Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник)
Мистер Гоббс пришел в необычайное волнение. Сперва перемена в судьбе Цедрика очень не понравилась ему, но за последнее время он примирился с этим обстоятельством, а получив первое письмо Цедрика, стал, пожалуй, даже гордиться богатством и знатностью своего маленького друга. Он мог быть нелестного мнения о графах, но хорошо знал, что даже в Америке деньги имеют большое значение, и если богатство и величие исчезнут – вместе с титулом, то Цедрику придется нелегко.
– Они просто хотят его ограбить! – заявил мистер Гоббс. – Они хотят его ограбить. Надо спешить к нему на помощь!..
Дик оставался у него до поздней ночи, а когда, наконец, ушел, мистер Гоббс провожал его до угла улицы. На обратном пути он долго стоял перед пустым домиком и глядел на объявление о сдаче квартиры, в сильном волнении покуривая трубку.
Глава XII
Соперники
Вскоре после званого обеда в замке почти все жители Англии, читавшие газеты, узнали о романтической истории, разыгравшейся в Доринкорте. Действительно, случилось нечто поистине удивительное: тут фигурировал и маленький американец, прибывший в Англию, чтобы сделаться лордом Фаунтлероем, о котором говорили, что он очень красив и что все его полюбили, и старый граф, его дед, гордившийся своим внуком, и хорошенькая молодая мать, которой не прощали ее брака с капитаном Эрролем, и удивительный брак Дэвиса, покойного лорда Фаунтлероя, и, наконец, странная женщина, о которой раньше никто не знал, и ее неожиданное появление с сыном, который, как она утверждала, и есть настоящий лорд Фаунтлерой и должен быть восстановлен в своих правах. Обо всем этом говорили и писали, и сведения эти производили на всех сильнейшее впечатление. Затем пронесся слух, что старый граф окончательно не желает признавать прав своего неожиданно объявившегося внука и собирается бороться с матерью законным порядком, то есть передаст дело в суд.
Никогда еще не бывало такого возбуждения в графстве, в котором расположено Эльсборо. По базарным дням люди останавливались группами и рассуждали об этом необычайном событии. Жены фермеров приглашали друг друга на чашку чая, чтобы обсудить последние новости. Они рассказывали удивительные вещи о том, как разгневанный граф решил прогнать от себя нового лорда Фаунтлероя и как безумно ненавидел он мать своего вновь прибывшего внука. Но, конечно, больше всех знала обо всем этом миссис Диббль, и значение ее ввиду этого с каждым днем возрастало все более.
– Да, дело плохо, – говорила она, – и если вы желаете знать мое мнение, сударыни, то я скажу, что это ему наказание за то, что так жестоко поступил с милой барыней, которая по его милости живет одна в доме, без сына. Ведь старик-то страшно любит внука и гордится им. А тут еще для него и другое горе – приехавшая дама по виду совсем не леди, как та мамаша маленького лорда. Это просто нахальная черноглазая бабенка, и мистер Томас говорит, что ни один порядочный лакей не станет слушаться ее приказаний; мистер Томас уверяет даже, будто не останется в доме и часа, если только она там поселится. Да и мальчик не может сравниться с маленьким лордом. Бог знает, что из всего этого выйдет и чем все это кончится, а я просто едва устояла на ногах, когда Джейн сообщила нам это известие…
Действительно, всюду чувствовалось сильное волнение: в замке, в библиотеке, где граф и мистер Хевишэм тихо разговаривали между собою, в людской, где перешептывались мистер Томас, дворецкий и остальные лакеи, где болтали и сплетничали горничные, в конюшне, где Вилькинс, чистя лошадей, с грустью рассказывал кучеру, что никогда в своей жизни не видал такого ловкого молодого барина, который так быстро научался бы ездить верхом, точно родился в седле, и с которым было бы так приятно ездить.
Среди всех этих волновавшихся людей только Цедрик оставался совершенно спокойным. Правда, сначала, когда ему объяснили, в чем дело, он был слегка смущен и встревожен, но совсем не из-за уязвленного самолюбия.
Пока граф рассказывал ему, что случилось, он сидел на скамеечке у его ног, как он это так часто делал, беседуя с дедом.
– Как странно, – проговорил он, дослушав рассказ до конца.
Граф молча смотрел на мальчика. Он сам чувствовал себя очень странно – так странно он не чувствовал себя ни разу за всю свою жизнь – и с тревогой подметил на лице мальчика какое-то тревожное, не свойственное ему выражение.
– Как вы думаете, дедушка, – спросил он, – они отнимут у Милочки ее дом и экипаж?
