Илья Туричин - Закон тридцатого. Люська
— Чем могу служить?
— Да ничем. Разрешите закурить?
— Курите, пожалуйста, — кивнула Люська.
Валерий Сергеевич щелкнул зажигалкой. Затянулся, выпустил тоненькую струйку дыма.
— Слышал, перестраивать торговлю собираетесь?
— Собираемся.
— Мы в ОБХСС очень заинтересованы вашими планами.
— А мы жульничать не собираемся, — весело сказала Люська.
Валерий Сергеевич засмеялся.
— А у вас, Телегина, я гляжу, превратные понятия об органах милиции. Ведь мы не только пресекаем, мы и воспитывать должны. И помогать людям разбираться, что к чему. А иначе — какая же мы советская милиция. Вот вы будете заказы брать. Если вы обезличите продавщиц, откроете дорожку к злоупотреблениям. Могут найтись неустойчивые люди, воспользоваться обезличкой. Могут?
— Мы ж проверять будем.
— По нескольку раз перевешивать? — усмехнулся Валерий Сергеевич. — Уж лучше вы своим продавцам поверьте. Только не обезличивайте их. Пусть каждый за свою работу несет ответственность полной мерой. И проверять не надо будет. Совесть — лучший контроль честности.
— Мысль верная, — согласился Степан Емельянович.
— Пусть они расписываются на пакетах, которые взвешивали, — предложила Люська.
— Да это кустарщина, — возразил Степан Емельянович. — Может быть, штампы им заказать такие. Ну, как на заводе… Личная марка.
— Можно и так, — согласился Валерий Сергеевич.
— Надо будет с продавцами посоветоваться, — сказала Люська и помрачнела. — А у нас происшествие сегодня. Обвес.
— Нехорошо. И что ж вы предпринять решили? Протокол составить?
— Не знаем еще.
— Протокол, конечно, — вещь сильная. За протоколом штраф стоит, и суд, и тюрьма. А мы вот в милиции, честно говоря, не очень-то любим протоколы заводить. И не потому, что хлопотно. Людей жаль. Ведь среди виновных не только матерые жулики. Там и споткнувшиеся, и просто дураки. Не совсем понимают, что творят. Их учить надо. Из них еще можно настоящих людей слепить. А тюрьма да лагеря не лучшая скульптурная мастерская.
— Но наказать-то надо.
— Обязательно. Ни одного проступка без наказания. Вы посоветуйтесь с заводскими ребятами. С дружинниками. Они вам очень могут помочь. Ну, а в крайних случаях обращайтесь к нам без стеснения. На одной земле живем!
— Спасибо. Вопрос к вам, — Степан Емельянович осторожненько покосился на Люську. — Как с той девушкой будет, которая письмо написала?
— Она в больнице. Поправляется.
— Знаем. Мы ее навещаем.
— Это хорошо. Человеку очень тепло человеческое нужно! Если б мы иногда для людей душевного тепла не жалели, ей-богу, люди бы на сто лет дольше жили. А эту девушку — есть у нас такое мнение — не стоит к уголовной ответственности привлекать. То, что она обо всем написала, себя не пощадила, — это хорошо. Не погасили окончательно в ней совесть прохвосты. Не сумели. Хоть и запутали.
Когда Валерий Сергеевич ушел, Степан Емельянович как бы про себя проговорил:
— Никогда б не подумал, что такие душевные люди на такой, казалось бы, беспощадной работе.
Дружинники посоветовали вывесить в витрине «окно сатиры» по поводу ЧП.
— Разрисуйте эту самую Логинову в красках. Чтобы другим неповадно было. Такие окна сильно действуют. И главное — люди знать будут, что вы мошенников всяких и прочих там нарушителей сами строго осуждаете, что вы сами стоите на страже порядка. И люди вам верить будут.
После горячего обсуждения в магазине был создан «Комсомольский прожектор». На его обязанности возложили наблюдение не только за порядком в магазине, но и за хранением продуктов, за сбором заказов в заводских цехах — «вообще за всей жизнью магазина.
В тот же день в витрине появилось «окно» «Комсомольского прожектора». Под рисунком, изображавшим продавщицу с перекошенными весами, подпись:
Покупатель, осторожнейПокупай крупу на кашу!Здесь тебя обвесить можетНаша Логинова Саша!
Нарисовать попросили Алексея Павловича, а подпись сочинила Люська.
Возле витрины останавливались покупатели. Заходя в магазин, спрашивали, которая тут Логинова Саша.
Но Саши не было. Она ревела в подсобном помещении, и ее пришлось подменять. Наказание было жестоким, но справедливым. И продавцы и покупатели почувствовали, что что-то необычное произошло в магазине. Будто гроза прошла, и стало чисто и светло.
Перед обеденным перерывом в магазин заглянул Валерий Сергеевич.
— Здорово наказали. Покрепче всякого суда. И другие поостерегутся.
Саша сидела в подсобном помещении. С работы уйти боялась и за прилавок не становилась. Все всхлипывала и вздыхала. Ей казалось, что здесь, в полумраке «подсобки», не так виден ее позор. Валерий Сергеевич подошел к ней:
— Плачешь?
Увидев милиционера, Саша еще больше перепугалась.
— Да ты меня не бойся. Я не за тобой. Выручили тебя товарищи. Сами наказали. А то бы милиции пришлось поработать, протокол, то да се.
— А… а… долго висеть… бу… бу… будет?
— Это уж у них спрашивай. Кто вешал, тот и снимет.
Глядя на плачущую, дядя Вася не выдержал, пошел к директору.
— У девки может в груди лопнуть. Конечно, оно по справедливости. И за мелочи бить надо — крупного не будет. А все ж хватит, думаю. Помучали. Я уж и то два раза «малыша» в руках держал. Тянет. — Он поежился. — Переживаю.
— Ты уж лучше, дядя Вася, переживай на сухую.
— Стараюсь.
К обеду по решению штаба «Комсомольского прожектора» «окно» сняли.
В тот же день Нина Львовна подала заявление об уходе. Нервы не выдержали…
Галю выписали. Она чувствовала себя окрепшей, но, когда вышла на морозный воздух, закружилась голова.
И тотчас кто-то подхватил ее под руку.
— Выкарабкалась?
Галя увидела незнакомого парня, отшатнулась.
— А ты не пугайся. Я тебя сюда привез, я тебя и встречаю. Меня зовут Миша.
Неподалеку засмеялись. Галя оглянулась. Возле такси стояла Люська.
— Поехали.
Галя пошарила взглядом по машине и вдоль улицы, будто искала кого-то.
— Садись, садись.
Они сели в машину, Люська назвала шоферу Галин адрес. Город был как-то по-особенному чист в своем белом наряде. Машины убирали снег.
Люська рассказывала про Сашу, про «окно». Галя слушала, искоса поглядывая на Мишу.
— Плакала она?
— Ужасно.
Галя вздохнула.
— Лучше пусть сейчас поплачет. Потом легче жить.
Подъехали к дому. Поднялись по лестнице. Люська ключом открыла входную дверь.
— Я у тебя тут прибрала.
— Ну, зачем же… