Елена Ильина - Обыкновенные девчонки (сборник)
— Да, «рассказать»! — оборвала ее Катя. — А если она уже плачет и даже слова не может выговорить? Что тогда?
— Тогда уж не знаю. — И Стелла отвернулась к окну.
А Валя вздохнула.
— Лыжники, наверно, давно ушли, — сказала она. — И осталась наша Ирка на станции одна. Одна-одинешенька… Сидит там, как дура, под часами и ревет.
Все испуганно посмотрели друг на друга и на Олю.
— Ну, отчаиваться еще рано, — сказала Оля, стараясь говорить спокойно. — Не пропадет.
Но Олины слова никого не успокоили. Легко сказать — «не пропадет», когда она уже пропала! Впрочем, видно, у самой Оли на душе не было спокойно. Она так и покачивалась из стороны в сторону, приложив руки к щекам, а Кате с Настей — тем и вовсе не сиделось на месте. Они то вскакивали, то садились снова.
Сначала все еще ждали, что дверь вот-вот откроется и в вагон как ни в чем не бывало войдет Ира… Но с каждой минутой эта надежда таяла, и теперь девочки поглядывали на плотно закрытую вагонную дверь, ожидая возвращения Анны Сергеевны. Какие-то вести она принесет?
— Ох, как ее долго нет! — вздохнула Валя. — Как ты думаешь, Олечка, почему?
— Наверно, к этому самому… ну, к начальнику поезда пошла, — ответила Оля, все еще качаясь на скамейке и держась за щеки, словно у нее болели зубы. Она в это время думала о том, что будет, если придется вернуться в Москву без Иры. Как сказать об этом Ириным родителям? Надежде Ивановне? Вере Александровне?
— А что же может сделать начальник? — спросила молчавшая до сих пор Нина Зеленова. — Ведь он в поезде, а Ирка наша на станции сидит.
— Может телеграмму дать. Или на ту станцию, где Ира осталась, позвонить, — ответила Оля, с трудом произнося слова.
— Да она, может быть, совсем и не там осталась, — сказала Валя и всхлипнула. — Мы же видели всех, кто вылез на той станции. Ирки там не было. Вдруг она пропадет совсем, — что мы тогда делать будем?
Девочки с ужасом посмотрели на Валю.
— Как это — «совсем пропадет»? — сказала Лена. — Не может она совсем пропасть. Помните, девочки, Анна Сергеевна говорила нам, что в Москве есть такой отдел… при милиции, — там разыскивают пропавших детей.
— Да, да, — подхватила Настя, — мы еще хотели разыскать того мальчика, про которого нам Катя рассказывала, — сына героя… Сережу Решетникова, что ли?
Всем стало еще грустнее. Каких-нибудь несколько минут назад Ира, веселая, бойкая Ира, сидела тут вместе со всеми, и вдруг она исчезла, и теперь надо думать о том, как бы разыскать ее через милицию…
Катя в сотый раз вскочила с места.
— Нет, девочки! — решительно заявила она, поглядев на приунывших подруг. — Мы ее найдем! Обязательно найдем! Сережа Решетников — это совсем другое дело. Он пропал уже давно, тогда еще война была. Тогда, может быть, разбомбило дом, где он жил. Или мало ли что… — Катя перевела дух и продолжала: — А Ира останется цела. Разве что страху натерпится или насморк схватит. А так — ничего особенного с ней не случится. Не может же она потеряться в дороге, как зонтик или рукавичка!
Катя говорила уверенно, стараясь успокоить не только подруг, но и себя самое, и все же тревога за Иру, помимо ее воли, все больше и больше росла в ней. Что-то сейчас делает эта глупая Ирка? Конечно, ей уже не до смеха и шалостей.
И Кате представилась маленькая, занесенная снегом дачная платформа. Под навесом на каком-то бочонке или ящике сидит Ира. Ветер взметает снежную крупу, посвистывает в щелях дощатого навеса. Ире холодно, страшно. Она кое-как натянула на свою рыженькую головку воротник шубки, засунула в рукава озябшие руки. А ее пушистый платок и шерстяные пестрые варежки едут без нее в теплом вагоне.
Катя взглянула на Ирин серенький мягкий платок, висящий у окна вагона. У платка тоже был какой-то грустный, осиротевший вид. А вот и корзиночка с едой, которую дала Ире на дорогу ее мама. Завтрак остался, а Иры нет. И едет себе завтрак все дальше и дальше…
У Кати к горлу подступил комок. На глаза навернулись слезы. Аня это заметила и, не сдерживаясь уже больше, закрыла лицо руками и заплакала. Глядя на Аню, залилась слезами и Валя.
— Знаете, девочки, — сказала Настя, тоже вытирая глаза ладонью, — уж лучше бы нам совсем не ехать на елку, а сойти на следующей станции и поехать обратно в Москву.
— Да, конечно, — согласилась Лена Ипполитова. — Мы же все равно не сможем веселиться.
