Юрий Дьяконов - Приказ самому себе
— Лучше бы дома уроки учили, чем митинговать, — сказала она; Но, увидев помрачневшие физиономии "бэшников", широко улыбнулась и спросила: — Так когда же вы хотели ехать?
— Можно?!.. Разрешаете?!.. Ура-а-а!.. Алевтина Васильевна, Навварта Маср! — восторженно закричали они.
ОКОЛО ШКОЛЫ
Второго мая в начале десятого, наискосок от школы, прямо у Сазонова двора, остановились две большие грузовые машины. А к школе стали подходить "бэшники", одетые по-дорожному, с рюкзаками и чемоданчиками. Родители окружили директора и Лидию Николаевну, выясняли подробности, записывали адрес.
Зиновий, выбранный ребятами и утвержденный директором командиром рабочего отряда, переходил от группы к группе, составлял списки, распределял по машинам. В отцовских бриджах и сапогах, тужурке-штормовке, подпоясанный солдатским ремнем, он и внешне походил на командира. Говорил коротко, уверенно. Его слушались ребята, то и дело подходили посоветоваться.
Сазон глянул в окно. Удивился. Хотел выйти на улицу, но увидел Алевтину Васильевну и Сашу, переходящих дорогу, шмыгнул в калитку и стал смотреть в щелку. Когда мимо проходил Зиновий, он окликнул:
— Угол!.. Куда это вы? Гулять, что ли, собрались?
— А-а, Гришка! Здоров… Нет, Мы это… в совхоз едем работать. Чтоб деньги во Вьетнам послать, — смущенный не меньше Сазона, ответил Зиновий. Со встречи на Зеленом спуске они не виделись.
— Гля! А девки?
— А что? Это не так уж… виноградные лозы подвязывать… Ну я побегу. Надо по машинам распределять.
— Деловые все стали, — буркнул Сазон, закрывая калитку.
Тетка, узнав, куда едут ребята, затронула больное:
—Вот. Был бы как все, тоже б поехал. Поработал. На свежем воздухе как хорошо!.. Чем штаны по парадным протирать.
—Ты чего мне в душу лезешь?! — так и взвился Сазон. — На свежем воздухе! — передразнил он. — Тут и так тошно!.. Нужен я им, как собаке пятая нога!..
—А ты бы, Гриша, с директоршей поговорил, — не отставала тетка. — Она женщина добрая, обходительная. Повинился бы…
Сазон заткнул уши. Но тетка подсела рядом, уговаривала:
—Пойди, Гришенька… Посмотри на товарищей. Чего сычом глядишь? Не съедят, чай. Вместе учились… Хочешь, я попрошу?..
—Не смей! — вскочил Сазон. — Никуда я не пойду!.. — но потом он как-то незаметно для себя, машинально, застегнул старенький морской китель на все пуговицы и пошел на улицу.
Теперь Сазон не скрывался. С ним здоровались мальчишки и девочки. Он с готовностью отвечал, начинал разговор. Но они спешили. Укладывали вещи в машины, бежали что-то спросить у Лидии Николаевны, у Зиновия. Только он стоял без дела и, чувствуя неловкость, переминался с ноги на ногу.
Уже все сидели в машинах, когда откуда-то вынырнул Углов:
— Гришка! Махнем с нами, а?!
Сазон вздрогнул, подозрительно глянул ему в глаза. Но не увидел в них ни насмешки, ни подвоха. Зиновий смотрел прямо, доброжелательно и чуть смущенно.
— А можно?! — вскинулся Сазон. И тотчас обмяк: — Не разрешит же Алевтина Васильевна… И ваша классная.
— Что ты! Лидия Николаевна сама про тебя спрашивала. Сазон не успел ответить, как увидел Алевтину Васильевну. Она смотрела прямо на него и улыбалась. Подошла вплотную и, повернув его к себе лицом, сказала тихо:
—Только, Гриша, без этого… а? Углов за тебя ручается и ребята просили. Так ты не подведи…
—Что вы, Алевтина Васильевна! — глухо ответил он и впервые за столько времени глянул ей в глаза. — Я понимаю… Так я побежал?! Возьму мешок, чтоб соломой набить, и ватник. Я щас!..
Ровно в десять машины посигналили и тронулись. Запели девочки. Ребята подхватили. Песня окрепла, набрала силу:
Пусть я других моложе.
Я — человек труда.
Если не я-то кто же?
Если не сейчас-то когда?..
Люди, идущие к началу большого концерта на Театральной площади, расступались, давали машинам дорогу и тотчас смыкались, заполняя всю улицу, махали им вслед руками…
Спустя полчаса, когда дворник дядя Вася уже смел в кучу бумажки, обрывки воздушных шаров, стаканчики из-под мороженого, брошенные вчера беспечным праздничным людом, во двор вошел Валерка Сундуков с огромным рюкзаком. Следом шли мама с чемоданом и баб ушка с раскладушкой. Он огляделся и сказал:
— Вот видишь, мама, мы первые! А ты боялась, что опоздаем.
