Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы

— Нам… надобен, — сказал Павка, — для опознания: рост, вес, объем… этого, как его, пуза!

— Брюха, — поправил дедушка Миня.

— Брюха, — не споря согласился Павка, — а то как же мы его опознавать будем, когда найдем?

— Вы наперво найдите, а я уж без вас опознаю, — прогудела бабушка Смирнова.

Но Павка бубнил как заведенный:

— Рост… Вес… Объем…

— Рост, вес, объем, — взорвался вдруг тихий дедушка Миня, — а где мы их тута, без козла, найдем?

Странно, но Павка, не терпевший, когда его передразнивают, на этот раз почему-то не рассердился, а, наоборот, посмотрел на дедушку Миню, как на родного.

— Тута? Без козла? — обрадованно вскричал он. — А мы вам его сейчас представим.

Я с опаской посмотрел на Павку: с ума он, что ли, спятил? Представить козла! Да где он его возьмет? В том, что Павка впопыхах оговорился, я нисколько не сомневался. Надо было сказать «предоставим», а он сказал «представим».

Увы, я тут же убедился, что никакой оговорки в Павкиных словах не было. Павка вдруг соскочил с табурета, подбежал ко мне, выволок на середину комнаты и крикнул:

— Делай, как я, — и рухнул на четвереньки.

Я машинально повторил его маневр и тоже рухнул.

— Стой и не шевелись, — сказал Павка и позвал: — Бабушка, а бабушка!

— Что тебе? — отозвалась сверху бабушка Смирнова.

— Подумайте и ответьте, — сказал Павка, — кто из нас больше похож на вашего пропавшего козла?

— Оба вы больше на дураков похожи, — отозвалась бабушка Смирнова.

Павка вскочил как ужаленный и напрямик сказал бабушке Смирновой, что если она еще раз обзовет нас дураками или не будет слушаться Павкиных указаний, то не видать ей своего козла как своих ушей.

Бабушка Смирнова тут же присмирела и сказала:

— Ладно уж, указывай!

Павка занял прежнюю позу и повторил вопрос: кто из нас двоих больше похож на пропавшего козла?

Бабушка Смирнова наклонилась и стала нас ощупывать. Сперва Павку, потом меня. Я не вынес щекотки и захохотал как ненормальный.

— Этот, — сказала бабушка Смирнова, — он упитанней.

— Теперь все! — вскочил Павка. — Теперь мы всех козлов переловим!

— Всех-то зачем? — усомнился дедушка Миня.

— Для сравнения… Поймаем и будем со Славкой сравнивать, — сказал Павка и добавил: — Операция начинается! Посторонних прошу не мешать!

Посторонние поняли и удалились, а мы сели за стол и стали разрабатывать версии похищения козла.

«Версия № 1», — написал Павка и вопросительно уставился на меня. Он всегда так уставлялся, когда ждал подсказки.

— Козла украл вор! — сказал я.

Павка прямо обрадовался моим словам.

— Верно, — согласился он, — но знакомый вор!

— Как, — опешил я, дивясь Павкиной проницательности, — наш знакомый?

— Не наш, — огрызнулся Павка, — а козлов. Вор его сперва приручил, а потом увел, ясно?

— Ясно, — сказал я. — А как мы его найдем?

— Методом исключения, — сказал Павка. — Как ты думаешь, дедушка Миня мог увести козла?

— Не мог, — сказал я.

— Так и запишем — не мог, — берясь за тетрадь, сказал Павка. — А ты бы мог?

Я обиженно надулся: как? Меня, своего лучшего друга, подозревать в уводе какого-то козла? Но Павка даже не взглянул на меня.

— Не мог, — сказал он, записывая меня в тетрадь. — А я бы мог, как ты думаешь?

— Не мог, — твердо ответил я.

— Не мог, — подтвердил Павка, записывая себя. — А бабушка Смирнова могла?

Мне показалось, что я ослышался.

— Какая бабушка Смирнова? — переспросил я.

— Та, которая Козлова, — крикнул Павка, — бабушка козла?

— А… — дошло до меня. — А зачем? Зачем ей у самой себя?

— Ну не знаю, — уклонился Павка, — может, для славы…

— Для славы? — опешил я.

— Ага, — сказал Павка, и глаза у него загорелись. — Так про нее кто знал? Никто. А теперь все знают. — Павка вдруг погрустнел: — Как бы она из-за этой славы следствию не помешала.

— А как она может? — спросил я.

— Очень просто, — сказал Павка. — Забьет козла и съест, а мы — ищи-свищи ветра в поле…

В конце концов Павкины подозрения вывели меня из себя, и я не выдержал.

— Не крала она этого козла! — заорал я.

— И я так думаю, — спокойно сказал Павка и записал бабушку Смирнову.

