Михаил Коршунов - Подростки
— Но вы их любите, — сказала Вероника.
— Никуда от них не денешься.
В приемной никого не было. В кабинете к столу прикручена обычная домашняя мясорубка. Юрий Матвеевич не без удивления воззрился на нее. К мясорубке приложена записка: «Я понимаю, мясорубка не локомотив».
В кабинете побывала жена. Месяц, как он обещает ей приделать к мясорубке ручку. Но из-за этих швейков не то что ручку — голову потеряешь?
Юрий Матвеевич подхватил мясорубку и вышел из кабинета.
Тамара Александровна сидела уже на месте.
— Буду в «техническом творчестве».
За шумом станка Юрий Матвеевич не услышал, как включилась телекамера. И только когда остановил станок, услышал голос Тамары Александровны:
— Юрий Матвеевич, приехал Георгий Демьянович. Поговорить о поездной практике ребят.
Начальник депо тоже смотрел на экран, потому что спросил:
— Ты чем это занимаешься?
— Творчеством, — ответил Юрий Матвеевич и заслонил собою станок с мясорубкой.
— Видал уже, каким творчеством, — засмеялся начальник депо.
— Ну, коли видал, приходи сюда.
— У меня дома пылесос того… Принести тебе?
— А ты неси Лиханову, — отпарировал Юрий Матвеевич.
Телекамера отключилась.
«Директор, ты, кажется, тоже избегаешь гласности», — улыбнулся про себя Юрий Матвеевич. Но история со Скудатиным и Камбуровой все равно не оставляла его в покое. Что-то в этой истории было серьезное и неблагополучное. Вовсе не имеющее отношения к «юрскому периоду».
Училище — хлеб нелегкий, да еще в момент перестройки, да еще накануне выпускных экзаменов, когда ребята нервничают, учителя нервничают, с мастерами тут нелады. На базовых предприятиях готовят на ребят производственные характеристики, на педсоветах решается вопрос — кто еще не аттестован и почему. А какие правила экзаменов… Сочинение, например. Чтобы получить за сочинение три, надо сделать не больше четырех ошибок. Мыслимое ли дело! Пять ошибок — уже грозит двойка! Так что неизвестно, «юрский период» сейчас в училище или просто директору остается уповать на Юрьев день.
Евгений Константинович Воротников помогал завучу по общеобразовательным предметам Марине Осиповне Дугинцовой составлять расписание на второе полугодие для первого и второго курсов. Лист, разграфленный по количеству дней в неделе и по количеству групп и уроков, лежал на столе. Ольга Филипповна, преподаватель литературы, просила не ставить ее в пятницу и в субботу, потому что ездит экскурсоводом с туристским двухдневным поездом. Ребята поезд называют «турик», а туристов «туриками». Эру Васильевну нельзя занимать во вторник и в четверг: она работает над диссертацией. Директору неудобен понедельник, когда в Городском управлении проводятся методсоветы, на которых Юрий Матвеевич обязан присутствовать вместе со старшим мастером. Значит, в эти дни и старшего мастера нельзя класть в расписание. Рузанна Алексеевна, математичка, занята в среду в Институте усовершенствования… Марина Осиповна уже третий год завуч, а не может без Евгения Константиновича составить расписание. Старик говорит: наловчился — похоже на график движения поездов.
Он знал, как Марине Осиповне трудно: в ней до сих пор прочно удерживается лично ее средняя школа, откуда она пришла. Знал, как ей было неуютно, страшно в училище; навалились на нее как на завуча не только с общеобразовательными предметами, но и с техническими, о которых она прежде понятия не имела. Требовалось все это рассчитать, класть в расписание.
Когда Евгений Константинович рядом, Марине Осиповне уже не страшно, что в полугодие надо уложить на одного преподавателя 425 учебных часов. Что к спецпредметам прибавилась средняя школа в полном объеме. Раньше пробовали прибавлять вечернюю школу, «вечерку», но объем «вечерки» оказался недостаточным, и теперь прибавили школу в полном объеме. Получилось девять общеобразовательных и одиннадцать спецпредметов. В классных журналах перестало хватать страниц, и заказали новые журналы. Как ребятам справиться со всем этим? Сама Марина Осиповна, гуманитарник, сидит дома над книгами по устройству электровозов, основами электроматериаловедения… У нее разламывается голова, но она должна все это понять, разобраться.
В мини-НОТ, который появился в училище, было написано: «Не бойся эксперимента». И еще: «Имей чувство юмора и цени его в других».
Имей и цени.
А месяц назад из Госкомитета поступило новое директивное письмо: ко всем прочим предметам добавить право — семейное, уголовное, трудовое. Права молодых рационализаторов. Пятнадцать часов. И основы экономического производства. Тридцать часов. Как вставить в учебную сетку? Сколько будет уроков у ребят? Не восемь-девять, как было, а десять! И еще Госкомитет на будущий учебный год доводит физику до пяти часов в неделю и математику с элементами высшей математики тоже до пяти часов. За счет русского языка, говорят. Из восьмого класса средней школы должны приходить грамотные ребята.
Но это явное заблуждение. Часы на русский язык нельзя уменьшать. Марина Осиповна готова доказывать где угодно: на городских или республиканских педчтениях, в Госкомитете. Недаром в училище бытует шутка: «Какими языками владеешь?» — «Русским. Со словарем».
Ну, а как тут быть с расписанием? А Евгений Константинович спокойно вводил нулевой урок перед основными занятиями. Очень интересный, чтобы ребята обязательно пришли. Ставил в расписание эстетику. Предварительно договаривался с Эрой Васильевной. Эра Васильевна и ее предмет пользовались в училище большой любовью.
Небольшого роста, энергичная, волевая, с пышной прической, Эра Васильевна каждый раз в той эпохе, о которой говорила — греческая архаика, этруски, Фракия, Микены, Ассирия. К ней на занятия приходили даже мастера и свободные от уроков преподаватели, чтобы снять усталость, перевести дыхание.
Эра Васильевна. Как она легко и быстро прижилась в училище. И, казалось бы, с таким непривычным для технического училища предметом. Не хотели включать в постоянную программу. Думали — временно. Факультативно. Вроде кружка по искусству. Но Эра Васильевна победила, доказала свою правоту. Когда в группу ЭЛ-16 к Эре Васильевне явилась целая комиссия из управления, чтобы определить судьбу уроков по эстетике, кто-то из ребят крикнул: «Эстетика туфта!»
Эра Васильевна спокойно, среди полной тишины, сказала: «Тот, кто это выкрикнул, малоразвитый человек». В классе воцарилась полнейшая тишина и среди ребят и среди комиссии. Эра Васильевна подступила к ученику, встала перед ним вплотную; она сразу нашла его в группе. «Ты недавно достал из кармана чертилку и, когда трамвай отходил от остановки, тут, от нашего училища, ты приставил ее к трамваю. Трамвай поехал — ты не отпустил чертилку. Вы, ребята, имеете дело с металлом. Понимаете, что такое глубокая царапина через весь трамвай. Значит, ты не умеешь себя вести или ведешь себя, как малоразвитый человек, для которого нормы воспитания — туфта!» Парень сидел красный. «Ты заметил меня и сбежал. Было такое? Или, по-твоему, и это туфта? Не собиралась здесь говорить об этом, но ты меня вынудил. Отвечай! Боишься? Молчишь?» Парень вскочил. Казалось, он с кулаками ринется на Эру Васильевну. Но вскочил и командир группы. А это — Тося Вандышев.
Нина Михайловна Турчинова сидела в классе. Она закрыла руками глаза. Сидела неподвижно, не слышала звонка к началу занятий, а это значило, что в коридоре перед дверями класса выстроилась ЭЛ-16. Тося Вандышев ждал, когда выйдет из класса Нина Михайловна, чтобы доложить ей, что группа к занятиям готова.
Но двери класса оставались закрытыми. Нина Михайловна не выходила. Коридор второго этажа училища постепенно опустел. Другие группы — слесари по ремонту, моторвагонники, тепловозники — разошлись на занятия.
Группа стоит. Тося приоткрыл дверь, заглянул в класс.
Во всей фигуре Нины Михайловны, в том, как она сидела, не шевелясь, было что-то такое, что не позволяло Тосе окликнуть, побеспокоить ее. Тося не знал, как ему быть. Он чувствовал — с Ниной Михайловной происходит что-то необычное, устрашающе необъяснимое.
В коридоре появилась Марина Осиповна.
— Почему не на занятиях?
Тося неопределенно повел плечами.
— Где Нина Михайловна?
— Она в классе.
Марина Осиповна прошла в класс. Увидела Нину Михайловну, неподвижную, с опущенной головой.
— Что случилось? Вы нездоровы?
Нина Михайловна подняла голову, взглянула на Марину Осиповну:
— От меня ушел муж, — и заплакала.
Дверь быстро закрылась. Это, конечно, Тося.
— Я не могу вести занятия. — Нина Михайловна пыталась справиться с собой. Всегда безупречно подколотые волосы выбились из прически, прилипли к мокрым щекам. Замялся и топорщился воротничок кофточки. В одной руке она держала мокрый платок, в другой — коротенькую палочку цветного мела.
