Кристина Рой - Пробуждение
Когда они в пятницу вынесли проветрить Марийкины вещи из шкафа и сундука, Сусанна Ужерова не могла удержаться от слез и рада была, что Матьяс и Звара уехали на поле и не присутствовали при этом. В сундуке Марийка хранила про запас, на долгую жизнь, льняное и хлопчатое полотно. В шкафу висела рабочая и праздничная одежда, летние и зимние вещи, которыми она едва попользовалась. Даже своего свадебного платья она не надела в последний путь. Кое-что заплесневело, два покрывала были немного проедены молью, но остальные вещи сохранились хорошо; все было просушено и проветрено! Вымытые снаружи и внутри, шкаф и сундук заблестели как новые. Аннушка сказала Доре, что она в гражданской школе училась шить белье, поэтому Сусанна посоветовала Матьясу дать ей пошить нательное и постельное белье, чтобы была смена. Ему тяжело было согласиться на это. "Я это все берег на тот случай, если бы матушка Скале захотела забрать эти вещи, - сказал он печально. - Но так как это теперь уже невозможно, было бы жаль, если бы они залежались и испортились. Я бы все это отдал Аннушке, ведь она тоже ее дочь".
- Мне, дядя? - переспросила она удивленно. - Но мне же ничего не нужно. У меня вещи все новые, и многое осталось от моей приемной матери. А ваше постельное белье, как решето, нательное же все в заплатках. Позвольте мне пошить новое белье для вас. Если бы ваша Марийка нас видела, она бы радовалась, что все ее добро в доме используется.
Так и сделали. Дора об Аннушке уже знала больше, чем кто-либо другой в деревне. Когда та взялась за шитье, она прежде всего подрубила Дорину новую косынку, которую Илья ей привез с ярмарки. Звары принесли швейную машинку от еврейки Штейн. С этой машинкой была связана целая история. Во время еврейского погрома, когда ограбили дочь Штейнов,Розу, Янковский купил эту машинку и отдал ее родителям Розы. Выслушав просьбу Матьяса дать на время швейную машинку Аннушке, еврейка сказала: "Конечно, ведь эта вещь принадлежит вам. Я знаю, что вы ее выкупили для нас. Неизвестно, когда вернется наша Роза. Пусть машинка будет у вас, сколько потребуется. У нас она все равно никому не нужна". Так Аннушка взялась за дело, и работа у нее спорилась на удивление.
Спустя две недели никто уже не помнил о том, что девушка пришла ненадолго и может уйти, если захочет. Есть люди, к которым привыкают так же быстро, как к весне, когда она приходит после долгой зимы, чтобы согреть землю теплыми лучами солнца и украсить ее цветами.
Глава 4
Однако пора немного осмотреться в деревне, где так неожиданно появилась Аннушка, не знавшая даже, примут ее там или нет. В верхнем конце от Ужеровых жили Симоновы. Собственно говоря, это были Рашовы, но все называли их Симоновыми. Раньше там много лет стояла полуразвалившаяся хижина с ветхой соломенной крышей, уродовавшая всю деревню. Владельцы ее давно жили в Америке, никто о доме не заботился, а однажды ночью с большим грохотом завалилась вся кровля. Через полгода из Америки вернулся Рашов и, так как в то время доллар в Словакии стоил 90-100 крон, смог построить себе отличный дом с большими окнами, с чугунной литой изгородью вокруг садика. Такой дом мог бы украсить любой город. Затем прибыла и жена хозяина. Она и одевалась уже поамерикански, и в доме своем устроила все на заморский манер. За домом у них был цветник с чудеснейшими розами, во дворе гуляли всякие невиданные здесь птицы. Рашов приобрел коня, красивую повозку и стал заниматься извозом. Видя его сидящим на облучке в старом поношенном костюме, трудно было поверить, что он владелец чудесного дома, многочисленных полей и сада с необыкновенными розами. Рашовы были бездетны. Несколько лет назад они взяли в дом вдову их дяди Симона, которую все называли "бабушкой Симоновой". Ей дали комнатку во дворе, чтобы она могла дожить свою жизнь в родном краю. Так как она жила скромно, у нее было все необходимое для жизни. Дети ее рассеялись по разным местам, и она осталась одна. Приютили ее потому, что покойный дядя Симон Рашов теперешним ее хозяевам одолжил в свое время деньги на дорогу в Америку, не потребовав ни процентов, ни других обязательств. Теперь поняв, что долг платежом красен, Симоновы-Ра-шовы захотели отплатить за добро добром и позаботились о старом, немощном человеке. Хозяева бабушкой были довольны: она заботилась о доме и пряла... Такой старый человек зачастую может быть очень полезным, если он добр, нетребователен и богат житейским опытом. А у бабушки Симоновой все это было. Она с детства служила в хороших домах, и то, чему она там научилась, не забылось и в старости. Она воспитала сыновей, дочерей и внуков и, похоронив любимого внука, перебралась к Ра-шовым. Жили они в большом красивом доме лишь втроем.
Зато в доме Ужеровых теперь, как и прежде, жила многочисленная семья. В свое время старая Ужерова выдала дочь Сусанну за дальнего родственника, Мартына Ужерова. Сын Егор женился на дочери сельского старосты, но, родив третьего ребенка, сноха умерла, взяв с собой в могилу и новорожденную дочку, так что воспитанием двух мальчиков, Степана и Ильи, пришлось заниматься бабушке и тете Сусанне. Мартын Ужеров еще при жизни Егора заменил племянникам отца, так как Егор был очень болезненным и не мог заботиться о мальчиках. Когда Мартын ушел на войну, все заботы по хозяйству легли на Егора. Это подорвало его силы, и через короткое время он умер. Впоследствии старший сын Егора, Степан, отслужив, остался в Богемии1. Будучи слесарем, он попал в летную часть.
Многому научившись и сдав экзамен на механика, Степан не хотел менять профессию. А брат его, Илья, занимался сельским хозяйством. Из-за больного отца он был освобожден от военной службы и управлялся сам, пока Мартын Ужеров не вернулся домой. Женившись на Доре Миловой, единственной дочери старосты, по которой все парни в деревне вздыхали, и имея отцовский надел, Илья мог надеяться еще и на богатое наследство. У Сусанны Ужеровой из троих детей в живых остался только ее старший сын Михаил.
Так как он был очень способным, родители дали ему возможность учиться. Так обстояли дела у Ужеровых.
Соседом Янковского в нижнем конце деревни был Сенин. О его доме молодежь в деревне сложила частушку: "В старую хибару солнышко глядит"...
До войны Егор Сенин сапожничал. Потом его призвали в солдаты. Вернувшись, он, и раньше прикладывавшийся к рюмке, стал настоящим пьяницей. Свое имущество он уже пропил, теперь пропивал состояние своей жены. Когда-то давно, когда он был еще в порядке, хотя и тогда уже успел пристраститься к зелью, жена переписала на него половину своего имущества. Она вышла за него против воли родителей, потому что очень его любила. Отец ей на прощание сказал: "Что выбрала, Циля, то и есть у тебя, но Божьего благословения тебе не будет. Если тебе будет очень плохо, ко мне не возвращайся и не жалуйся!" Пока отец был жив, она и не ходила к нему, зато теперь, горько плача, обвиняя себя, дочь просила прощения у родителей, давно покоившихся под зеленым холмом на погосте. Но теперь каяться было бесполезно! Ей повезло лишь в том, что старая Сенина не обижала свою сноху. Мать скрывала от людей проделки своего сына, как она делала это и раньше, в его детские годы, чтобы отец его не наказывал. "Каким воспитали, такой я и есть!" - говорил он ей. И верно. Поэтому она всегда ходила с опущенной головой, будто искала что-то потерянное. Ах, она упустила все возможности заложить в сердце и душу мальчика добрые основы для жизни. С другой стороны, как она могла закладывать эти добрые основы, если у нее самой их не было? Сын с детства был ее идолом, перед которым она рабски преклонялась. Если деревенская молодежь, расшалившись, высмеивала пьяницу, ей было стыдно, но исправить она уже ничего не могла.
О каждом доме можно было бы рассказать что-нибудь интересное, у всех были соседи. Жили в этих хижинах и домах порядочные и безнравственные, приличные и невоспитанные, добрые и злые люди. Одни из них увеличивали свое состояние, другие беднели. Были среди них скряги, которые собственным детям не давали есть досыта, и расточители, промотавшие наследство, которое им досталось от родителей. Некоторые изнуряли себя, жену и детей непосильной работой, у других оставалось свободное время для отдыха. Когда одни уже вязали снопы, другие еще только косы отбивали. Если случалось, что из супругов один был прилежным, а другой ленивым, тогда возникали нелады, бесконечные ссоры и ругань. Одно лишь объединяло всех этих людей: полное безразличие к своей душе и к жизни после смерти. Хотя они все причисляли себя к евангельской вере и у всех в доме была Библия, они ее не читали и не старались жить по ней. И все же они верили, что после смерти у них все будет хорошо. Они осуждали тех, кто вернулся с войны безбожником и осмеливался говорить: "Нет ни Бога, ни рая, ни ада, ни жизни после смерти. Лучше устроим себе рай здесь, на земле!" Порицали также и тех, которые утверждали, что Христос не воскрес, что все это сказка; что Он-де был лишь человеком, первым социалистом и коммунистом; к сожалению, эти люди хотели только делить, но не свое, а чужое добро; и когда они собирались, становилось страшно от их речей. Но спящие одинаково бесполезны как для Бога, так и для людей. Вот и в Зоровце все были объяты глубоким духовным сном. Разница была лишь в том, что одни спали спокойно, никому не мешая, а другие, вскидываясь во сне, задевали спавших рядом.
