Люси Монтгомери - Аня из Инглсайда
Благодарю, я здорова вполне,
Передавайте приветы жене
или
Да, хорошая погода
Редкость в это время года.
Неизвестно, что сказала бы супруга мистера Мортона Кирка, если бы ей сообщили, что Нэн Блайт никогда не пришла бы в их дом — если бы была приглашена, — поскольку на пороге был красный отпечаток ноги, а ее золовка, невозмутимая, добрая, но не пользующаяся успехом у мужчин, Элизабет Кирк и не догадывалась, что осталась старой девой после того, как ее жених упал замертво у алтаря перед самой брачной церемонией.
Все это было очень забавно и интересно, и Нэн ни разу не заблудилась на пути между фактом и выдумкой, пока ее воображением не завладела Леди с Таинственными Глазами.
Бесполезно спрашивать, как растут фантазии. Сама Нэн никогда не смогла бы объяснить вам, как это произошло. Все началось с МРАЧНОГО ДОМА… Нэн всегда видела это название именно так — выписанное заглавными буквами. Ей нравилось сочинять романтические истории не только о людях, но и о домах, а МРАЧНЫЙ ДОМ был единственным в округе — если не считать старого дома Бейли — пригодным для этой цели. Нэн никогда не видела сам этот ДОМ. Она только знала, что он там, за густыми темными елями возле лоубриджской дороги, и пустует с незапамятных времен — так говорила Сюзан. Нэн не знала, что такое «незапамятные времена», но это была зачаровывающая фраза, самая подходящая для «мрачных домов».
Когда Нэн ходила по лоубриджской дороге в гости к своей подружке Доре Клоу, она всегда как безумная пробегала мимо того места, где начиналась ведущая к МРАЧНОМУ ДОМУ дорожка. Это была длинная темная дорожка между высокими, раскинувшими над ней ветви деревьями, с растущей между ее колеями густой травой и высокими, по пояс, папоротниками под елями. Длинный сухой сук клена возле полуразвалившихся ворот выглядел точь-в-точь как согнутая старческая рука, тянущаяся вниз. Нэн не знала, когда эта рука сможет протянуться чуть дальше, чтобы схватить ее, и всякий раз, избежав этого, она испытывала радостный трепет.
Однажды Нэн, к своему изумлению, услышала, как Сюзан сказала, что Томасина Фэр переехала жить в МРАЧНЫЙ ДОМ или, как неромантично выразилась Сюзан, в старый дом Мак-Алистеров.
— Думаю, ей будет там довольно одиноко, —сказала мама. — Он так далеко от других домов.
— Она не будет ничего иметь против, — сказала Сюзан. — Томасина никогда никуда не ходит, даже в церковь, не ходила никуда много лет, хотя, говорят, любит бродить по саду по ночам. И подумать только, до чего она дожила — это она-то, что была такой красавицей и такой ужасной кокеткой. Сколько сердец она разбила в свое время! А посмотрите на нее теперь! Да-а, вот оно — предостережение, и в этом можете не сомневаться.
Только кому это должно послужить предостережением, Сюзан не объяснила, и ничего больше о Томасине Фэр сказано не было, так как никого в Инглсайде она особенно не интересовала. Но Нэн, немного уставшая от своих прежних выдуманных жизней и горевшая желанием найти что-нибудь новенькое, ухватилась за Томасину Фэр в МРАЧНОМ ДОМЕ. Постепенно, день за днем, ночь за ночью — ночью можно поверить во что угодно, — она создавала легенду о Томасине, пока эта легенда, расцветившись подробностями, не стала самой дорогой сердцу Нэн фантазией. Ни один из прежних выдуманных образов не казался таким чарующим, таким реальным, как это видение Леди с Таинственными Глазами. Громадные черные бархатные глаза, запавшие глаза, страдальческие глаза, полные раскаяния и сожалений о сердцах, которые она разбила. Порочные глаза… Всякий, кто разбивает сердца и не ходит в церковь, должен быть испорченным человеком. Испорченные люди были так интересны. Леди уединилась в глуши, чтобы искупить муками одиночества свои преступления.