– Нет! – решительно и громко сказал граф. – Они ничего не посмеют отнять у нее…
– А! Вот это хорошо, – с видимым облегчением произнес Цедрик.
Затем он пристально посмотрел на дедушку своими большими задумчивыми глазами и спросил грустно и нежно:
– А как же другой мальчик? Значит… значит, теперь он будет вашим мальчиком… как я был раньше… правда?
– Никогда! – крикнул так резко граф, что Цедрик чуть не подскочил на стуле.
– Нет? – удивленно переспросил он. – Почему? А я думал…
С этими словами он быстро встал со стула и подошел к деду.
– Я останусь вашим мальчиком, даже если не буду графом? – спросил он. – Я останусь у вас, как раньше? – И его раскрасневшееся личико с тревогой и вопросительно обратилось к графу.
Как смерил его с ног до головы старый граф!.. Как сдвинулись его густые брови, как странно засверкали глубоко запавшие глаза!
– Ты мой мальчик, да, и всегда останешься моим мальчиком, пока я жив. И, клянусь, мне иногда кажется, что у меня никогда не было других детей, – сказал граф.
И, поверите ли, голос его звучал как-то странно, он был точно надтреснут и охрип, совсем не похож на тот голос, какой бывает у графов, хотя старый лорд говорил решительно и властно…
Цедрик вспыхнул от радости. Он засунул руки в карманы и, глядя прямо деду в глаза, сказал:
– Если так, то мне все равно, буду я графом или нет. Я ведь думал сперва, что тот мальчик, который будет графом, станет вашим мальчиком, а я… я уже не буду им… и это мне было очень неприятно.
Граф положил ему руку на плечо и привлек его к себе.
– Они ничего не отнимут из того, что я смогу сохранить для тебя, – сказал он, тяжело переводя дух. – А впрочем, я не хочу верить, чтобы они вообще могли отнять у тебя что-либо. Ты рожден для этого положения, и ты будешь его занимать… Помни одно: в любом случае ты получишь все, что принадлежит лично мне.
Казалось, граф забыл в эту минуту, что говорит не со взрослым, а с ребенком, так твердо и решительно звучал его голос. Видно было, что он вместе с тем давал обещание самому себе.
Он до сих пор ясно не представлял себе, как глубоко проникли в его сердце любовь к мальчику и гордость за него. Никогда так ясно не видел он его хорошие качества, его красоту и благородство, как в эту минуту. Его упрямой натуре казалось немыслимым отказаться от того, что он так лелеял. И он решил не отказываться от этого без ожесточенной борьбы.
Несколько дней спустя после того как женщина, называвшая себя леди Фаунтлерой, виделась с мистером Хевишэмом, она явилась в замок и привезла с собой сына. Ее не приняли. Лакей у входа передал ей, что граф не желает ее видеть и предлагает обратиться к мистеру Хевишэму.
– Сейчас видно, что она не настоящая барыня, – рассказывал после Томас, отворявший ей двери. – Я достаточно послужил в знатных домах, чтобы сразу отличить настоящих господ от поддельных, а эта уж никогда не была леди, сразу видно. То ли дело барыня в Лодже, уж не знаю, американка она или нет, а сразу видно, что она настоящего сорта, это признает любой джентльмен, только взглянув на нее. Я так и сказал Генри, когда мы ее в первый раз увидели.
Незнакомка между тем уехала. Она, видимо, сердилась и вместе с тем чего-то боялась. Во время своих разговоров с нею мистер Хевишэм заметил, что, несмотря на развязность манер и бойкость в словах, смелость ее была напускная. По временам она видимо робела и не выдерживала той роли, которую хотела играть, так как не ожидала столь сильного отпора со стороны графа.
– Она, очевидно, принадлежит к самым низшим слоям общества, – говорил мистер Хевишэм, обращаясь к миссис Эрроль. – Она совершенно необразованна, с плохими манерами и, по-видимому, совсем не привыкла встречаться на равной ноге с людьми нашего круга. Первый визит к графу сбил ее с толку. Она была взбешена, но растерялась. Он сперва не хотел ее видеть, но я посоветовал ему поехать со мною в гостиницу, где она остановилась. Как только он вошел, она сразу перепугалась, побледнела, но вслед затем яростно набросилась на него, наговорила ему дерзостей и грозила судом.
Действительно, граф стоял перед ней во весь рост, с достоинством настоящего аристократа и с презрительной улыбкой глядел ей прямо в лицо, не удостаивая ни единым словом и меряя ее взглядом с головы до ног, как какую-нибудь отвратительную диковинку. Он спокойно выслушал ее дерзости и, когда она, наконец, остановилась, заговорил:
