Анвер Бикчентаев - Большой оркестр

Девочкам, видно, очень хотелось, чтобы Фатыма вышла во двор. Они манили её пальцами, тихонько стучали по стеклу, чтобы привлечь внимание подруги.

— Я устала ждать! — рассердилась наконец Люция. — Она нас ни во что не ставит.

— Ты же знаешь, что у неё больная мама! — вмешалась Маня.

— Сейчас я постучу в последний раз!

Люция начала сильно барабанить по стеклу. Фатыма что-то написала на бумаге и показала девочкам через окно.

Я СКОРО ВЫЙДУ. У МЕНЯ ЕСТЬ К ВАМ РАЗГОВОР, — было написано в записочке.

Девочки запрыгали от радости, а я отошёл в сторону.

Мальчику не подобает прыгать как козлёнку. Однако я твёрдо решил дождаться Фатымы и поделиться с ней тайной, а там будь что будет!..

У кого какие грехи?

— Девочки, — заговорила Фатыма, выйдя во двор и усаживаясь среди подруг, — знаете, что я вам хочу рассказать?.. Вчера мой папа вернулся с завода очень поздно. «Было собрание. Однако мне и досталось!» — сказал он. «Поругали?» — спросила мама. Мама всегда за него беспокоится. «Да ещё как!» — ответил папа. «Было обидно?» — продолжала выспрашивать мама. «Конечно, — сказал папа. — Очень обидно, когда говорят о твоих недостатках без всякой скидки, да ещё при всём честном народе… Но потом, некоторое время спустя, приходит удивительное, я бы сказал — светлое чувство. Я даже не знаю, как его назвать. Очищение от грехов, что ли!» Так говорил папа…

— А у меня папа погиб на фронте, — вдруг произнесла и низко опустила голову Маня. — А маму в крепости замучили — она была партизанкой…

Все девочки растерянно взглянули на Маню. А Фатыма порывисто обняла её.

— И вот я долго не могла заснуть, — опять заговорила Фатыма. — Всё думала и думала. Мне тоже захотелось испытать такое же чувство, о котором говорил папа. Но я не знаю…

При девочках я не мог рассказать о кладе и потому ждал, пока Фатыма останется одна. Но мне определённо не везло. Тряхнув головой, она вдруг выпалила:

— Девочки, давайте очистимся от грехов!

— Я согласна! — захлопала в ладоши Маня.

— А будет интересно? — осведомилась Люция. — И потом, я не знаю, как очищаются от грехов.

— По-моему, — неуверенно проговорила Фатыма, оглядывая подруг, — каждая встанет и по очереди расскажет о своих недостатках и ошибках.

— О, это неинтересно! — разочарованно протянула Люция.

— А я согласна! Чур, я первая! — закричала Зуляйха.

— Пусть начнёт Маня, она сидит с краю, — великодушно разрешила Фатыма. — Мы тебя слушаем.

— Я не слушаю бабушку, — тихо заговорила Маня. — Я не ем мяса, потому что люблю сладкое.

— Без мяса никогда большой не вырастешь, мне об этом тётя Эмма говорила, — заметила Фатыма. — С тебя хватит… Теперь Зуляйха, твоя очередь.

— Мама меня не добудится. И будильника я не слышу, — горько вздохнула Зуляйха. — Такая уж я ленивая…

— Ты не ленивая, а из деревни, — заключила Фатыма. — В деревне нет будильников, там есть только петухи. Ты привыкла вставать с петухами… Пусть теперь Люция выступает. После неё я сама тоже расскажу обо всех своих ошибках.

— Мне не о чем говорить, — пожала плечами Люция. — Мясо ем, сплю нормально.

— Разве не хочешь рассказать про деньги? — спросила Фатыма.

Люция вспыхнула.

— А какое тебе дело до этого? У меня много денег, и трачу я их как хочу. Я же не виновата, что вы завидуете мне.

От обиды Фатыма громко ахнула:

— Неужели тебе не стыдно? Деньги выпрашивала на учебники, а тратила на мороженое. А маме сказала, что потеряла…

— Ну и что ж? — ещё больше покраснела Люция. — Ты о себе лучше подумай!

От удивления Фатыма даже привстала:

— Как ты не понимаешь! Если ты не раскаешься, то все мы откажемся с тобой водиться.

Поднялась и Люция:

— А ты расскажи о себе. Почему ты краснеешь, когда встречаешь Ахмадея? Или даже когда произносят его имя?

Фатыма в самом деле покраснела. Маня подскочила к Люции:

— Как тебе не совестно так говорить!..

Неизвестно отчего — от обиды или от стыда, — Люция закрыла лицо руками и громко зарыдала. В эту минуту открылось окно на втором этаже, и все услышали громкий голос Люцииной мамы:

— Кто тебя обидел? Иди, иди домой! Сколько раз говорила: не водись с этими девчонками!

Так и не получилось у них очищения от грехов.

Признание

После того как ушла Люция, я тихонько окликнул Фатыму.

— Мне с тобой надо поговорить, — твёрдо произнёс я, желая наконец доверить ей тайну клада.

Но она так взглянула на меня, словно впервые увидела.

— Чего ещё тебе! — рассердилась она. — Неужели и ты не понимаешь?

С этими словами она убежала домой. Я не знал, что и думать. Почему обиделась Фатыма? Я ведь ничего плохого не хотел…

«Она меня не поняла, — догадался я и направился к её окнам. — Во что бы то ни стало надо объясниться…» Приставив к стенке порожний ящик из-под яблок (в нашем магазине чем только не торговали!), я глянул в окно. Фатыма сидела ко мне спиной и плакала. Её плечи вздрагивали. Я уже собирался постучать в окно, когда меня окликнула Маня.

— Тебе её тоже жалко? — спросила она.

От неожиданности я чуть не свалился с ящика. Немного придя в себя, я ответил:

— Жалко.

— А всё же нехорошо подсматривать в чужое окно.

Я покраснел и начал перед ней оправдываться:

— Я не думал подсматривать, я только хотел…

Маня поманила меня пальцем:

— Пойдём со мной!

Мы прошли через сад, мимо дровяника, в самый угол двора. Здесь Маня остановилась и доверчиво прошептала:

— Фатыма плачет не только из-за Люции, а потому, что любит. Но ты об этом никому не рассказывай.

— Ладно, — согласился я. — А зачем она любит? Теперь Маня поразилась моему вопросу.

— Каждая девочка любит мальчика, — пояснила она. — Я тоже люблю. Например, я люблю тебя.

Я покраснел и не знал, что сказать ей: это плохо или хорошо, когда тебя любит девчонка?

— Ты уже не сможешь отказаться? — спросил я, жалея её.

— Нет, уж всё решено, — со вздохом сказала она. Я ещё ни разу не любил, поэтому не совсем понимал, что от меня требуется.

— Как же я тебя буду любить? — спросил я.

— Любить — значит крепко дружить, — прошептала она. — Мы с тобой станем самыми близкими товарищами. Будем дружить, если будут ссориться другие мальчики и девочки.

— Пусть будет так, — не особенно уверенно согласился я.

Маня схватила мою руку.

— Ты не умеешь объясняться! — запротестовала она. — Ты кричишь, а надо шептаться. Я слышала, как большие девочки об этом говорили. Ты ничего не умеешь!

Маня была хорошая девочка, и я не возражал против того, чтобы с ней водиться.

— Ты должен меня защищать, если другие будут обижать, и всё время обо мне думать…

Я не отказывался от того, чтобы, при случае, защищать её, но всё время думать о ней — не мог. Кроме неё, у меня было о ком думать: о маме и об Ахмадее, с которым всё больше и больше начинал дружить.

Вспомнив о близких людях, я решил остаться честным человеком и сказать всю правду.

— Любить я не отказываюсь, — сказал я Мане, — но всё время о тебе думать не смогу. У меня, кроме тебя, есть о ком думать…

Я уже хотел повернуться и уйти, но Маня остановила меня.

— Ещё не всё, — проговорила она, будто стесняясь.

— А что ж ещё?

— Ты должен доказать, что любишь.

— Я не умею доказывать, — ответил я.

— Большим девочкам приносят подарки или гостинцы. Ты тоже можешь принести.

— У меня нет денег, — пояснил я ей. — На что я куплю подарок?

— Хотя бы мороженое купил, — предложила Маня. — Или цветов нарвал бы.

Я обрадовался, что так немного она у меня просит.

— Как только найдём клад, я тебе мороженого куплю, пять штук эскимо, — пообещал я великодушно.

Маня захлопала в ладоши:

— Я согласна! А вы будете искать клад? Вот здорово!

Я понял, что проболтался. Но отступать было поздно. Я объяснил ей, в чём дело, и попросил разговор сохранить в тайне.

Так из-за девчонки я впервые в жизни разгласил тайну.

Спор из-за клада

Ахмадей всерьёз собирался отколотить Яшу из-за луны, но, к счастью, небо прояснилось.

— Сегодня ночью непременно пойдём за сокровищами, — предупредил нас Яша. — План готов. Хотите познакомиться с ним сейчас или потом, перед тем как копать землю?

— Я ждать больше не могу, — нахмурился Ахмадей. — Хватит валять дурака!

Яша не стал осложнять дела.

— Я готов, — согласился он. — Но где соберёмся? Надо, чтобы никто нас не видел. Дело секретное, сами понимаете!

— С краю один дровяник пустует. Оккупируем его, — предложил Ахмадей.

Сарай был самый обыкновенный: глиняный пол, глухие стены. В углу стоял пустой ящик.

— Подходяще, — заявил Яша, придирчиво осмотрев стены.