Аркадий Гайдар - Чук и Гек (сборник)
Подошел Колька к забору и кричит:
– Нюрка! Пойдешь завтра за грибами?
А Нюрка боится.
– Вы, – говорит, – опять драться будете…
– Ну вот, драться… Что мы, хулиганы, что ли? Это только хулиганы каждый день дерутся. А мы разве каждый?..
Так и помирились.
…Васька был неграмотным – мал еще.
А Колька немного грамоте знал. Вечером, перед тем как лечь спать, подошел он к календарю, оторвал листочек и прочел на нем: «Вторник». Посмотрел на оставшийся листок и прочел: «Среда».
«Завтра уж среда», – подумал Колька и похвалился перед матерью:
– А я знаю, мама, почему среда средой называется. Это потому, что она посередке недели висит. Верно я говорю?
– Верно, – согласилась мать. – Ты бы лучше спать шел.
«И то правда, – подумал Колька. – Завтра вставать за грибами рано… в шесть часов».
Когда Колька уснул, вернулся с какого-то собрания отец. Посмотрел он на календарь и спросил:
– Разве у нас завтра среда?
– Нет, – ответила мать, – завтра еще только вторник. Это Колька по ошибке лишний листок вырвал. Вот оно и получилось, что завтра среда.
Вероятно, Колька и Васька проспали бы, если бы их не разбудила Нюрка. Солнце еще только взошло, трава была мокрая, и сначала босым ногам было холодно.
Направились в перелесок. Но грибов в перелеске попадалось немного, и ребята решили свернуть к Тихим оврагам, где кусты были погуще, а место посуше.
В корзине у Нюрки и Кольки лежало уже по нескольку штук, а у Васьки все еще ни одного.
– Ты, Нюрка, не иди со мной рядом, – попросил он, – а то ты все раньше меня срываешь. Ты иди лучше вбок, там и срывай.
– А ты не зевай, – ответила Нюрка и, кинувшись в кусты, вытащила оттуда большой крепкий березовик. – Вот смотри, какой ты гриб прозевал.
– Я не прозевал, – уныло ответил Васька, – я только хотел за куст посмотреть, а ты уже и выскочила.
Но вскоре, когда очутились они возле Тихих оврагов, то грибы начали попадаться так часто, что даже Васька нашел четыре осиновика да один белый – здоровый и без одной червинки.
Так бродили они по кустам долго, и уже высоко поднялось солнце и подсохла роса на полянках, когда вышли они на опушку.
– А ну-ка… а ну-ка, – сказал Колька, – посмотрите, ребята, куда мы зашли.
Высокий кустарник кончился. Дальше, насколько хватал глаз, расстилалось перед ними холмистое, покрытое мелкой порослью поле.
И через то поле не пролегала ни одна проезжая дорога – всюду только кустики да трава. Торчало на том поле несколько высоких деревянных башенок, с пустыми площадками наверху. А вправо, не дальше чем за километр, увидали ребята ту самую деревеньку с мельницей и церковью, которая видна была с окраины их поселка.
– Пойдемте посмотрим, – предложил Колька. – Мы скоренько… Посмотрим только, а потом спустимся под гору, да все прямо, прямо… Так к дому и выйдем.
– А вдруг стрелять начнут?
– А что, если красноармейцы приедут? – почти в один голос спросили Васька и Нюрка.
– Сегодня не приедут. Сегодня среда, – успокоил их Колька. – Пойдемте посмотрим, да и домой.
Идти пришлось по кочковатому, поросшему полю. И чем ближе подходили они, тем чаще попадались им бугры свежей, еще не заросшей травою земли, узкие глубокие канавы и круглые, залитые дождевой водой ямки.
Казалось, что огромный крот еще совсем недавно рылся в этом пустом и тихом поле.
– Это от снарядов, – догадался Колька. – Попадет снаряд в землю, рванет – вот тебе и яма. А вот это окопы. Сюда от пуль солдаты прячутся во время войны.
– Грязно очень, Колька, – с недоумением заглядывая в сырую глиняную канаву, сказала Нюрка. – Сюда если спрячешься, то вся вымажешься, потому что…
Но тут Васька, копавшийся около маленького кустика с почерневшей, точно опаленной листвой, закричал:
– Вот и нашел!.. Вот это так нашел!..
И он побежал к ним, держа что-то в руках.
Сначала ребята думали, что он тащит гриб, но когда он подбежал, то увидели они, что это не гриб, а толстый кусок металла с неровными острыми краями.
– Это осколок от снаряда, – опять догадался Колька. – Ты отдай мне его, Васька… Я тебе за него три гриба дам. Потрогай-ка, Нюрка, какой он тяжелый.
Но Нюрка поспешно отдернула руку и стала за спину Васьки.
– Положи его, Коленька, – робко попросила она. – А то вдруг он да и выстрелит.
– Глупая! – успокоил ее Колька. – Он уже выстреленный. Как же он без пороха выстрелит? Дай мне его, Васька, – попросил он опять, – а я тебе за него три гриба дам, да еще стрелу с гвоздем дам, как только домой придем.
– Что грибы! – ответил Васька, бережно засовывая осколок в корзину. – Грибы съешь, да и все. Я лучше не дам тебе его, Колька. Пускай он у меня будет. – Он помолчал, потом добавил: – А ты будешь приходить и смотреть. Как ты попросишь, так я тебе и дам посмотреть. Что мне, жалко, что ли? Смотри сколько хочешь.
* * *Они подходили к деревеньке. Не видно было ни мужиков, ни ребятишек. Не хрюкали свиньи, не мычали коровы, не лаяли собаки, как будто бы все повымерли.
– Я говорил, что все ушли отсюда, – тихо сказал Колька. – Разве же тут можно жить? Смотри, какие снарядные ямины.
Сделали еще несколько шагов и остановились, широко вытаращив глаза. Только теперь разглядели они, что деревеньки-то никакой и нет.
И мельница, и церковь, и домики сделаны были из тонких выкрашенных досок, без стен и без крыш.
Как будто бы кто-то огромными ножницами вырезал раскрашенные картинки и приклеил их на подставки среди зеленого поля.
– Вот так деревня! Вот так мельница! – закричал маленький Васька. – А мы-то думали, думали…
Со смехом вбежали ребята в игрушечную деревеньку. Кругом росла высокая трава, было тихо. Жужжали шмели, и порхали яркие бабочки.
Ребята бегали вокруг раскрашенных домиков, рассматривая их со всех сторон. Здесь же, неподалеку, были врыты столбы, к которым были прибиты тяжелые, толстые доски, в некоторых местах разорванные и расщепленные снарядами. Это были мишени, по которым стреляли артиллеристы. Перед обманчивой деревенькой тянулись в два ряда изломанные окопы, окутанные ржавой колючей проволокой.
Вскоре ребята наткнулись на какой-то погреб. Дверь в погреб была приоткрыта. С робостью спустились они по каменным ступенькам и очутились в глубоком каменном подвале, куда едва доходил слабый дневной свет.
В подвале стояла скамья. К стене была приделана полочка, а на полочке торчал небольшой огарок свечи.
– Зажжем свечку, – предложил Колька. – У меня спички есть. Я с собой захватил, чтобы костер разжечь.
Он достал спички, но тут они услыхали доносившийся сверху лошадиный топот.
– Побежим лучше домой, – тихо предложила Нюрка.
– Сейчас побежим. Там, наверху, кто-то есть. Как только проедут, так и побежим. А то заругаться могут. Вы, скажут, зачем сюда лазили?
Топот смолк. Ребята выбрались из погреба и увидели, как скачут, удаляясь, двое кавалеристов.
– Посмотри на вышку, – показал Васька, – вон на ту… Туда кто-то забрался.
Посмотрели – и верно: на одной из вышек сидел человек, и отсюда он казался маленьким-маленьким, как воробей.
Хотели уже бежать домой, но тут Васька захныкал и заявил, что он в погребе позабыл осколок.
Полезли опять. Зажгли свечку. Теперь, при тусклом свете, можно было разглядеть сырые толстые стены из цемента и потолок, настланный из крепких железных балок.
Вдруг – глухой далекий гул заставил вздрогнуть ребятишек. Как будто где-то упало на землю огромное тяжелое бревно.
– Колька, – шепотом спросила Нюрка, – что это такое?
– Не знаю, – также шепотом ответил он.
Гул повторился, но теперь грохнуло уже совсем близко. Ребятишки притихли и робко жались друг к другу. Васька раскрыл рот и, крепко сжимая найденный осколок, смотрел на Кольку. Колька хмурился, а по щеке Нюрки покатилась внезапно слеза, и она сказала жалобно, готовая вот-вот заплакать:
– А мне, Колька, кажется… мне что-то кажется… что сегодня вовсе не среда…
– И мне тоже, – уныло сказал Васька. И вдруг громко заплакал, а за ним и остальные…
Долго плакали притаившиеся в углу, попавшие в беду ребятишки. Гул наверху не смолкал. Он то приближался, то удалялся. Бывали минуты перерыва. В одну из таких минут Колька полез наверх затем, чтобы закрыть верхнюю дверь. Но тут совсем неподалеку так ахнуло, что Колька скатился обратно и, ползком добравшись до угла, где тихо плакали Васька с Нюркой, сел с ними рядом. Поплакав немного, он опять пополз наверх, к тяжелой, окованной железом двери погреба, захлопнул ее и отполз вниз.
Гул сразу стих, и только по легкому дрожанию, похожему на то, как вздрагивают стены дома, когда мимо едет тяжелый грузовик или трамвай, можно было догадаться, что снаряды рвутся где-то совсем неподалеку.
– До нас не дострелят, – еще всхлипывая, но уже успокаивая своих друзей, сказал Колька. – Мы вон как глубоко сидим. И стены из камня, и потолок из железа. Ты… не плачь, Нюрка, и ты не плачь, Васька. Вот скоро кончат стрелять, тогда мы вылезем да и побежим.
