка кричит:
— Мы пришли вас в клуб звать!
Звать они, видишь, нас пришли, какие вдруг вежливые. Мы их в амбулаторию не пустили, а они к нам с приглашением. Видать, мы им сильно понадобились.
Я кричу:
— А что у вас там?
А Шурка с Тришкой не отвечают.
— Эй, — говорю, — кильки, вас спрашивают!
А на том берегу молчат. Дразнят, значит. Отвернулись от нас и камешки в руках перебирают.
Очень мне любопытно стало, что же у них в клубе. Я кричу:
— Ну, как, будете отвечать?
Подождали мы еще немного, я и говорю:
— Коля, поди к Куварину за велосипедом, сгоняй в Кильково. У клуба так и так объявление висит.
— А вот и не висит! — говорит Шурка. — Это нам с Тришкой поручение в сельсовете дали ребят собрать.
— А что же не собираете?
— Мы-то собираем, да вы откликаться не хотите.
Я от возмущения даже в воду ступил.
— Вы не собираете, а людей оскорбляете, особенно ты, Тришка!
А Тришка тоже в воду ступил.
— Да?.. Я сам от вас оскорбление понес, будто я жаб трогаю! А я и не трогаю жаб! Я их боюсь!
— Ну и трус!
— Нет, не трус, а брезговаю!..
— Я и сам брезговаю…
— Вот так!
— Вот и так!..
— Ну, ладно, — говорит Шурка и камешки свои в воду бросает. — Приходите, значит, в четыре. Пионерский лагерь из Красной Горы прибудет. Концерт поставят, в футбол хотят с нами сыграть.
— В футбол — это можно, — говорю.
— Ну вот. Так надо бы собрать нам с двух деревень сборную команду.
Я говорю:
— Ну, ладно, поглядим… Мы тут у себя в Равенке подумаем…
— Думайте, думайте, — говорит Шурка, — только чтобы трусы справные были, не так, как у Саньки с Ванькой в прошлый раз.
Шурка с Тришкой к себе побежали.
А Санька тут покраснел.
— Я, — говорит, — и вовсе, может, не приду…
— И я, может, вовсе не приду, — говорит Ванька.
Вот те раз! А это у нас в Равенке самые сильные полузащитники. Не то чтобы у них хорошая техника или там точный удар, нет, а просто они выручают друг друга сильно. Если противник, допустим, напал на Саньку, то Ванька тут как тут. Вертится, крутится, толкается, ну просто замечательно выручает. И наоборот.
Я им говорю:
— Вам что, не дорога честь деревни Равенка?
— Честь-то дорога, — отвечает Санька, — да трусов справных нет.
Я говорю:
— Так неужто из-за трусов пойдем на попятную?
— Не пойдем! — кричит Коля Семихин. — Не ходили и не пойдем на попятную! Это пусть кильки идут!
Тут мы спрятали бутылки в кусты и пошли к себе на гору готовиться к встрече.
У Саньки с Ванькой дома
