Александр Власов - О вас, ребята
Салов умолкал и выжидательно смотрел в глаза учителю, будто ждал нового вопроса, уверенный, что ответит на него так же блестяще.
Учитель с грустью спрашивал:
— Не выучил?
— Не успел! — чистосердечно признавался Салов и добавлял под веселый шумок товарищей: — Но ведь я не ошибся… По-моему, все точно: и как раньше — до революции, и как сейчас…
— Берись, Салов, за уроки! — внушительно говорил учитель. — Пора! На одном языке не выедешь, хоть он у тебя и хорошо привешен…
Несколько секунд учитель и ученик вздыхали по очереди: учитель огорченно, а Салов с томительным ожиданием. Потом учитель ставил в журнал тройку с «вожжами», а Салов шел за парту.
На уроках русского языка «героем» обычно бывал Никашин. Он обладал внутренним чутьем на язык, и это позволяло ему иногда блеснуть интересной догадкой. Однажды, разбирая слово «берлога», он привел в умиление учительницу, сказав, что берлога происходит от немецких слов: «бер» — медведь и «леген» — «лежать». В другой раз он увидел скрытое родство между словами «неделя» и «дело». С тех пор никакие глупости, которыми часто изобиловали его ответы, не могли поколебать учительницу. Даже в самых катастрофических случаях она ставила Никашину три с двумя минусами.
Третий из «мушкетеров» — Орлов — не обладал ни красноречием Салова, ни чутьем Никашина, но зато он был удивительно догадлив, имел кошачий слух и превосходную зрительную память. Когда его вызывали к доске, он поднимался из-за парты медленно-медленно, успевал найти и окинуть взглядом страницу учебника с ответом на заданный вопрос. Если на странице попадались формулы или даты, он запоминал их мгновенно. Остальное приходило само собой в виде чуть слышных подсказок друзей и наводящих вопросов учителя, из которых Орлов умел извлекать очень многое. Его ответы строились приблизительно так.
— Двадцать шестого мая, шестого июня по новому стилю, тысяча семьсот девяносто девятого года, — растягивая слова, произносил Орлов первую цифру, которую он успел заметить на странице учебника по литературе. А в это время его чуткий слух улавливал шепот Салова: «Родился…» — и Орлов уверенно продолжал: — родился Александр Сергеевич Пушкин. В тысяча восемьсот одиннадцатом году… — следовала подсказка: «Лицей!» — Пушкин поступил в лицей.
— В какой? — спрашивал учитель.
— В царский, конечно! — добавлял Орлов.
— В Царскосельский, — поправлял учитель.
— Да-да! В Царскосельский! Я оговорился… В тысяча восемьсот двенадцатом году…
— Подожди, Орлов! — перебивал его учитель. — Ты о детстве поэта расскажи.
— А что именно? — допытывался Орлов. — Детство юного поэта было большое и интересное.
— Расскажи о том, что помогло стать Пушкину великим поэтом: интересовались ли в семье Пушкина литературой, может быть, у них была библиотека, может быть, к ним заходили поэты и писатели. Расскажи о няне, о ее сказках…
— Все ясно! — живо подхватывал Орлов. — В доме Пушкиных в Москве была библиотека. Родители юного Александра Сергеевича были большими любителями литературы. К ним приходили поэты и писатели. Они разговаривали на литературные темы. Была у Пушкина и няня Арина Родионовна. У нее были сказки…
— Как были? — удивлялся учитель. — Она рассказывала их поэту!
— Да-да! — поправился Орлов. — Она часто вечерами в свободное от работы время рассказывала их поэту… юному, конечно… Он тогда еще юный был…
После мучительного длинного и несвязного рассказа в журнале появлялась очередная тройка с «вожжами».
Двоечников прорабатывали на сборах отряда. Им помогали избавляться от хвостов. А троечники, даже если у них в дневниках красовались жирные «вожжи», не вызывали опасений. В ведомости в колонках оценок за четверть «вожжи» не выставлялись. Там писалось кисло-сладкое словечко «удовлетворительно». Оно обеспечивало переход в другой класс.
Получив ведомости, три «мушкетера» пробегали глазами по сплошным «удочкам», и Салов произносил с облегчением:
— Что и требовалось доказать!
Опасность снова отдалялась на целую четверть, и три друга со спокойной душой отдавались своему любимому занятию — фехтованию.
Эта страсть захватила их давно — в третьем классе, когда Салов впервые открыл книгу Дюма и познакомился с храбрым гасконцем д’Артаньяном. В течение недели отважный мушкетер завоевал сердца еще двух мальчишек — Никашина и Орлова. А через несколько дней самодельные сабли, шпаги и рапиры скрестились в воздухе. Поединки возникали всюду: на лестничных площадках, во дворе дома, в школьных коридорах. Бои шли с переменным успехом. Руки у друзей всегда были в ссадинах и синяках. Но их боевой пыл не угасал, несмотря на раны и постоянные нарекания матерей.
