Галина Гордиенко - Принцесса на час
Катя на цыпочках подошла к родительской спальне, надеясь хоть что-нибудь услышать и понять, что происходит. Но ей не повезло, как раз в этот момент папа распахнул перед мамой дверь и подмигнул дочери:
– Подслушиваем?
– Вот еще! – обиделась Катя. – Просто хотела сказать: все давно остыло, а вы можете опоздать на работу.
– Никогда! – папа энергично помахал перед Катиным носом пальцем. – Никогда уважающий себя мужик никуда не опоздает! Разве только из-за форс-мажорных обстоятельств…
– Это каких-таких «форс-мажорных»? – заинтересовалась Катя: вдруг в школе пригодится?
– Ну, небо рухнет на землю или я попаду под машину…– почесал затылок папа.
– Типун тебе на язык! – прикрикнула мама.
Папа засмеялся. Мама притянула к себе дочь и нежно поцеловала в лоб. Потом бросила на Катю затуманенный слезами взгляд, и голос ее дрогнул от волнения:
– Какая ты большая…
– Мам, да что происходит? – рассердилась Катя.
– Ничего, – выглянул из кухни папа. И со смешком заявил: – Просто твоя мать сходит с ума: вдруг ты выиграешь свой стихотворный конкурс и уедешь в Европу? Вот и переживает заранее! Не хочет тебя отпускать. Одну. Не доверяет!
– Как это? – Катя недоуменно моргнула.
– Так это, – снова подмигнул ей папа. – Не доверяет и все. Мол, мало ли что там с тобой может случиться?
Катю бросило в жар, ей стало не по себе. Сейчас она искренне жалела, что рассказала родителям про новогодний конкурс. Особенно жалела, что выдала за свое Ленкино стихотворение. Она сама не знала, как это получилось!
Просто мама с папой почти каждый день за ужином интересовались, как у Кати дела. «Как дышится и как пишется». И смотрели на дочь так, словно ничуть не сомневались в ее таланте.
А у Кати как назло ничего не получалось! То ли настроения подходящего не было, то ли она такая тупица страшная. Обидно. Ведь почти все одноклассники хвастались, что приготовили к классному часу по стиху, даже Верка Сидоренко таинственно жмурилась и уверяла, что ее в классе плохо знают, недооценивают, а она ТАКОЕ написала, ТАКОЕ…
У Кати же ничего толкового не выходило, хоть плачь. Она просто бездарно рифмовала «шарики-фонарики, год-лед, счастье-ненастье, снег-бег, мандарины-апельсины»... Не вручать же ЭТО Луизе Ивановне, чтобы весь класс над ней потешался? Лучше уж сделать вид, что ей конкурс совсем не интересен. Мол, пусть всякие Ленки-Верки в нем участвуют, а она, Катя, выросла из детских игр, к чему ей?
Катя плохо помнила, когда она забила Ленкино стихотворение в свой комп, зачем папку обозначила словом «конкурс». Честное слово, она ничего плохого не хотела! Но… Ленка сама виновата. Она ни разу не вспомнила про стихотворение, которое отдала Кате. И давным-давно написала другие стихи, не одно и не два. И сама сказала Кате – вчера! – что уже выбрала лучшее стихотворение – вернее два небольших, под общей шапкой «Этюды» – их-то и отдаст в пятницу Луизе Ивановне.
Если честно, Катя и не врала родителям! Ну, почти. Просто, когда папа снова пристал к ней с конкурсом, Катя смущенно пробормотала, что он может заглянуть в папку на рабочем столе. Папа с мамой вместе побежали к компьютеру, даже кофе не допили. И прочли это дурацкое Ленкино стихотворение «Новый год в России». И распечатали его. На трех листах, по экземпляру на каждого. И захвалили ее, Катю, зацеловали, она едва удрала от них в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Сидела там до самой ночи, уронив голову на стол, и злилась на Ленку: это из-за нее все! Расхвасталась, сунула зачем-то свой кошмарный стишок, всучила, можно сказать против Катиной воли… И что ей, Кате, теперь делать? Катя с ненавистью смотрела на четкие строчки стихотворения и слышала сквозь плотно закрытую дверь веселые голоса родителей. Они явно ею гордились. А она – воровка!
Хотя… может, Плющенко уже забыла о своем первом стихотворении? Она говорила, что быстро забывает уже написанное, а ведь почти целая неделя прошла, к тому же у Ленки и черновика не осталось, он у нее, у Кати. Запросто забыла! Ленка, она рассеянная, жуть просто. Всегда такой была, сколько Катя ее помнит. То не те учебники в портфель положит, то ручку забудет, то спортивную форму на физкультуру, то в воскресенье в школу притащится, несколько раз такое случалось, сумасшедшая она, Ленка, вот ей богу!
