Юлия Кузнецова - Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник)
– Где пропадал, старик? – настиг меня Бочкин.
– С Ингой разговаривал.
Бочкин стал оглядываться, но никого рядом со мной не увидел. Всерьез забеспокоился, что я отморозил мозг.
– Вообще-то, ты здесь один.
– Скажи-ка, Бочкин, – спросил я, – ты когда-нибудь целовал девчонку из жалости?
Никитос махнул на меня рукой. Лицо его выражало отсутствие любых побуждений для поцелуя. Он не понимал своего счастья: как же проста и прозрачна была его жизнь…
Третье неотправленное письмо
Каникулы я потратил на то, что пытался составить Инге новое письмо. На этот раз хорошее, правильное, честное. Без напускного бахвальства, без глупых шуточек. И главное, надо было объяснить, что совсем не жалел ее.
Привет, Инга, мне тебя ни капли не жаль…
Набивал я, а потом пялился в беспощадный компьютер часами, не в силах придумать и слова, пока Бочкин не вытаскивал меня на улицу. Вернувшись с катка или из киношки, я стирал одинокое предложение и пытался начать заново.
Инга, я и не думал тебя жалеть, пока ты не сказала, что я тебя жалею…
И это никуда не годилось. Хотя было чистой правдой. Как раз теперь, когда мне приходилось объяснять Инге, что не испытываю к ней жалости, я начал всерьез беспокоиться за нее. Вероятно, бандитское поведение и неуемная жажда справедливости – все это из-за того, что Инга не верила в лучшее. Считала, что добро может постоять за себя только при помощи кулаков. Жизнь обошлась с нею несправедливо, и теперь Инга вершила свой суд, чувствуя себя в ответе за каждого безвинно угнетенного. Но говорить об этом в любовном письме мог только последний дурак. Тогда от бессилия я утыкался в зомбоящик, где можно было увидеть хоть кого-то глупее самого себя, а вернувшись к компьютеру, вместо своей фразы видел какой-то странный набор букв:
Йопыр5дын88паф666
– Ритка! – вопил я. – Кто тебе разрешал трогать мой компьютер?
– Я писайя йассказ, – пищала Ритка из-под кровати.
Схватившись за пятку, я вытягивал ее и начинал расправляться. Но мама, как всегда, спасала свою ненаглядную доченьку. Будто та могла умереть от щекотки!
В очередной раз я стер Риткину лабуду и снова принялся писать свое объяснение в любви.
Инга, я влюбился в тебя сразу, как только увидел. И уже больше месяца не решаюсь рассказать о своих чувствах. Но это даже хорошо. Теперь я понял, что был никчемным человеком, недостойным тебя. Раньше ты мне и слова не сказала бы, уверен. Не заметила или посмеялась. Да все так и было: сколько раз я пытался познакомиться с тобой, заговорить, но ничего не получалось. Понимаешь, какая штука. Выходит, я и зеркальный шар повесил не для тебя, а для себя. Этот подарок меня самого сделал лучше. А то ни одного достойного поступка в копилке личных достижений не было. И жалость тут ни при чем! Это меня пожалеть можно: только о себе раньше думал, когда вокруг столько интересных людей шастает. Один Бочкин чего стоит! Вроде живет себе тихонько, что-то под нос бормочет, вечно жалуется, а потом вдруг на дерево как взберется – и снимай его оттуда! Я даже своего лучшего друга толком не знал – куда это годится? Или взять Фирсову, вроде выскочка и доносчица, но коснись дела – поможет. А я с ней семь лет проучился и знать не знал, что случись мне из окна прыгать – за мной кинется. И пусть она тебе про шар растрепала, я на нее все равно уже не сержусь, потому как стал немножко разбираться: что в человеке главное, а что второстепенное. Во мне сейчас главное – это любовь. Она меня прямо наизнанку выворачивает. Даже шутить почти перестал. Тянет на серьезные размышления. И добро хочется творить. Вот прямо этими руками. Не поверишь, я даже посуду за собой стал мыть. А еще иногда – за Риткой. Это моя младшая сестра. Она, конечно, жуткая заноза, но тебе понравится, я уверен. Ей всего четыре года, она называет меня «Боись». Это очень смешно, хотя она не шутит. Так только Ритка и Бочкин умеют – смешить без шуток. Так что с нами со всеми не соскучишься! Я вообще-то болтливый жутко, рот просто не закрывается. Только с тобой у меня никак не получается хоть одну фразу нормально закончить – оттуда и непонимание. Теперь я, кажется, все сказал. Нет, еще самое главное. Про поцелуй и свидание…
Я только расписался, слова так и выскакивали одно за другим, как в комнату пришла мама. Она начала говорить что-то про уборку, про чтение на каникулах, про остывший ужин. Мама буквально силком оттащила меня от компьютера, и я поплелся лопать опостылевшие объедки. Я жевал гречку, перекидывая в памяти фразы из письма, шлифовал концовку. И все получалось совсем неплохо. Главным было набраться смелости и отправить это послание Инге. С недожеванной котлетой за щекой я уже несся обратно, в свою комнату. Очень хотелось закончить это письмо длиной в месяц. По дороге я клялся маме убрать все, что плохо лежит, и прочитать все, что хорошо написано. Влетел в комнату, закрыл за собой дверь и даже налег на нее спиной, в тот же миг увидел Ритку. Она стояла коленями на моем кресле и стучала пальчиками по клавиатуре. Вид у нее был очень сосредоточенный, будто она писала диссертацию.
