Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан
Дерзкий налет партизан на город окончательно перепугал гестаповцев. Они теперь только тем и были заняты, что упаковывали чемоданы да выискивали возможность под каким-либо предлогом удрать из Старого Крыма.
Михельсон сам не прочь это сделать. Но немцы не дураки. Они будут удирать первыми. И достанется ли еще ему, Михельсону, место на пароходе, отходящем из Севастополя в Констанцу? Вчера Отто Кауш явно намекнул, что это надо еще заслужить. Неблагодарные свиньи! Разве мало у Михельсона заслуг перед фюрером? Он зло усмехнулся. Что, если бы не во сне, а наяву явились для возмездия все его жертвы? Они бы стерли его в порошок.
Утренний свет проник в окно, и Михельсон поднялся с постели. Мечты мечтами, а дело делом. Отто Кауш не любит бросать слова на ветер. И чего доброго, он укатит в Севастополь один, бросив своих верных собак на растерзание партизанам. Нет, Михельсон будет драться за свою жизнь, он заслужит доверие. У него есть еще сильный козырь.
Только вчера единственный уцелевший от партизанского возмездия его осведомитель Андрей Вятченко сообщил о неуловимом партизанском разведчике «Лесном». По данным Вятченко, «Лесной» появился в партизанском отряде осенью 1943 года, то есть как раз тогда, когда обосновалась в Старом Крыму «ГФП-312». За полтора года ни разу не напали на его след. Теперь выяснилось, что «Лесной» был тесно связан с феодосийским подпольем. Как видно, прошедшей осенью, когда гестапо при активном содействии его, Михельсона, произвело аресты среди феодосийских подпольщиков, оно даже не коснулось группы «Лесного». Во всяком случае тогда о нем не было сказано ни слова. И вот теперь агент сообщает, что именно «Лесной» в ближайшее время должен появиться в Феодосии. Но кто он такой? И как его искать? Может быть, он уже в городе и тайком сплачивает патриотические группы, готовится ударить по немцам с тыла?
Эти мысли не дают Михельсону покоя. И, терзаемый ими и боясь упустить возможность отличиться перед гестапо, Альфред, несмотря на ранний час, идет будить Отто Кауша. Именно этому гестаповскому палачу он должен сообщить о своих подозрениях.
АРЕСТ
Сведения, полученные Михельсоном и переданные им Отто Каушу, не были лишены оснований. Красная Армия стояла уже совсем рядом, на плацдармах у Перекопа и Керчи. Партизаны старокрымских лесов готовились к новым ударам по врагу. И в землянке командира партизанской бригады Александра Куликовского не раз заходил разговор об укреплении связей с феодосийскими подпольщиками. Но кого послать в город? Это должны быть люди опытные, знающие обстановку в Феодосии, имеющие там пристанище. Выбор пал на отца и сына Коробковых.
Сборы были недолги. Мешочек с продуктами за спину — и пошли. Когда показались выщербленная осколками снарядов крыша водонапорной башни и закопченная коробка сгоревшей чулочной фабрики, сердце у Вити больно защемило, комок подступил к горлу. Он побежал бы, если бы не выработавшаяся уже привычка сдерживать свои желания. Кого-то он встретит в городе? Что поделывает милый дружок Славка?
По пути отец и сын обсудили, где разумнее всего остановиться. На последней квартире Коробковы прижили недолго, в полиции еще значился их старый адрес — по улице Войкова. Конечно, это рискованно — вернуться на прежнюю квартиру, но кому известно, что они были в партизанском отряде? Жили некоторое время в деревне у родственников — только и всего. И отец решил идти на свою квартиру: меньше людей будет знать об их возвращении.
Они шагали по запорошенным снегом улицам родного города. Витя жадно оглядывал каждый дом, забор, каждое уцелевшее дерево. Было еще очень рано, и улицы обезлюдевшего города были совершенно пусты. А Вите хотелось скорее увидеть феодосийцев, встретить знакомые лица. И он заглядывал в калитки, ворота, окна домов… В одном мелькнула фигура, напомнившая Аркашку Мирханова, — ну, уж этой-то встречи Витя никак не желал. Да это, конечно, ошибка: Мирхановы жили совсем на другой улице.
Вот и ворота их дома. Чуть слышно звякнул ключ в двери, и они поднялись в свою квартиру. Знакомые вещи, знакомые запахи обступили Витю, но было в них что-то неуютное, неласковое. Насколько теплее, увереннее чувствовал он себя в сырой партизанской землянке!
Отец ушел в город проверить адреса явок. Сыну посоветовал не выходить из дому, пока он не выяснит обстановку. Витя решил привести в порядок свои рисунки. Он пересмотрел все альбомы. Вот этот — школьный. Этот был с ним в Субаше. А этот — самый толстый — артековский. Он рисовал в нем перед самой войной. Сложив альбомы стопочкой, Витя стал перебирать картины, — выполненные маслом. Отдельно отложил иллюстрации к «Демону». Их восемь. А вот пейзажи: «На реке», «Яблоня цветет», «Сбор колосков в Субаше».
Витя долго рассматривал картину «Туча над морем». Море удалось ему. Оно, как живое: у берега темное, а там, где из-за тучи падает луч света, — светло-зеленое, искристое. Витя смахнул с картины пыль и отставил ее в сторону: надо показать папе. Разбирая картины, Витя нашел краски. Ему захотелось порисовать, но уже смеркалось, а отец не велел зажигать свет.
Вечером, укладываясь спать, он думал о том, кто из знакомых ребят остался в городе. Надо завтра же их разыскать…
Коробковых разбудил осторожный стук. Отец вышел и быстро вернулся. Приходил связной от подпольной группы с тревожными вестями. Полиция запрашивала адресный стол: кто-то интересовался Коробковыми. Их ищут.
— Надо уходить, — сказал отец.
Они стали поспешно одеваться.
Но было уже поздно. Внизу в дверь резко постучали. Витя глянул на отца.
— Ничего, я сам, — сказал Михаил Иванович и пошел открывать.
Витя слышал, как внизу спросили:
— Коробков?
— Да, — ответил отец.
— Взять!
В квартиру ворвались гестаповцы. Они сдернули с кроватей матрацы, сбросили с этажерки книги. Грязными сапогами ходили по альбомам, ломали писанные на фанере картины.
Витю увели вместе с отцом.
— Держись, Витя, держись, сынок, — успел шепнуть ему отец. — Не первый раз. Допросят и выпустят. Ничего они о нас не знают.
Но по тому, как грубо обращались гестаповцы с отцом, как туго стянули ему самому сзади руки, Витя чувствовал: фашистам что-то известно, и так просто от них не отделаешься. «Кто же выдал? И что они знают?!» — и ему вспомнилась мелькнувшая утром в окне фигура сына полицая Аркашки Мирханова.
В ФАШИСТСКОМ ЗАСТЕНКЕ
Его посадили в одиночку. Это был темный узкий подвал; по серым ноздреватым стенам, сложенным из ракушечника, каплями сочилась вода. Откуда-то сверху через забрызганное грязью окошко проникал тусклый свет. Когда полицай открыл камеру, на Витю пахнуло таким затхлым, спертым воздухом, что он невольно отпрянул. Полицай схватил его цепкими пальцами за плечо, толкнул прикладом.
— Что, не по нраву гостиная? — прошипел он, — Сойдет, все равно подыхать.
Витя переступил порог. Он не представлял еще всей тяжести нависшей над ними беды, ему только больно было сознавать, что они с отцом так нелепо, так глупо, так не вовремя попались. Ведь Красная Армия близко, рядом громит врага; партизаны на воле идут тайными тропами на задания, а он здесь будет в одиночку томиться и ждать, когда придут наши…
Он опустился на сырой глиняный пол. Рука коснулась чего-то скользкого, мокрого. «Кровь!» — он вскочил и кинулся к выходу. Его охватил безотчетный ужас. Всем телом он налег на дверь. Окованная железом, она даже не скрипнула, а лишь обдала леденящим холодом. Витя сжал кулаки и забарабанил что было силы. Но глухие звуки замирали под сырыми сводами камеры.
— Отворите, отворите! — в отчаянии закричал он и не узнал в хриплом крике своего голоса. Это ошеломило его. Он опустился на грязный, мокрый пол и прижался головой к холодной и скользкой стене.
Так он сидел несколько минут, закрыв лицо руками, и худенькие плечи его вздрагивали. Эти несколько, минут нужны были для того, чтобы прийти в себя и обрести духовные силы. Вот он медленно поднял голову, встал на ноги, выпрямился во весь рост и вытер ладонями слезы.
— Ну, нет! — заговорил он, словно обращаясь к тем, кто засадил его в эту щель. — Плакать? Хныкать? Нет! Этого от меня не дождетесь. Мы еще поборемся с вами, с гадами!
Он снова сел на пол, задумался.
Что ж, к этому надо было быть готовым. Он знал, что его могут схватить, пытать. Еще когда выполнял поручения разведчика дяди Коли, узнавал, где расположены фашистские войска и склады, где построены доты, еще тогда дядя Коля предупредил его, что это опасно. Но разве он боялся? Нет! Он смело смотрел опасности в лицо, потому что знал: так надо и он не один. С ним рядом борются все честные советские люди, все коммунисты, а он, Вася, Володя, Славка и многие другие пионеры помогают им.
А сейчас? Разве сейчас он один? Да, его посадили в одиночку. Его еще будут пытать и запугивать, как пытали партизанку Таню. Пусть! Товарищи, друзья рядом. Они громят врага. Красная Армия стоит у Перекопа. Она скоро придет. И пусть тогда дрожат оккупанты! Им придется удирать без оглядки, как во время десанта в Феодосии. То-то будет потеха! Витя поднял голову и улыбнулся. Рано еще унывать. Мы еще победим, мы — победим!