Однажды горячая схватка разгорелась в скверике у трамвайной остановки. Секундантом был Орлов. Бились Салов и Никашин. Шпаги так и мелькали. Разгоряченные мальчишки не заметили, как к ним подошел стройный, подтянутый мужчина. Он постоял, посмотрел и, когда Никашин, сделав неожиданный выпад, ткнул шпагой Салова в грудь пониже ключицы, сказал:
— Хорошо работаете!
Мальчишки расцвели от похвалы. Взрослые всегда их ругали за эти поединки, а тут раздались слова одобрения.
— Мы любого победим! — похвастался Никашин. — Втроем всю улицу вызвать можем!
— Ну-у! — удивился мужчина. — Дай-ка мне твое оружие!
Он взял у Орлова палку, отдаленно напоминающую тяжелый тевтонский меч, и произнес с вызовом:
— Нападайте! Вдвоем…
— Это вы… серьезно? — недоверчиво спросил Салов.
— Самым серьезным образом!
Мальчишки переглянулись и с двух сторон накинулись на мужчину. Первым нанес удар Никашин. Вернее, не нанес, а только хотел нанести, но его шпага, встретившись с оружием противника, выскользнула, как живая, из рук и упала метрах в трех. Через какую-то долю секунды туда же полетела и шпага Салова. Они лежали рядышком на земле, и мальчишки, разинув рты, смотрели на них, ничего не понимая.
— Деретесь вы напористо, смело, но кустарно, — подвел итог незнакомый мужчина. — А фехтование — это искусство! Если захотите заниматься серьезно, — приходите ко мне завтра на стадион. Спросите Скуратова…
Ребята, конечно, приехали и с тех пор стали заниматься в секции фехтования у мастера спорта — Скуратова.
Тренер относился к ним по-отечески, но требовал точного выполнения всех условий. А их было много: утренняя зарядка, ежедневная пробежка на 3–5 километров, занятия различными видами спорта и хорошая учеба в школе. Все, что касалось физкультуры, мальчишки приняли без оговорок. Но последнее условие они встретили без энтузиазма.
— А по-нашему так, — высказался Никашин: — Если на второй год не останешься, — значит, учишься хорошо!
Скуратов понял, что у ребят дела с учебой обстоят неважно.
— Чтобы не было недоразумений между нами, — сказал он, — запомните: за двойку — вон из секции!
— На неделю! — предложил Салов.
— Навсегда! — твердо ответил тренер. — Каждую субботу являться ко мне с дневником. И вообще я что-то не совсем понимаю ваше отношение к учебе. Может быть, вы мне растолкуете?.. Только начистоту!.. Помню, когда я учился, мы дрались за пятерки!
— Было когда-то! — согласился Орлов. — Только теперь это не нужно!..
— Это как же так? Почему? — удивился Скуратов.
И мальчишки попытались объяснить ему свою точку зрения. Говорил больше Салов. Остальные поддакивали.
— Раньше мне каждый день дома твердили: учись лучше — в институт пойдешь, ученым станешь! Да я и сам знал: будешь отличником — примут в вуз без экзаменов. А сейчас пятерки не нужны — все равно на работу после восьмого класса. А там а плюс бэ в квадрате никому не потребуется. Пошел на работу — знай свое дело — вкалывай! И вся школьная премудрость тебе ни к чему!
— По-твоему выходит: на работе никакие знания не нужны? — спросил Скуратов.
— Нужны, да не школьные, — ответил Салов. — Мне отец рассказывал, что он журналистом стал не в школе и не в университете. Там ему только диплом выдали, а писать он научился в газете, когда проработал два года… Или вот, спорт… Ну на что спортсмену физика или химия? Мускулы нужны, ловкость, а не аш два о или формулы всякие!
Скуратов не стал переубеждать трех друзей, потому что видел: слова не помогут. Надо сделать так, чтобы сама жизнь заставила их понять свою ошибку.
Тренер побывал в школе, разговаривал с учителями, посмотрел диктовки трех «мушкетеров» и разработал остроумный план.
* * *Назначили первые внутрисекционные соревнования. Раньше юные фехтовальщики проводили между собой только учебные бои. Теперь пятнадцать мальчишек готовились к настоящим боевым схваткам, которые должны были выявить самого искусного фехтовальщика. Предположений высказывалось много. Большинство думало, что первенство завоюет Никашин. Шансы Салова и Орлова тоже оценивались высоко. Им прочили место в первой пятерке.
