Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила
— Не люблю наглых янки и шумную, самодовольную Америку…— брезгливо произнес Оскар, — но все готов простить им за мощные машины. Мой «феррари» кажется двадцатилитровой бочкой по сравнению с этим погребом.
Оскар обнял за плечи Роже и Жаки.
— Где остальные? На пару слов собраться надо…
Когда все уселись в креслах круглого холла, появился Оскар в отутюженном тренировочном костюме. Французский бело-красный петух на его рубашке выглядел особенно торжественным. Оскар начал без обычного долгого вступления.
— Этап сегодня простой и короткий. Девяносто пять миль — не дорога. Но в спорте вчерашняя формула успеха сегодня оборачивается формулой неудачи — поэтому думать постоянно! К тому же учесть — почин всегда важен. Конечно, легче стартовать, зная силу большинства участников. В своем кругу не требуется никакой разведки. На этой гонке слишком много темных лошадок. Неизвестно, например, что вообще могут русские. Везде молодежь растет не по дням, а по часам. Поэтому первый этап — разведка боем. Постарайтесь спокойнее взглянуть в лица своим соперникам перед самым стартом. Все будут озираться, стараясь по малейшим признакам прикинуть, кто на что способен. Покажитесь им как следует! Задача максимум — заявить Роже на желтую лидерскую майку.
— А если я ее надену? — спросил Мишель.
— Ты наденешь ее в следующей гонке, — спокойно отпарировал Оскар.-А теперь — на парад. Машина с питанием ждет у старта. Пойло готовьте сейчас. Можете сложить в «техничку» все необходимое на финише. Да не перепутайте — наш номер тринадцатый…
Все засмеялись.
— А ты, Роже, задержись…
Он обнял Крокодила и медленно пошел с ним к двери.
— Тебя, как капитана, призываю уже сегодня показать зубы… Крокодил — кличка достойная, за таким гонщиком пусть следят в оба. Специалисты не могут не понимать, что твое появление в этой гонке несколько странно. Сомнения лучше пресечь сразу. Потом будет легче. Понял?
Роже кивнул. Он сел на велосипед, и Оскар энергично толкнул его вперед.
— Ветра тебе в задницу! Береги себя!
Платнер забрался в машину. Жаки уже устроился рядом. На заднем сиденье стояли две объемистые коробки с соками, фруктами и прочей снедью.
Оскар присвистнул.
— С голоду не умрем?
— Вряд ли. Если только похудеем. — Жаки игриво закатил глаза к небу. — Открыть сок?
— Давай, Макака. А то с этими заботами я сегодня даже не позавтракал.
Жаки ловким ударом ножа вспорол банку апельсинового сока и передал Оскару. Тот повел машину одной рукой, а другой запрокинул банку над головой.
— Нет, ты посмотри. — Оскар поперхнулся. — Как этот Эдмонд пристегнул задний номер!
Оскар дал газу и вплотную прижался к бесконечной шеренге гонщиков. Высунувшись из окна, прошипел Эдмонду:
— Решил все ветра собрать задним номером? Перед стартом непременно переколи ниже! Издали он у тебя на парус похож!
Кавалькады — «технички» впереди, за ними команды — собрались на площади возле мэрии. Оскар пробрался к большому плакату с надписью «Франция». Десятки тысяч людей полиция загнала в специальные каре, перекрыв всякое движение. В толчее автомобиль Оскара оттиснули к длинному рекламному каравану.
— Такого каравана даже «Тур де Франс» не наберет! — присвистнул Жаки и начал считать машины, расписанные названиями известных и неизвестных фирм, с установленными на крышах макетами холодильников, электроплит, телевизоров и огромных муляжей кондитерских изделий. Над всем царствовали белоснежные, в два-три метра высотой бутылки молока. Жаки насчитал до ста машин и сбился.
Женский оркестр охватывал четким строем небольшую трибунку. Музыкантши в ярко-красных кирасах, высоких сапогах и коротких беленьких юбчонках стояли, смущаясь под взглядами гогочущей толпы гонщиков. На фоне пестрого оркестра королевами плавали красотки с лентами через плечо «Мисс Молоко» и «Мисс Пирожное».
— Сладенькие девочки…— вздохнул Жаки.-Одну бы выпить, другой закусить!
— Не объешься? — Оскару тоже нравился церемониал.
— А я не буду торопиться. Я с остановочками… Оскар хмыкнул:
— Сколько красоток пропало зря, когда я был в трудном возрасте — ходил с девчонками в парк, но не знал для чего!
Раздались звуки фанфар. Краткую речь, стоя в окружении очаровательных мисс, произнес толстый мэр. А потом что-то долго говорил месье Вашон. Наконец раздались шамкающие шлепки аплодисментов — гонщики аплодировали, не снимая перчаток. Потом вся колонна медленно потекла по улице. Заняв свое тринадцатое — после официальных машин — место в строю, Оскар смотрел, как игриво двигался «поезд».
«Последние минутки тешатся ребята. Через два километра дадут настоящий старт— и пошло!…»
— Запиши километраж и время. — Оскар кивнул Жаки на блокнот, лежащий у ветрового стекла. — Я скажу тебе, когда дадут отмашку. Надеюсь, мы сегодня последний раз едем так далеко от «поезда»?
— А что, правило — машина лидера идет первой — здесь тоже знакомо? — скептически спросил Жаки.
— Представь себе, Макака, знакомо. — Оскар наполовину высунулся из окна, то официально и торжественно махая зрителям, то посылая воздушные поцелуи девушкам. Однако продолжал внимательно следить за машиной комиссара гонки. Наконец белый флаг упал. И сразу завыли сирены. Задергались спины гонщиков. Оскар прибавил газу.
— Слава тебе, господи! Началось! Только бы…
— Тихо-тихо, — оборвал Оскар, — о больном ни слова!
Это была старая прибаутка французской сборной. Если кто-нибудь вдруг в ходе гонки начинал строить прожекты, подсчитывать выигранные минуты или вслух радоваться успеху, другой останавливал его словами: «О больном ни слова!» Надо ли говорить, что порой слово «больной» заменялось более соленым и выразительным.
В минуту старта Роже оказался почти в самом хвосте «поезда». Только зеленая молодежь лезла вперед на первом километре. Скорее покрасоваться перед тающей с каждой сотней метров толпой зрителей, чем занять лучшее место для атаки.
Роже успел, пока не дали отмашку настоящего старта, оглядеть колонну. В «поезде» шли сто два гонщика. По шесть от каждой команды. За ними в машинах ехали судья, комиссары, хронометристы. Затем командные «технички», машины прессы, устроителей, гостей. Рекламный караван катился где-то впереди, на десяток километров опережая директорскую, машину, вплотную следовавшую за пятеркой полицейских, расчищавших дорогу. Одетые в оранжевые жилеты двенадцать «маршалов», перекрывавших боковые дороги с ревом проносились на «харлеях», как только «поезд» проходил охраняемые ими перекрестки.
Внезапно лучи солнца вырвались из-за огромного синего облака, начинавшегося у самого края неба, добавив красок и в без того живописную картину.
Сразу ощутилась жара. В местах, где солнце давно и нещадно пекло землю, масляный асфальт стал, как в Италии, убийственно мягким. И Роже подумал, что без завала сегодня не обойдется. К счастью, канадское солнце непостоянно, хотя и жарко. Как только туча вновь поглотила солнце, стало легче дышать.
Роже постепенно выбрался вперед вместе с Мишелем и Эдмондом. Второй тройке — Гастону, Жан-Клоду и Нестору — предстояло обеспечить отрыв.
Завал произошел по обыкновению неожиданно. «Технички», лавируя между официальными машинами, ринулись к завалу, рискуя раздавить людей и велосипеды. Оскар тоже было поддался панике, но Жаки охладил его пыл криком:
— Наших на земле нет!
Жаки сидел на дверце, весь выбравшись наружу, и, внимательно рассматривая суету вокруг завала, комментировал:
— Человек пятнадцать… Два швейцарца… Канадцы из разных команд… Боюсь, пара ребят уже отгонялась…
Слова Жаки были жестоки своей беспощадностью. Лишь несколько минут назад парни думали о том, как будут распределять силы на долгие дни гонки. А вот…
Заговорило радио:
— «Молочная-Первая», «Молочная-Первая»— «Ко всем службам!» Что случилось сзади? Прием.
— «Молочная-Третья», «Молочная-Третья» — к «Молочной-Первой». Докладываю. Большой завал. Пятнадцать человек. Четверым оказана медицинская помощь. Двое с гонки сняты и отправлены в госпиталь. Все в порядке. Прием.
— «Молочная-Первая», «Молочная-Первая». Вас понял.
Караван двинулся в путь, и Оскар тронул машину. На месте завала еще стояли, свесившись над кюветом, машины «скорой помощи». Но ни гонщиков, ни обломков велосипедов уже не было. Только темные пятна крови тускло блестели на асфальте…
Через несколько минут Оскар догнал группу упавших. Белели свежие пластыри. Кроваво-зеленым боком выделялся русский гонщик— небольшой крепкий парень, с отчаянием крутивший педали. Кровь медленно сочилась по бедру и икре, обильно политых «зеленкой». Прикрываясь машинами сопровождения от ветра, упавшие шли вослед унесшемуся «поезду».
Вскоре дорога нырнула в расщелину и завиляла так, что видимость не превышала и тридцати метров. А скорость, Роже прикинул на глазок, составляла на спусках почти шестьдесят миль в час. Да еще при таком количестве поворотов. Опыт и техника сделали свое дело. Отсепарировалось сразу три четверти новичков. Группа в двадцать человек, зацепившись за троих французов, начала уходить. Роже крикнул:
