Владимир Добряков - Недолгие зимние каникулы
— Боря помогает мне. Идеи ценные подкидывает… А вообще, мы тут любопытные проблемы решаем. Философские, можно сказать, проблемы…
— Они у вас не очень секретные? — спросила Маринка.
Я подумал, что Маринку, пожалуй, лучше бы не посвящать в наш разговор: у нее ушки на макушке, сразу может скумекать, что к чему, но было уже поздно:
— Вопрос стоит так: способен ли безвольный человек на решительные, героические поступки?
— Ничего себе философия! — Маринка с усмешкой тряхнула головой, и конец ее косы, перевязанный ленточкой, затрепыхался перед самым моим носом, а какой-то загнутый, нахальный волосок даже в ноздрю заглянул. Я чихнул. — Будь здоров! — сказала Маринка и подозрительно, сверху взглянула на меня. — А почему, собственно, сей глубокомысленный вопрос стал предметом обсуждения ваших выдающихся личностей?
От удовольствия, что Маринка завернула такую мудреную фразу, Алеша крутанул колесо переключателя.
— А вот, — кивнул он на меня, — Борис интересуется.
— Интересуется? — Маринка с еще большим подозрением уставила на меня продолговатые стекла очков.
Чтобы выиграть дорогие секунды, я с раздражением сказал:
— Ты не могла бы свою косу вместе с бантиком оставить дома? Как ядовитый спрут, витает перед лицом.
— Боря, у тебя не в порядке нервы. — Она переплела косы и стянула их под своим остреньким подбородком. — Ну?..
Я догадывался, что значит это «ну». Но теперь оно не застало меня врасплох.
— Один богатый промышленник приходит однажды к знаменитому профессору Джойсу и говорит: «Я готов подписать чек на сто тысяч долларов, если вы сможете, профессор, заменить мою слабую силу воли на волю непреклонную, железную». Джойс посадил его в кресло, приставил к затылку электронную пушку и дал напряжение. «Хорошо, — сказал он, — подписывайте чек. Вашу волю я могу изменить».
Алеша, как держал квадратный чурбачок в руке, так и замер. И Маринка слушала с интересом.
— Фантастический роман? — спросила она. — Как называется?
Названия я придумать не успел, и потому, не задумываясь — сочинять так сочинять! — соврал:
— Названия не знаю. Обложки нет.
— На последней странице посмотрел бы.
— И последней страницы нет. Так зачитали, что половина книги осталась. Роман о силе человеческой воли. Не оторвешься!
— Ну и как, изменил его волю профессор Джойс? — Алеша не на шутку заинтересовался моей бредовой выдумкой.
— Спрашиваешь! Десять сеансов особого гипноза, и промышленник сделался человеком гигантской силы воли.
— Забавно, — Маринка наморщила носик с двумя рыжими родинками, — зачем было тратить сто тысяч? Пошел бы в аптеку, там за десяток копеек дадут такие таблетки — проглотишь, и ничего не страшно.
Алеша взглянул на Маринку и закивал:
— Да, есть такие таблетки. Спортсмены за границей иногда их принимают. Допинг называются. На Олимпийских играх врач даже специальный анализ делает — не принимал ли спортсмен допинг. Если принимал — снимают с соревнований.
— Знаю, — сказал я, — читал. Но это совсем другое. Это — изменить волю на всю жизнь.
— А я думаю, что волю можно изменить и без всякого гипноза. И бесплатно. Не надо тратить такую кучу денег.
— Вообще я тоже так считаю, — сразу согласился Алеша с Маринкой.
Тогда я пошел в наступление на них обоих:
— А вы свой рост можете изменить? А цвет глаз можете? Или цвет кожи? А-а, — победно протянул я, — то-то! Так же и волю невозможно изменить. Человек с ней родится.
— Глупости! — Косы Маринки развязались и снова угрожающе затрепыхались перед моим лицом. — Глупости! Если я, допустим, захочу, то изменю свою волю! Заставлю!
— А вот и попалась! — Я захлопал в ладоши. — Как ты можешь себя заставить, если у тебя пока нет воли?.. А-а, попалась!
Маринка и Алеша переглянулись. «Переглядывайтесь! — подумал я. — Крыть-то нечем!»
— Нет, все равно можно! — Маринка упрямо тряхнула головой, и я опять чихнул. — Извини, пожалуйста. — Она снова стянула косы в узел. — Надо понемножку тренировать волю. Как спортсмены тренируются. Многие годы.
— Правильно, — поддержал Алеша. — В один день сильным не станешь. А за год, если очень захочешь, можно ого какие мускулы накачать! Тренировка — это тебе посильнее любых таблеток и гипноза.
Пока мы спорили, фильм закончился, и в дверях мастерской появились коренастые Алешины братишки.
— Что вы тут делаете?
— Вот-вот, — строго сказал Алеша, — вас тут, действительно, только и не хватает!
— Ну, мальчики, — заторопилась Маринка, — проболтала с вами, побегу ужинать.
— И мне пора, — с беспокойством проговорил я. — Мама тоже, наверно, ждет…
В передней я надел пальто.
— Заходи, — сказал Алеша. — Обязательно заходи. Поболтаем. Теперь времени много свободного — каникулы. И если что понадобится, приходи. К нам весь подъезд ходит. У кого ручка от кастрюли отвалилась, у кого ключ потерялся… А чего ты утром вместе с нами не пошел?
— Да так… — Я не знал, что ответить.
— С Грекой, что ли, куда пошли?.. Я сегодня просто главам не поверил, когда он в школу заявился. А работал как! Больше всех парт выкрасил. Молодчага!
Алеша говорил, а я в это время надевал шапку, завязывал шарф и не смотрел на него. А то и не представляю, как бы смотрел Алеше в глаза.
— До свидания, — тихо сказал я.
— Заходи! — снова напомнил Алеша.
Только на улице я подумал, что так и не предупредил Алешу насчет моей мамы. Да и как было просить об этом?
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ГРЕКЕ, ЕГО ХИТРОЙ ЗАГАДКЕ И О ТОМ, КАК МНЕ СРЕДИ НОЧИ БЛЕСНУЛА СПАСИТЕЛЬНАЯ ИДЕЯ
Со мной уже бывало такое, что просыпался среди ночи. Последний раз — совсем недавно. Мама рассказывала, будто я вдруг начал искать ночью свои тапочки. Шарю рукой по полу и все повторяю: «Где тапочки? Где тапочки?..» Мама даже из своей комнаты услышала. Пришла, зажгла свет и говорит: «Вот они, под кроватью». Я нащупал наконец тапочки и тут же снова улегся на кровать. Но я ничего этого совершенно не помню. Мама рассказывает, а мне просто не верится и смех разбирает. Хотя мама и говорит, что глаза у меня были открыты, но все это я делал, наверное, во сне и не просыпался. Иначе бы должен помнить.
А сегодня по-настоящему проснулся. Потому что все помню. Проснулся — сколько времени было, не знаю — и лежу. И спать ничуточки не хочется. Смотрю в потолок, на бледные полосы света (под окном, на столбе, горит фонарь), и. о чем только не думаю, не вспоминаю! Ну, а больше всего, конечно, про вчерашний день.
И еще необыкновенно ярко, во всех подробностях — будто не в потолок глаза пялю, а сижу в темном зале и смотрю на экран, — припомнилось мне первое сентября, когда наши ребята, счастливые и взволнованные, впервые после каникул собрались на школьном дворе. В этой радостной суматохе я тогда и увидел Греку. Он так и представился: «Грека». Подошел к нам — куртка на все пуговицы расстегнута, ремень широкий, морской, пряжка сияет золотом.
— Други, — сказал смело и независимо, — это шестой, что ли? Бэшки?
— Мы самые. — Алеша с интересом оглядел незнакомого парнишку.
— Ну, порядок! Компания ничего, подходящая, будем вместе учиться. Давайте знакомиться: Грека.
Грека. Вот так имя! Мы глазели на новенького и не знали, верить ему или не верить.
Наш командир класса Алеша (хоть тогда, в новом году, еще не выбирали его, но все равно считали командиром) переспросил:
— Грека? Это как понять?
— А так и понимай. — Новенький с усмешкой прищурил «вой и без того узкие глаза. Потом одним пальцем ловко подвинул кепку на затылке вверх, и козырек его косовато осел почти на самые брови. — Ясно? Так и зовите: Грека. Между прочим, щелчком убиваю человека.
Все видели, что он просто хвастается, цену себе набивает, но верно было и то: парень здоровый, плечистый, и ростом ни с кем из наших ребят его не сравнить. Стоит Алеша перед Грекой — и как раз по бровь ему, по надвинутый козырек. А козырек — узенький, черным лаком отливает. Я сразу подумал: на шпану похож. И вот еще о чем подумал с тревогой: неужели командир смолчит? Не смолчал Алеша. Сказал спокойно, но с нажимом, будто предупредил:
— Ты насчет человека не спеши. Это тебе не муха.
Грека ноздри раздул и командира взглядом словно насквозь прокалывает.
Мы застыли. По всему виду этого новенького в кепочке — чувствовалось: он к такому отпору не привык и сейчас лишь выгадывает секунды, решая, как поступить дальше. И на ребят покосил взглядом, будто оценивая силы. Чем бы все эта кончилось, трудно сказать — Маринка вмешалась. Она подскочила к ним и даже зачем-то букет цветов подняла, словно собиралась этим букетом стукнуть Греку по макушке.
— Ты чего задираешься, длинный! Гляди, только явился и свои порядки устанавливает! Не смотри, что здоровый вырос, думаешь, силы на тебя не найдется? Да мы, девчонки, сами захотим — отколотим тебя! Девочки, — обернулась она к подружкам, — правильно я говорю?