И правда, девочкам было совсем не до веселья. Даже странно было вспомнить, что еще совсем недавно, в этом самом вагоне, все они были такие веселые и беззаботные.
А поезд, как нарочно, мчался теперь на всех парах. И чем дальше уходил он от той маленькой станции, где пропала Ира, тем больше становилась тревога. Вагон покачивало, и все в нем звенело — вентиляторы под потолком, матовые стеклянные шары ламп, оконные стекла и чья-то кружка на столе. То и дело по вагону быстро проходили продавцы в белых фартуках с плетеными корзинами, с голубыми сундучками и предлагали певуче, как ни в чем не бывало:
— Пирожки с вареньем! Кто желает?
— Сливочное мороженое в вафельных стаканчиках! Кто желает мороженого? Пожалуйста!
В другое время девочки, конечно, пожелали бы и пирожков с вареньем и мороженого, которое они с удовольствием съели бы вместе с вафельными стаканчиками. Но теперь им было совсем не до мороженого и даже не до завтраков, уложенных в чемоданчики и сумки. Вся радость поездки была испорчена, отравлена вконец! Катя даже невольно стала сердиться на Иру: ведь так было бы хорошо, если бы не она!
Наконец Анна Сергеевна вернулась — серьезная и озабоченная. Она даже как будто немного похудела за это время.
— Ну что, что?.. — бросились к ней девочки.
— Пока ее нет, — тихо сказала Анна Сергеевна. — Я заявила начальнику поезда. Будут искать. — И, не садясь, добавила коротко: — Скоро приедем. Соберите вещи.
Все молча начали собираться. Тихо, не говоря ни слова, разобрали платки и пальтишки и так же тихо помогли друг дружке одеться, закутаться, завязать узлы платков и шарфов. Под конец Оля сняла с крючка Ирин платок и, вздохнув, сложила его вместе с Ириными варежками. И вдруг вагонная дверь раздвинулась, и вошла проводница.
— Вот. Получайте, — сказала она, широко улыбаясь.
Из-за ее плеча, посмеиваясь, выглянула Ира Ладыгина. Все так и вскрикнули от неожиданности. Девочки бросились к Ире, стали обнимать, тормошить ее и наперебой расспрашивать, где она была и кто ее нашел.
— Мы тебя так жалели, так жалели! — говорила Аня. — Даже плакали! Думали, что ты со ступенек свалилась или на той станции осталась и замерзла там на платформе…
Но вид у Иры был совсем не такой, чтобы нужно было о ней плакать. Лицо у нее разрумянилось, и она не только не выглядела замерзшей, но видно было, что ей жарко, весело и она очень довольна собой.
— Да ну, рассказывай же скорей, где ты пропадала! — крикнула Оля.
Ира засмеялась.
— А я вовсе и не пропадала, — сказала она лукаво и поглядела на девочек. — Я просто пряталась.
Оля даже руками всплеснула:
— Пряталась? Зачем? От кого?
— Как это — от кого? От всех вас… — так же задорно ответила Ира. Она поглядела на серьезные лица вокруг и догадалась, что никому, кроме нее самой, эта затея не кажется забавной. — Я думала, вы меня будете искать и скоро найдете… — сказала она растерянно. — Я же была совсем рядом, в соседнем вагоне.
— В соседнем вагоне? И ты не видела, что Анна Сергеевна тебя ищет? — спросила Оля.
— Видела, — ответила Ира, — оттого и пряталась.
Все переглянулись.
— Я думала, всем будет очень смешно…
Тут на Иру так и посыпался град упреков. Особенно сердились на нее Аня и Валя — наверно, за то, что они столько из-за нее плакали. Обе они принялись так стыдить и упрекать ее, что Анна Сергеевна даже остановила их:
— Ну ладно, хватит. Ладыгина и сама уже, наверно, понимает, какую глупую шутку она затеяла. В другой раз мы ее с собой никуда не возьмем. А пока не будем с ней разговаривать.
Ира засопела, и глаза у нее наполнились слезами.
— Простите, Анна Сергеевна, — пробормотала она. — Я больше не буду!
Но Анна Сергеевна молчала. Оля молча протянула Ире ее вещи, а Валя все-таки не выдержала и спросила сердито:
— Где же ты там пряталась, глупая девчонка? (Она хотела сказать: «дура ты этакая», но при Анне Сергеевне не решилась.) Под лавкой, что ли?
— Нет, — ответила Ира и всхлипнула. — Там один дяденька большую шубу повесил у окошка, а сам заснул… Я и спряталась под эту шубу… то есть под эту доху… на меху.
— «Доху на меху», — передразнила ее Настя. — Постыдилась бы хоть рассказывать. Бессовестная!
А проводница подошла с веником — подметать пол — и, посмотрев на Иру, сказала:
— И какие еще есть озорницы несознательные! Вот погоди, — и она погрозила Ире веником, — доберусь я до тебя!
