Эдуард Веркин - Мертвец
— Нет, — рассеянно сказал я.
— Ну, это побоку, он редкая жаба. Он пошёл на кладбище навестить любимого дедушку, он хороший внук и ходит к дедушке каждый месяц. Идёт себе, идёт, никого не трогает, птички поют, и вдруг глядит, а из-под надгробного камня торчит рука.
Я не слышал, не очень хорошо слышал, Вырвиглаз громко повторил:
— Там рука из могилы торчала!
— Да что ты говоришь! — удивился я. — Рука…
Не свежая, конечно, старая, с такими червяками… — Вырвиглаз весьма убедительно пошевелил языком. — Он, короче, как увидел, так вообще обделался, как жаба. Побежал, баран, ну и ногу сломал, сейчас в травме лежит. А над кладбищем по ночам туман синий распространяется, это не к добру.
— Вырвиглаз, — сказал я. — Ты когда-нибудь перестанешь врать? Хотя бы день ты можешь не врать? В честь Дня города?
— А я и не вру, можешь сам сходить. Сходи, сходи, посмотри, там между всеми могилами скелеты валяются! При стартах земля трясётся, расходится, и скелеты вытряхиваются наружу, все дело в разнице давления. И вообще, войска собираются вводить.
— Зачем?
— Как зачем? А вдруг они поднимутся? Восстанут! Если они на поверхность как-то пробираются, то вдруг в один прекрасный день они ещё и оживут! Это вполне может случиться, в ракеты заливают гептил, а от гептила хоть кто оживёт. Это настоящий мутаген. Будет круто! Вот у вас ружьё есть?
— Есть, — ответил Упырь. — Помповое многозарядное…
— В случае чего отстреляетесь, — успокоил Вырвиглаз. — Главное, бить им в голову и сохранять хладнокровие. Ты умеешь сохранять хладнокровие? Я тебя научу…
Я вдруг заскучал по шарьинским красавицам. Недавно их ведь видел и вот уже заскучал. Мне захотелось отправиться к ним, к эстраде, сесть куда-нибудь, и посмотреть, и послушать. И неправда, что они играть не умеют, — умеют. И очень хорошо они даже умеют играть.
Для того чтобы обрести это ценное качество, надо взять несколько иголок, хорошенько их продезинфицировать и начать загонять себе под ногти. Знаешь, под ногтями есть такие нервные окончания, если их разрушить, то становишься таким спокойным, как стрекоза…
Вдруг саксофон стих, в репродукторах захрустело, и голос ведущего объявил, что птицефабрика «Глав-бройлер», ассортимент продукции которой широко представлен в нашем городе, проводит промоакцию «Сорок бифштексов». Вернее, даже не акцию, а конкурс. Конкурс поедателей котлет. То есть опять же бифштексов. Принять участие могут все желающие, а приз самый что ни на есть достойный — кухонный комбайн.
— Ну пойдём, — сказал Вырвиглаз.
— Куда? Хор уже выступил… Или ты это, хочешь подойти познакомиться? Так я тебе могу сразу сказать — шансов нет. С такой башкой ты вообще… Батор, батор и ещё три раза батор.
— Да я понимаю, не дурак. Я говорю, пойдём на котлетный конкурс. Хочу поучаствовать.
— Зачем тебе кухонный комбайн?
— Буду это делать… — Вырвиглаз не придумал по-быстрому, что сказать. — Соки выжимать. Это облегчит домашний труд, там, в этом комбайне, столько функций…
Тут я вдруг подумал, что Вырвиглаз явился на праздник города совсем не из-за того, чтобы пообщаться с красавицами из «Шарьинского колокольчика», он ведь не дурак на самом деле. Дурак, но не до такой же степени. Нет, он, оказывается, явился побеждать в конкурсе пожирателей котлет! Хотя, может, и нет, может, он пришёл сюда и за тем и за другим. Человек разносторонен. Сожрал банку сгущёнки, попялился на красоток да ещё и в котлетных бегах хочет развернуться.
— Может, и мне тоже поучаствовать? А то как-то получается, что жизнь моя состоит из котлетных конкурсов, в которых я не участвую.
— Хорошая идея вообще-то, — сказал я. — Я тоже поучаствую. А вдруг повезёт?
Вырвиглаз поглядел на меня с ревностью. Будто я у него уже отобрал этот комбайн.
— А я тоже хочу поучаствовать, — сказал вдруг Упырь.
— В чём? — не понял я.
— В поедании котлет. Я тоже хочу попробовать. Я никогда в этом раньше не участвовал, это, наверное, очень интересно.
На Упыря Вырвиглаз взглянул равнодушно: видимо, конкурента в нём не видел. Оно и понятно, на настоящего пожирателя Упырь не походил совершенно.
— Вернёмся к эстраде, — сказал Вырвиглаз. — Там уже все жабы…
— Мы вернулись.
