Иосиф Дик - В дебрях Кара-Бумбы

Лесник еще выпил кружку кофе, церемонно поклонился и, сказав: «Ну, радуйтесь тут, люди!» - ушел.

Однако вскоре он вернулся и добавил:

– Вы с огнем, буде, не того! А то я вас, буде, того! - И опять скрылся в кустах.

Зашла к нам как-то тетя Груня и, увидев, как мы уплетали за обе щеки картошку в мундире, сказала:

– А может, вам в готовке пособить, а? Вы, ребята, меня не стесняйтесь. Хотите, я вам буду готовить и вы ко мне будете приходить? Тут можно и мясца достать говяжьего али курочки. А вы небось все всухомячку да всухомячку?

– Спасибо, тетя Груня, - сказал я, - но мы не всухомячку… У нас все бывает: и первое, и второе, и третье.

– Ну?! - улыбнулась тетя Груня. - Как в чайной?

Наше первое приключение с «медведем», вернее, с непонятным существом, каким-то образом очутившимся вблизи нашего шалаша, забылось не скоро. Мы сделали вокруг шалаша плотную изгородь из заостренных осиновых кольев и вырезали два дубовых дрына для самообороны.

И вот наступил долгожданный отдых. Наш шалаш стал теперь крепостью, неуязвимой со всех точек зрения: продукты у нас есть, безопасность жилья гарантирована.

Первый свободный от работ день мы с утра до вечера купались, на второй день мы ходили за ягодами, на третий делали себе луки и стрелы и стреляли, как индейцы, в цель, в Лешкину тюбетейку.

А на четвертый я задумался: ну ладно, вот мы едим, спим, отдыхаем в лесу, а дальше что? Неужели и все лето так пройдет?

– А хотя бы и так, - глубокомысленно сказал мне Лешка. - Чем плохо? Тут пташки поют, там разные букашки чирикают.

– Но ведь так же скучно - только жрать и спать!

– Ну не жри и не спи, а по мне, это в самый раз… Дети должны наслаждаться своим золотым детством. Так сам Толстой сказал.

– Значит, надо баклуши бить?

– Во-первых, ты мне объясни, что такое… баклуши, а во-вторых, если кто и бьет их, то все равно, значит, работает… - У Лешки был иронический тон.

– Слушай! - сказал я. - Ну зачем мы сюда приехали? Я считаю, что мы приехали сюда для того, чтобы закалять и вырабатывать характер. Так? А характер вырабатывается борьбе с жизненными трудностями. Теперь дальше: сейчас у нас нет жизненных трудностей, но мы их можем сразу добыть.

– А как? - спросил Лешка.

– Очень просто. Мне сейчас в голову пришла великолепная идея: надо отказаться от всех денег, которые у нас есть, от помощи пап и мам и надо начать самостоятельную жизнь!

– Что?! Самостоятельную? - удивился Лешка.

– Да.

– Без пап и мам?

– Да.

– Не выдержим! - сказал Лешка.

Этот Лешка был настоящим маменькиным сынком! В школе все ребята собирают металлолом: таскают на плечах водопроводные трубы, приносят невесть откуда битую чугунную фасонину от канализации, а Лешка стоит в сторонке и наблюдает. Ему-де нельзя таскать, у него аппендицит! Мы в школьном дворе начинаем сажать яблони: роем ямки, заливаем их навозной жижей, а Лешка ходит вокруг нас и бормочет: «Вы, ребята, с землей поосторожней. Проткнете чем-нибудь палец, и будет у вас столбняк!»

«Столбняк», «аппендицит»! Вот и сейчас: «Не выдержим…» Что за странный человек!

Владимир Сергеевич при этом разговоре не присутствовал. Он ходил на станцию за свежей газетой. Но когда вернулся, вдруг спросил нас:

– Друзья, а вы знаете, что самое плохое на свете?

Мы с Лешкой умолкли.

– Самое плохое на свете, - продолжал Владимир Сергеевич, - это безыдейное существование. Понятно?

– А мы тут при чем? - перебил его Лешка.

– При том, что мы с вами уже четвертый день за зря небо коптим. Мы ничего не делаем: ни хорошего, ни плохого. А посему совещание по вопросу о смысле жизни в нашем шалаше считаю открытым. Кто хочет слова?

В предвечерней тишине леса было отчетливо слышно далекое «ку-ку». За оврагом в пионерский горн дудел пастух. Оттуда слышалось мычание, хлопанье хлыста и крики подпасков: «Э-эй, комолая! Куда понесло?» Вероятно, стадо уже потихоньку шло к деревне. До нашего слуха долетал приятный церковный звон. Дилинь-дон! Дилинь-дон! Дилинь-дон!.. - захлебывались многочисленные колокольчики.

– А мы с Юркой уже говорили на эту тему, - сказал Лешка. - И он знаете что предлагает? Вот чудак! Чтобы мы отказались от всех папо-маминых продуктов и начали бы самостоятельную жизнь!

При слове «самостоятельную» Лешка поднял указательный палец и засмеялся.

– Ого! Интересный разговор. Прямо в яблочко попали, - улыбнулся Владимир Сергеевич. - Ну и на чем же вы порешили?

– А ни на чем. Не выдержим!

– А сколько дней будут продолжаться ваши, то есть наши, испытания? - спросил Владимир Сергеевич.

– Я предлагаю весь шалашный период.

– Веселенькая затейка! - пробурчал Лешка. - Обалдел!

– А я стою за это испытание, - вдруг обрадовано сказал Владимир Сергеевич. - Это любопытно придумано. Итак, голосуем. Кто за самостоятельную жизнь? Кто против? Кто воздержался?

Лешка поднял руку.

– Против нет. Воздержался один, - сказал Владимир Сергеевич. - Но так как меньшинство подчиняется большинству, то завтра мы все начинаем трудовую жизнь. На имеющиеся у нас продукты накладывается вето, что означает запрет. Кто не работает - тот не ест! Ура, товарищи!

– Подождите, а у меня вопрос, - сказал Лешка. А как быть с одеждой, кастрюлями, топором и другими вещами? Их что, придется сдавать?

– Нет, сдавать не будем, - ответил Владимир Сергеевич.

– Но ведь эти вещи не наши, а пап и мам!

– А мы предположим, что мы их взяли в долг или нам, так сказать, их подарили.

– Ладно, - вдруг торжественно сказал Лешка. - А давайте также и продукты и деньги возьмем будто в долг или предположим, что нам их подарили. Вот и весь выход из положения!

– Товарищи, - будто стоя на трибуне, официальным голосом сказал Владимир Сергеевич, - мы, кажется, этот вопрос решили, и вновь к нему возвращаться уже нет смысла.

– Но что мы будем есть на ужин? - закричал Лешка. - Ни-че-го, - по складам разъяснил Владимир Сергеевич. - Это даже полезно. Один врач говорил: завтрак съедай сам, обед подели с другом, а ужин отдай врагу. В общем, теперь мы с вами несчастные сироты! Но у нас есть голова, руки и ноги.

И словно для того чтобы лишний раз показать свои ноги; Владимир Сергеевич стал затаптывать костер.

Но в этот вечер мы все-таки поужинали. Мы съели колбасу, привезенную из Москвы.

И не оттого, что у нас не было воли отказаться от нее, а лишь для того, чтобы ее не выбрасывать: к утру она могла протухнуть.

ДА ЗДРАВСТВУЮТ ПАМПУШКИ!

Наша самостоятельная жизнь началась ранним дождливым утром, когда мы, промокшие до нитки, вылезли после ночи из шалаша и пытались разжечь костер.

Спички и дрова были мокрыми. Единственная надежда была у нас - найти в золе хоть одну маленькую искорку.

Осторожно тоненькой палочкой мы стали разгребать глиноподобную золу, И вскоре под толстым пластом на конце обгоревшего сучка мы обнаружили маленький розовый огонечек. Под нашими губами он то ярко разгорался, то мерк и никак не хотел переходить на сухой мох, найденный в шалаше. Мы с трепетом смотрели на огонек, и наши сердца замирали, когда он потихоньку начинал покрываться матовым налетом.

Наконец микроскопическая искорка поползла по одной из ниточек мха и перескочила на соседнюю.

– Теперь я… один! - вдруг еле слышно скомандовал Владимир Сергеевич и, вытянув губы, стал дуть на мох.

Розовые ниточки все больше и больше расползались по сторонам, и в руках у Владимира Сергеевича вскоре очутилось огненное гнездышко с выгоревшей серединкой.

– Ух, спасены! - вздохнул он и, положив «гнездо» на землю, прикрыл его новым мхом, иголками и листьями. И вдруг над всей кучкой, словно над маленьким чумом, заколебался едкий дымок.

Вскоре мы разложили большой костер, для того чтобы обогреться, и маленький - для кастрюли с водой.

Умывшись на роднике, мы сели завтракать, то есть выпили по стакану горячей воды с брусничным листом.

У меня и у Лешки вода в желудке свободно переливалась, и эти переливы были очень хорошо слышны Владимиру Сергеевичу.

– Ну-с, товарищи романтики, - наконец спросил он, надо завтракать, а чем? Денег и хлеба нет. Но есть желание стать полезными людьми.

– Я предлагаю на завтрак варить топор, - оптимистически сказал Лешка. - Помните, как в одной сказочке солдат топор варил? У нас будет суп из топора, а на второе мы его обсосем, как будто сахарную косточку. Ват проблема и решена!

– Уж лучше тогда ботинки взять, - сказал я, - они из кожи. Эта очень вкусно - навар из подметок! А каблуки у нас на жаркое пойдут. С хреном съедим…

– Ну вы, дети! Развеселились! - сказал Владимир Сергеевич. - Я у вас серьезно спрашиваю, а вы хиханьки да хаханьки!

– А знаете, - вдруг засветился Лешка, - деньги на хлеб будут! Я думал об этом всю ночь.

– Значит, ты хлеб берешь на себя? - спросил я.

– Беру.

– Чудесно! - сказал Владимир Сергеевич. - А мы с Юркой берем на себя другое съестное. Только, чур, деньги у Зойки не добывать!