– Рита-а-а! – закричал я.
В один прыжок оказался рядом. Вперил взор в экран. Мое письмо исчезло практически бесследно! Вот что от него осталось – жалкое зрелище.
Инга, я влюбился в 555лыдыбр больше месяца был никчемным человеком икайло78 повесил одного достойного 000ап000 Или взять Фирсову. Она меня прямо наизнанку выворачивает упсик4ак этими руками рот просто не закрывается 12тр у меня никак не получается поцелуй рррррви
Я был раздавлен, уничтожен! Письмо пропало! Не осталось даже сил ругаться на Ритку. Я просто сел на корточки рядом со столом и обхватил голову руками. Столько трудов, и все коту под хвост…
Пейвая йубовь
Мне хотелось плакать. Я сидел и раскачивался из стороны в сторону, как неваляшка. Ритка очень испугалась. Она ожидала, что я начну гоняться за ней по квартире, ругаться, щекотать, как обычно, когда она трогала мои вещи. Но в этот раз она натворила дел, сама того не понимая. А у меня не выходило сердиться, отчаяние поглотило без остатка. Только идиот мог оставить важное письмо открытым. Вот я лопухнулся!
– Боись, – Рита осторожно трогала меня за плечо. – Не деяй так. Мне стйашно.
Начала гладить меня по голове, будто это я был маленький, а не она. И слезы сами собой брызнули из глаз. Я уткнулся носом Ритке прямо в плечо и ныл, как младенец.
– Только ты маме не жауйся, что я тебя обидея, – просила Рита, неловко обнимая мою голову.
– Не буду. Сам виноват…
– А где тебе бойно?
Я хлопнул себя по груди.
– Живот? – забеспокоилась Рита. – Йуки гйязные в йот бйал?
– Да при чем тут руки? Нет, ты не поймешь, – хлюпал я. – Это первая любовь…
– Пейвая йубовь? – озадачилась Рита. – Ты же стайик.
– Я старик? – мне даже плакать перехотелось.
– Тебя так Никита называет, – утверждала Ритка.
И точно, Бочкин часто звал меня «старик». Вот сестра отмочила – даже рассердиться на нее толком не получалось.
– Думаешь, я уже стар для первой любви? – заглянул ей в лицо.
Рита кивнула.
– А ты что, уже влюблялась? – спросил ради шутки.
Она опять кивнула. Ну дела!
– Давай-ка рассказывай! – я немедленно усадил ее к себе на колено.
– Это тайна, – шептала Рита. – Его Антон зовут. Он меня в щеку поцейовай…
Вот это да! Пока я мучаюсь от первой любви, моя младшая сестренка вовсю целуется на детской площадке! И куда смотрит мама?
– И ты его любишь?
– Это моя пейвая йюбовь! А я у него втояя. Ему уже вот сколько.
Ритка показала мне пятерню. Значит, парень был на год ее старше. Во дают – молодое поколение! Я разглядывал сестру, как заморскую зверюшку. Вроде вертится с утра до вечера под ногами, и, кажется, в голове у нее ничего нет, кроме мелких пакостей. А там, оказывается, бурная личная жизнь. В комнату зашла мама. Она была насторожена: почему это мы с сестрой вдвоем, и так тихо.
– Что тут происходит? – она с удивлением уставилась на нас с Риткой, сидящих в обнимку на полу.
– Пейвая йубовь, – сообщил я.
Мама нахмурилась, потом улыбнулась.
– Смотрите у меня! – пригрозила пальцем, а после будто вспомнила, зачем пришла. – Борис, у тебя скоро день рождения. Ребят уже позвал?
– Думаю, – пробурчал я.
– Думай быстрее, времени почти не осталось…
Мама вышла из комнаты. Я снял с колена Ритку и подтолкнул к двери. В этот раз она не стала спорить, упираться, а спокойно вышла в коридор. Совсем как взрослая. Испорченные остатки письма я тут же стер, чтобы глаза мои их больше не видели. И в тот же миг понял – ничего писать больше не буду. Все это глупости. Надо смотреть правде в лицо. Нет ничего проще и правильнее нормального разговора. Письма для тех, кого разделяют расстояния, а мы с Ингой жили в соседних дворах. Теперь я даже радовался, что Ритка стерла мое послание, и пообещал себе – после каникул обязательно поговорить с Ингой начистоту. А может, позвать ее на день рождения? И тут я понял, что у меня возникла новая проблема…