На сцене, где ещё совсем недавно звучали бессмертные композиции «Маркуса Вольфа», где играли на саксофонах прекрасные и недоступные красавицы из Шарьи, теперь стояли две жаровни, а длинный парень в поварском колпаке жарил котлеты со скоростью блинного автомата, тяп-ляп, тяп-ляп, двумя руками, как настоящий ковбой. Гора котлет высилась, а котлетный запах перебивал даже аромат хвои.
— Да я один могу это сожрать, — заявил Вырвиглаз. — На завтрак. Все эти котлеты и ещё трёхлитровую банку майонеза!
Ведущий на сцене тем временем состроил себе бутерброд с котлетой, откусил от него сразу половину, прожевал.
— Хороши котлетки, — объявил он. — Весьма, однако. Пусть все желающие подойдут поближе. Подходите, подходите! Смелее!
Народ стал придвигаться к сцене. Желающих оказалось немало, человек двести, не меньше. Мы тоже придвинулись.
— К сожалению, мы не можем записать на соревнования всех. — Ведущий поклонился толпе. — И для того, чтобы определить двадцатку участников, мы проведём предварительный отбор.
Ведущий щёлкнул пальцами, и у него в руках вдруг оказалась чаша с конфетками.
— Ловите, — сказал он.
И швырнул конфеты с эстрады.
Толпа сомкнулась, произошла небольшая давка. Я был сразу вытеснен куда-то в сторону, конфет мне, конечно, не досталось.
А Вырвиглазу досталось. Он выбрался из свалки, слегка расплющенный, но счастливый.
— Чуть не раздавили, жабы, — прокомментировал он. — Но вот она, ириска!
Вырвиглаз продемонстрировал конфету.
— А тебя, я вижу, оттёрли, — усмехнулся Вырвиглаз.
— Не очень-то и хотелось. Жевать жареные петушиные гребешки… удовольствие сомнительное.
— Все лохи так говорят, — тут же сказал Вырвиглаз. — Сейчас этот Денис вылезет и тоже скажет…
Упырь выбрался, но ничего подобного он не сказал, к удивлению, он тоже раздобыл себе конфету.
— Молодец, Денис, — сказал Вырвиглаз. — Мои шансы на победу повышаются.
— Я котлеты вообще-то не люблю, — улыбнулся Упырь. — Я люблю суши…
— А я люблю груши. Не парься, Дениська, сейчас мы немножечко пообедаем…
Вырвиглаз поволок Упыря к эстраде.
На сцену уже выносили столы, я насчитал двадцать. Столы, крепкие стулья, вилки, ножи, салфетки и глубокие пластиковые вёдра, — видимо, для того, кто слаб желудком. Оператор настраивал камеру, у края кулис раскладывал свой чемоданчик доктор, появившиеся официанты уже разносили по столикам котлеты, заинтересованный народ устраивался на скамейках.
Ведущий проверил конфеты, затем расположил участников по столам.
Пожиратели подобрались на славу. В основном взрослые мужики сурового вида, из тех, кто привык питаться в столовых и блинных и поэтому мог сожрать хоть варёное седло. Ребят почти не было, женщин тоже мало. Была Сарапульцева, хотя раньше я её не замечал. По-моему, Сарапульцева являлась главным претендентом на комбайн. Комбайн претендует на комбайн.
Участники вооружились вилками, ведущий протрубил что-то о русских просторах и русских желудках, после чего объявил, что на поедание отводится десять минут, кто смолотит больше — тот и джедай.
— Приятного аппетита! — пожелал ведущий, и соревнование началось.
Почти сразу в лидеры вырвалась Сарапульцева, как я и ожидал. Она пожирала котлеты целиком, в два жевка, гора перед ней стремительно сокращалась.
Вырвиглаз отставал ненамного. А Упырь, казалось, никуда не торопился, жевал себе с механичностью мясорубки. Чавк-чавк.
А вдруг он и на самом деле механизм? Вдруг его сделали по заказу? Где-нибудь в тайных лабораториях Новой Зеландии?
Хотя нет. По заказу не стали бы такого урода делать, состряпали бы получше. Покрасивше, поровнее. Хотя, может быть, его родители психи? Что я про них знаю? Только папашу видел…
Глаза у него такие же. Как у папаши. Белые. Простоквашные. Вырастет, тоже станет инженером. А как же? По-другому нельзя. Не разомкнётся связь времён…
Сидит, жуёт. Гад. Какие-то движения у него даже паскудные, как будто таракан какой, залез на стол, и перемалывает, и перемалывает, только что жвалы не щёлкают. Смотреть тяжело.
Минуте на четвёртой мне вся эта пакость надоела, особенно после того, как одного мужика вывернуло. Ведро подставить он не успел, и всё его художественное творчество попало на блюдо с котлетами и потекло вниз со стола. Меня замутило, и я откланялся. Побродил между всякими конкурсами, поучаствовал в «Весёлом дровосеке», потом устроился на самом краю парка, рядом с мороженщицей. Мороженое уже кончилось, девушка-продавщица задумчиво смотрела вглубь холодильника, будто там у неё сидела царевна-лягушка. Царевич-лягуш. И мороженщица была в раздумьях, целовать его или так, заморозить на память.