А до конкурса еще уйма времени. Она, Катя, может отдать Луизе Ивановне стихотворение не в эту пятницу, а в следующую, тогда еще больше времени пройдет, Плющенко и словечка из этого стишка не вспомнит. А если что в ее дурной голове и всплывет, можно соврать. Например, заверить Ленку, что Катя уже читала ей СВОЕ стихотворение примерно неделю назад, как только написала… А что? Неплохой выход! Плющенко, она настоящая курица, доверчивая и глупая, она и мысли не допустит, что можно так бессовестно врать.
И потом, что плохого Катя собирается сделать?! Ведь ничего. Катя угрюмо усмехнулась: все равно стихотворение, считай, потеряно для всех. И для Ленки тоже. А она, Катя, не даст ему умереть. Благодаря Кате, его услышат и другие.
Дурочка Плющенко все равно никому не показывает свои стишата, стесняется, видите ли. Толик Оболенский не стесняется, даже печатается в журналах разных, на вечерах всей школе читает, а Ленка…
Все, решено! Катя не даст пропасть невинному стихотворению. Раз уж так получилось... Практически и не по ее вине… Судьба, выходит!
Но сейчас Кате вовсе не казалось, что все хорошо. Может, из-за плохо скрываемой папиной гордости? Или маминых слез, уж она-то их и не думала скрывать. Смотрела на дочь так, словно Катя вот-вот уедет в далекую Европу и там с нею что-то случится, непременно страшное.
Вдруг мелькнула мысль: как только Ленка сказала – мол, не помнит только что написанного стихотворения, уже тогда Катя планировала… Нет, не может быть! Катя помрачнела: но ведь зачем-то она забрала мятый, исчерканный Плющенко листок домой? Зачем-то соврала, что собирается заняться Ленкиной работой попозже? А сама ни слова Плющенко не сказала об этом стихотворении! Будто забыла.
Катя шмыгнула носом: Ленка-то и в самом деле забыла. А могла и постесняться напомнить, Ленка, она такая. Впрочем, еще ничего страшного не случилось. Проклятое стихотворение лежит между страницами учебника по литературе, никуда Катя его не отдавала и не отдаст.
Напрасно мама заранее страдает, Катя вовсе не собирается участвовать в конкурсе. Хотя… родителям об этом знать не обязательно!
И Катя мягко сказала:
– Мам, я же еще не выиграла.
– Выиграешь, – мама нежно коснулась ее щеки, Катя вздрогнула и отстранилась.
– Ма, ты не представляешь, кто только не участвует в этом конкурсе! – с досадой воскликнула она. – Толик Оболенский даже в литературных журналах печатается, а Ленка Плющенко с пеленок стишки кропает, знаешь, какие они у нее классные?
– И у тебя хорошие, – улыбнулась мама.
– Даже если ты не выиграешь конкурса, – заверил папа, – все равно твое стихотворение для нас с мамой самое-самое…
На это Катя не нашлась, что ответить. Лишь вздохнула и пошла в школу: и о чем с ними после этого говорить?!
ГЛАВА 5 КЛАССНЫЙ ЧАС
На классном часе Катя сидела за своим столом одна, без подруги. У Плющенко после четвертого урока заныл-заболел недавно запломбированный зуб, и она отпросилась в поликлинику.
Кате показалось: Ленка радуется, что уходит. Ведь наверняка трусит! Потому и оставила ей, Кате, свои «Этюды», не хочет присутствовать при разборе «полетов». Сказала – пусть как получится. Она вечером позвонит и узнает, приняли ли ее работу на конкурс.
Лицемерка! Будто не понимает, что лучше нее вряд ли кто-нибудь напишет. Ленкины сочинения вечно самые-самые, Луиза Ивановна почти всегда их зачитывает классу. Даже иногда обсуждать заставляет, прямо будто не Плющенко старалась, а какой-нибудь настоящий писатель.
Катя раздраженно посмотрела на лежащий перед ней лист бумаги и зачем-то вынула из учебника литературы первое Ленкино стихотворение. Сказала себе, что просто хочет сравнить, имеет же право? Перечитала обе работы и невольно поморщилась. Сейчас казалось, что новые стихи лучше, сложнее, значительнее. «Новый год в России» словно ребенок написал, никаких в нем красивостей.
И пусть! Катя воровато оглянулась. Рука ее самовольно схватила ручку, и девочка, сжав зубы, печатными буквами написала свою фамилию, имя, класс и даже школу. И сунула лист под Ленкины «Этюды».
«Все равно стих пустяшный и конкурса не выиграет, – сказала она себе. – Это просто чтобы не объяснять Луизе Ивановне, почему я ничего не принесла. Не говорить же, что я полнейший бездарь, даже четверостишия не сложила! Все что-то принесли, чем я хуже…»
Приняв решение, Катя выпрямилась и преданно уставилась на учительницу, щеки ее горели. Только теперь она могла воспринимать все происходящее в классе, до этого и не слышала ничего, будто уши были ватой заложены.