Могла ли она быть принцессой? Нет, принцессы слишком редко встречались на острове Принца Эдуарда. Но она была высокой, стройной, недоступной, как принцесса, с холодной красотой, с длинными, черными как смоль волосами, сплетенными в две толстые косы, которые спускались с ее плеч прямо до земли. У нее было четко очерченное, цвета слоновой кости лицо, красивый греческий нос, как у маминой Артемиды с серебряным луком, и прелестные белые руки. Она ломала их, когда бродила ночью по саду, ожидая своего возлюбленного, которого она когда-то отвергла, а потом, слишком поздно, полюбила, — теперь вы понимаете, как создавалась легенда? — а ее длинные черные бархатные юбки волочились в это время за ней по траве. Она носила золотой пояс и большие жемчужные серьги, и ей предстояло жить жизнью, полной теней и тайн, пока тот возлюбленный не прибудет, чтобы освободить ее. Тогда она раскается в своей прежней испорченности и бессердечности и протянет к нему свои красивые руки и покорно склонит свою гордую голову. Они будут сидеть у фонтана — к этому времени там уже был фонтан — и вновь произнесут обеты любви и верности, и она последует за ним «за дальних гор пурпурную кайму», совсем как спящая красавица в том стихотворении, которое мама читала ей однажды вечером из старого томика Теннисона, подаренного ей очень-очень давно папой. Но возлюбленный Таинственных Глаз дарил, вне всякого сомнения, только драгоценности.
МРАЧНЫЙ ДОМ был, разумеется, великолепно обставлен, и там существовали потайные комнаты и лестницы, а Леди с Таинственными Глазами спала на кровати из перламутра под балдахином из пурпурного бархата. Ее сопровождала борзая, пара борзых, целая свора, и Леди всегда вслушивалась, вслушивалась, вслушивалась, желая услышать далекие звуки арфы. Но она не могла услышать мелодию арфы, пока оставалась испорченной, пока не придет ее воз— любленный и не освободит ее… вот так вот. Конечно, все это звучит очень глупо. Фантазии всегда кажутся глупыми, когда их облекают в холодные, жестокие слова. Десятилетняя Нэн никогда не облекала свои фантазии в слова — она просто жила ими. Эти грезы об испорченной Леди с Таинственными Глазами стали для нее такой же реальностью, как жизнь, что была вокруг нее. Они завладели Нэн и уже два года казались ей частью ее самой. Она каким-то непонятным образом дошла до того, что искренне поверила в существование всего созданного ее воображением. Ни за что на свете Нэн не рассказала бы об этом никому, даже маме. Это было ее собственное, сугубо личное, сокровище, ее неотчуждаемый секрет, без которого она не могла бы больше воображать, что жизнь продолжается. Ей всегда больше хотелось незаметно ускользнуть куда-нибудь, чтобы в одиночестве помечтать о Леди с Таинственными Глазами, — куда больше, чем играть в Долине Радуг.
Аня заметила эту склонность и начала немного тревожиться. Гилберт хотел отвезти Нэн погостить в Авонлею, но та впервые отказалась и даже горячо просила, чтобы ее не отсылали. Она не хочет покидать дом, жалобно уверяла она. Себе самой Нэн сказала, что просто умрет, если ей придется уехать так далеко от странной, печальной и прекрасной Леди с Таинственными Глазами. Правда, Леди никогда никуда не выходила. Но она могла войти в один прекрасный день, и, если ее, Нэн, здесь не будет, окажется упущенной возможность увидеть эти Таинственные Глаза. Как было бы чудесно хоть мельком увидеть эту удивительную Леди! Сама дорога, по которой она пройдет, навсегда останется романтичной. И день, в который это случится, будет не похож на все другие дни. Она обведет его кружком в календаре. Нэн завладело страстное желание хоть раз увидеть Леди, о которой она столько думала. Конечно, многое из того, что она так хорошо представляла, было не чем иным, как плодом воображения. Нэн понимала это, но у нее не было ни малейших сомнений что Томасина Фэр — молодая, прелестная, испорченная и очаровательная… К этому времени Нэн пребывала в полной уверенности, что слышала, как Сюзан сказала все это, и, поскольку Томасина была именно такой, Нэн могла продолжать мечтать о ней без конца.
Нэн едва смогла поверить своим ушам, когда Сюзан сказала ей однажды утром:
— Тут вот пакет, который надо передать Томасине Фэр на старую ферму Мак-Алистеров. Твой папа привез его из города вчера вечером. Сбегаешь сегодня после обеда, лапочка?
Именно так! Нэн затаила дыхание. Сбегает ли она? Неужели мечты сбываются таким вот образом? Она увидит МРАЧНЫЙ ДОМ… Она увидит свою прекрасную Леди с Таинственными Глазами. Действительно увидит ее, возможно, услышит ее голос, возможно — о блаженство! — коснется ее изящной белой руки. Что же до борзых, фонтана и прочего, Нэн знала, что она только вообразила все это, но действительность, конечно же, будет не менее чудесна. Всю вторую половину дня Нэн почти не сводила глаз с часов, наблюдая, как время подходит медленно — о, как медленно! — все ближе и ближе к назначенному часу. Когда прокатился зловещий гром и полил дождь, она едва могла удержаться от слез.