— Кто это первый? — заинтересовался дядя Вася. — Все уехали,
— Как?!.. Почему нас не подождали?! — возмутилась мама.
—А семеро одного не ждут, барышня, — ответил дворник. — Да какой из него работник, если за ним двое чемоданы носят!..
—Вот видишь, бабушка! — сердито сказал Валерка. — Это ты виновата. Целый час свои котлеты жарила…
ПРОСТАЯ РАБОТА
Зиновий проснулся, увидел спящего на соседней койке Сазона вспомнил все… Глянул на папины часы, которые вчера, в день рождения, рано утром подарила ему мама. Пять часов!.. По длинному коридору совхозного общежития он побежал мимо комнат, занятых девочками, слетел по скрипучей деревянной лестнице на первый этаж оказался во дворе. Посмотрел направо — за крышей столовой уходи на покой белый диск луны. Глянул влево и дух захватило. За домам поселка, за лесополосой, в степи, всплывало большущее ярко-оранжевое солнце… Хорошо!.. Он сделал зарядку, умылся ледяной водой из колодца и пошел будить горниста.
Заспанный Стасик долго тер глаза и, шатаясь, как лунатик, пошел к выходу. Через минуту тишину вспорол звук горна.
В общежитии взвизгнули койки, заскрипели половицы, послышались голоса, захлопали двери. Командир глянул на часы и улыбнулся. Ровно половина шестого. Первый рабочий день трудового отряда начался точно по распорядку.
Едва соскочили с машин на усадьбе первого отделения совхоза, из домика вышла рослая смуглолицая молодая женщина в стеганке в пестром шелковом платочке на голове:
— Здравствуйте! Вот хорошо! Как раз вовремя приехали. ЛА то виноград открыли, а подвязывать некому, — и улыбнулась, сверкая ровными белыми зубами.
От этой улыбки, от приветливого тона всем стало весело. По дороге гадали: "А какой бригадир?.. Вдруг строгий дед. Как начнет придираться!" А оказалось вот кто!
— А как вас зовут?
— Маша, — снова улыбнулась она, — а по отчеству — Михайловна… Так вы уже на бригады разделились?.. Хорошо. По десять?.. Как раз подходяще. Идемте за мочалой — и на свой участок.
Набрав жгутов коротко порезанного мочала, они гурьбой пошли за бригадиром через лесополосу, одетую уже в зеленую листву, к полю, по краям которого стояли цементные столбы-опоры. От них куда-то далеко-далеко шагали такие же белые опоры с проволокой, натянутой на них, как струны.
— Вот и наше поле, — сказала бригадир и сразу же начала объяснять — Работа простая. Делаем первую, сухую подвязку… Сразу ищите корень. Ага, нашли. Правильно! А от него лозы пошли. Вяжете их к нижней проволоке, — движения ее были плавны, неторопливы, но через несколько минут пять кустов были готовы.
Зойка бросила мочало и тоже стала подвязывать. Бригадир работала и успевала замечать каждый промах Зойки:
— Нет. Не в кучу. А веером, веером… Так. Берете мочало. Одной нитки вполне достаточно… Охватываете лозу петелькой… Теперь делаете "восьмерку"… Зачем? А чтоб лозу не перетягивать. Вот. И вяжете узлом. Раз и второй. Второй — для прочности. А то ветер подует и все ваши узлы развяжет…
Ребята старательно повторяли ее движения, слушали объяснения. Потом она развела бригады по участкам, предупредив:
— Если нужно что, гукните! Я тут на поле буду, услышу… Сначала не ладилось: прислонил лозу к проволоке — мочало выронил, потянулся за ним—лоза упала… Потом наловчились. Продвигались каждый по своему ряду, перекликаясь:
— Ваня! У меня шестнадцатый куст! А у тебя?.. Восемнадцать? Ох, хитрец! Обогнал. Ну, я сейчас тоже поднажму…
Мария Михайловна поспевала везде. Помогала, вновь показывала, как сделать лучше и скорее. Побывала на ряду у каждого…
В конце работы болела поясница, гудели ноги, руки, как плети. Брели к домику, как старухи, цепляясь ногами за комья земли. Пока ждали машины, Зиновий с Марией Михайловной обошел участки бригад и записал в блокнот, кто сколько сделал. Ехали в поселок молча. Даже говорить не хотелось. Пообедав в столовой, пришли в общежитие и повалились на койки.
—Как же я завтра работать буду? — со страхом говорила Нина Копылова. — Такая здоровая девчонка и так устала. Просто стыдно…
—Ничего, — успокоила девочек Лидия Николаевна. — Первый день — самый трудный. Вот отдохнете чуть — лучше станет.