Потом в ту же тетрадь мы записали наших пап и мам, дедушек и бабушек, сестер и братьев, дальних и близких родственников, всех дворников и сторожей, учителей и вожатых, шоферов и кондукторов, поваров и пекарей, портных и сапожников, монтеров и водопроводчиков, истопников и трубочистов, плотников и слесарей, врачей и аптекарей, продавцов и парикмахеров, пенсионеров и пионеров, школьников, дошкольников и грудных младенцев… Впрочем, младенцев Павка тут же вычеркнул.

— Не ковбои! — сказал он. — Где им с козлом справиться? — Потом, с видом победителя, положил руку на тетрадь и радостно добавил: — Теперь он у нас в руках, козлокрад!

«То есть в тетради», — по-своему воспринял я Павкино иносказание и вслух удивился:

— Как в руках? Мы ведь одних… этих, как их… «вне подозрения» записывали.

Павка снисходительно усмехнулся.

— А теперь тех, кто в подозреваемых остался, запишем, — сказал Павка. — Козлокрадов!

— Ты думаешь, их было много? — спросил я.

— Неважно сколько, — рассудил Павка, — важно, что были. Вспоминай скорей!

— Вспоминать? — удивился я. — Что вспоминать?

— Не что, а кого, — сказал Павка, — тех, кто остался, козлокрадов! Вспомнил?

— Не, — сказал я, — ни одного.

Павка сперва задумался, а потом обрадовался.

— И не вспомнишь! — сказал он.

— Это почему же? — спросил я.

— Потому что еще никому не удалось вспомнить того, чего никогда не было, — сказал Павка.

— Не было? — удивился я. — Козла не было?

— Козел был, — сказал Павка, — вора не было!

Я тут же пожелал узнать, как моему другу удалось установить эту истину?

— Методом исключения, — гордо сказал Павка. — Мы сперва кого исключили?

— Тех, кто «вне подозрения», — сказал я.

— Верно, — сказал Павка и хитро посмотрел на меня. — А кого в подозреваемых оставили?

Меня вдруг осенило:

— Никого… — сказал я и развел руками.

— Вот именно никого, — сказал Павка и повторил мой жест.

— Как же теперь с козлом быть? — растерянно заморгал я.

— Как быть? — переспросил Павка, и тут я еще раз убедился в том, что нет таких тупиков, из которых мой друг не нашел бы выхода. — Разрабатывать новую версию! — бодро воскликнул он. — Ты вот как думаешь, кто, кроме человека, мог еще увести козла?

У меня не было выхода. Мой друг Павка терпеть не мог тугодумов. И я бухнул:

— Козодой!

— Чего? — разинул рот Павка.

— Козодой, — повторил я, — птица такая…

Павка невольно поморщился:

— Знаю, что птица. Ну и что?

— Знаешь, а спрашиваешь, — надулся я.

— Знаю? — удивился Павка. — Ничего я не знаю.

— А чего тут знать, — снизошел я, — увел козодой козла, ну и…

— Ну и?.. — поощрительно спросил Павка и как-то странно насторожился. Но я, увлеченный разработкой своей версии, не обратил на это внимания. — Ну и?.. — домогался Павка.

— Ну и… увел и доит где-нибудь в укромном местечке.

То, что последовало за этим, сбило меня с толку. Павка вдруг повалился на кровать, лицом в подушку, и глухо зарыдал. Неужели история с козлом так подействовала на моего друга?

Я осторожно коснулся Павкиного плеча и как можно нежней промолвил:

— Брось!.. Не расстраивайся… Стоит ли из-за какого-то козла… — Я не договорил.

Павка вскочил, продолжая хохотать, — ну да, хохотать, а не рыдать, как мне показалось! Но вдруг осекся и подозрительно уставился на меня.

— А ты это серьезно, — спросил он, — про козодоя?

— Серьезно, — сказал я, — а что?

Павка схватил кружку, стоявшую на подоконнике, и протянул мне.

— Тогда, — торжественно сказал он, — иди и принеси…

— Чего принести? — спросил я.

— От козла молока, — сказал Павка. — Это еще никому на свете не удалось. Ты будешь первым.

Я почувствовал, что жар заливает мое лицо и шею. Надо же так опростоволоситься! Козодой, доящий козла! Было от чего засмеяться. Не козлов он доит, а коз. Это же ясно как день! От козлов какое молоко?

Я вздохнул, переживая свою ошибку, но мой друг не дал мне разнюниться.

— Слушай мою версию! — крикнул он и, помедлив для эффекта, сказал: — Козел… ушел… сам!..

Так он и дождался аплодисментов!.. Дудки! Попав впросак с козодоем, я не очень торопился признать Павкино превосходство. Наоборот, попытался даже принизить его открытие.

— Сам бы ушел, сам бы и пришел! — пробурчал я, но Павка и ухом не повел. Мой друг никогда не нуждался в чужом мнении, полагая, что вполне может обойтись своим.