Сергей Григорьев - Сигналы великанов (сборник)
— Свои, аль те? — в испуге хочет догадаться Тонька и слышит разговор:
— Уплелись. Тут «он» не достанет…
— Кто он-то?..
— Неприятель…
— Он-то не достанет, да огонь достанет— гляди, под крышу забрался.
— Зря пулемет с патронами тащили. Стрелять отсюда некуда…
— Все Дудкин!
Тонька замер в испуге и слышит голос отца:
— А може еще пригодится, Погоди…
— Чего годить. Ясное дело — пропали мы. Бежать — всех перещелкают. Они за штабелями залегли. А здесь сидеть — сгорим. Ждать нечего.
— Попали в мышеловку!
— Куда паршивец Тонька подевался. Зря напугал его я давеча, — говорит Дудкин.
Сердце у Тоньки заколотилось — в носу защипало, но, побеждая слезы, Тонька шепчет:
— То-то — пожалел теперь, коль сам попался! Положим, напугал ты меня не больно…
— Конечно, зря, — отвечает Дудкину голос дяди Чиркина, — с ним прием надо знать— парнишка озорной, а смышленый. Убег, чай, в степь с приятелями…
— Положим, я не убегу, — шепчет Тонька.
Свет в котле все ярче. Рабочие курят, плюют, бранятся. Из разговора Тонька понял, что бронепоезд, разгромив завод, прошел на север дальше.
— Не задержали, черти, — ворчит тихонько Тонька, — это вам не со мной, видно!
Около завода остался небольшой отряд.
Главная часть его лежит за штабелем угля и постреливает.
— Зайти бы им во фланг — с пулеметом— да прочесать вдоль штабелей, — говорит Дудкин, — только пыль пойдет.
— С каким лядом ты зайдешь-то…
— Все равно помирать… Эх! Кто со мной? Все равно сгорите!..
Тонька ждет ответа. Все молчат. Слышны одинокие шаги. Пойдет ли кто за ним? У Тоньки под сердцем загорелось. «Один кабы не ушел!» Тонька карабкается из люка наружу и кричит:
— Папанька! Погоди! И я с тобой! Ты меня не бей! Дядя Чиркин, не вели ему меня бить… Папанька! Постой! Что я тебе скажу!
— Да где ты был, сволочь!..
— В котле сидел… Вот в этом. Ты погоди меня бить… Я тебе что скажу…
Рабочие — их пятеро, смеются. Чиркин берет Тоньку в охапку и, прижав к груди, успокаивает:
— Ну, не рвись, куда ты. Как птица бьется. Никто тебя не бьет… Я не дам тебя.
— Вы меня не бейте. Я что скажу. Идемте все в котел. Он катится. Его пуля не берет Ты гляди, дядя Чиркин!..
Тонька вырвался из рук Чиркина, мышью юркнул в люк котла и оттуда глухо закричал:
— Гляди, ребята, сейчас пойдет к стене. Стоп. Назад!..
Котел на глазах рабочих покатился к стене, остановился и пошел назад…
Высунув веселую рожу из люка, Тонька кричал:
— Айда все сюда, всем места хватит и поедем…
— Молодец, Тонька — я говорю: не бей, — закричал Чиркин. Давай, ребята, котел на двор. Чего придумал парень!
Рабочие выкатили котел из-под навеса на заводский двор. Корпус пылал во всех этажах. Крыша сейчас рухнет. На дворе падал крупными хлопьями густой огненный снег. Просовываясь одним плечом, рабочие стали пролезать внутрь котла… Когда один просунулся туда, Дудкин сказал:
— Погоди, товарищи! — Иван, прими кобылку.
В люк просунули пулемет, винтовки, патроны…
Потом забрались внутрь и сами. Все? Трогай…
Оружие держали на руках и, стоя лицом вперед внутри котла, шагнули все шестеро разом и заорали.
— Го-го-го!
Котел покатился по двору, слегка качаясь выпуклиной, по камням неровной мостовой.
Дудкин сразу сообразил, стоя в котле, что надо делать. Выглядывая из патрубка в одном из днищ котла, Дудкин командовал товарищам: когда надо было повернуть направо, велел остановиться тем, кто был рядом с ним, у правого днища и кричал:
— Заходи левым плечом!
Чиркин, стоя у левого днища, наступал вперед ногами, и бочка, поворачиваясь, катилась вправо.
V. Держи левей
Забор и ворота склада пылали. Бочка краем задела столб ворот и уронила. Осыпанная искрами и головнями, бочка выкатилась со двора. Под бочкой захрустел антрацитовый орешник: им была засыпана, как дресвою, вокруг завода вся земля.
— Куда ж ты правишь? — закричал Чиркин, видя, что бочка катится направо мимо машинной, — держи левей!..
— Как левей?!..
— Конешно! Зайдем им в бок, да ахнем!.
— Эге! Спасибо, друг, напомнил. А я уж шкуру спасать хотел, — весело ответил Дудкин и закричал на Тоньку:
— Не вертись ты, рак морской, под ногами. Держи левей… Стой! Ребята, давай сюда кобылку…
Из патрубка котла высунулось рыло пулемета…
Бочка выкатилась за линию штабелей, и в зареве пожара видно, что за гребнем штабеля лежат в укрытии стрелки. Стреляют по заводу.
— Гляди, лежат и не чуют. Палят в вольный свет.
— Огонь!
— Есть огонь!
Видно было, как цепь стрелков, подобно стае воробьев, испуганно снялась под выстрелами и перебежала за другие кучи. Несколько человек осталось на месте. Из-за куч по бочке открыли огонь, — пули со звоном захлопали по стенкам бочки, наполнив ее нестерпимым гулом…
— Дай сюда скорей винтовку! — вдруг закричал Чиркин, — заходят сзади.
Три винтовки выставились из люка.
— Жарь пачками!
— Поворачивай! — кричал Чиркин, — бегут на нас!..
К бочке подбегало, то стреляя, то прячась за столбами и залегая за кучами шлака, несколько солдат.
Бочка стала медленно к ним поворачивать другою стороной — и на полуобороте: стоп — ни с места!..
— Баста! На камень наехали. Давай назад! — закричал Чиркин.
Бочка откатилась, повернулась, но опять наткнулась тотчас на упор…
— Я вылезу! — кричит Тонька, — камень уберу!
— Вылазь!
Тоньку подсадили, и он вывалился из бочки наружу… Заполз под бочку — под боком у нее огромный, пудов пяти, ком антрацита. Тонька попробовал отвалить и не может даже шевельнуть. Осмотрелся — кругом раскиданы все. такие ж комья.
— Давай назад!.. Ворочай! — кричит Тонька и захлебнулся криком.
— Вжиг! — визгнула пуля, отскочив от железа, и обожгла мальчишке грудь. Тонька упал лицом на землю…
Бочка покатилась назад, отстреливаясь.
— Тонька, айда сюда! — Напрасно звал из люка, стреляя, Чиркин. — Лежит. Никак его убило!..
— Пусти! — расталкивая товарищей, сунулся к люку Дудкин…
Он, ободрав плечо, вывалился из бочки наружу и пополз к тому месту, где ничком лежал Тонька…
Ружейная стрельба внезапно стихла. Снова орудийные удары. По главной прогремел на заднем ходе бронепоезд. Задержался. Заиграл рожок. Поезд подобрал своих стрелков и снова загремел и, отступая, бил куда-то вдоль линии из всех орудий и пулеметов.
Дудкин дополз до Тоньки, приподнял его, — Тонька, как мешок; Дудкин обнял сына, встал во весь рост, взяв на руки сына, и побежал назад к бочке. Откуда-то стукнул одинокий выстрел. Дудкин споткнулся и упал ничком.
С шумом, похожим на горную реку весною, с севера накатил в дыму и грохоте орудий новый бронепоезд… У завода встал, и из вагонов посыпались бойцы… Просыпав их на землю, поезд мелькнул красным флагом в полыме пожара, пошел вслед неприятелю, кроя линию из длинных пушек.
* * *Тоньку зарыли. Положили его в красном гробу в одну братскую могилу с отцом и другими товарищами. Играла музыка, стреляли из орудий, и знамя склонилось над могилой.
Когда к зиме угомонилось, и Врангеля загнали в Крым, заводской маляр написал на железной бочке крупными буквами:
— Тонькин Танк.
Почти три года пролежал «Тонькин Танк» на том самом месте, где его покинули Дудкины в ночь врангелевского налета — около штабелей антрацита близ заводских тупиков. Когда завод возобновляли, «Тонькин Танк» вмазали и замуровали на свое место в заводе.
И уж про Тонькин подвиг стали забывать. На заводе большею частью — новые рабочие, старых повыбило на фронтах. Когда новеньким рассказывают про те года и поминают «Тонькин Танк», иные говорят:
— Полно врать-то!
Больше помнят про Тоньку мальчишки, но они вспоминают чаще «Танка» про паровоз в упоре лбом, про то, как гуся шибанула воздуходувка в небо, и много еще разных проделок Тоньки: озорник был, не тем будь помянут.
Илья Топчан
I. Приказ Колбасе
Поезд Красной воздухроты № 17 стоял в тупике. В облаке выхлопов примчался на товарную станцию самокатчик, прочертив левой ногой по земле, лихо завернул, встал, сунул в руку дневальному бумажку и умчал. Дневальный подошел к окну, откуда торчал выгоревший кумачевый флаг, и закричал:
— Илья! Колбасе приказ.
Из окна свесилась узловатая рука в засаленном хаки, взяла бумажку и спряталась. Послышался сладкий зевок.
— Ну? Илья?
Рука высунулась из окна снова с той же бумажкой.
На обороте приказа было написано чернильным карандашом:
«Штабу флотилии. Нету алюминя. Нету и газу. Товарищи не жрали три дня, хлеба нет. И тоже газу не дают. Скушно. Пришли, товарищ Раскольников, хлеба печеного и алюминя — будет газ и пойдем. Известный тебе Илья Топчан».
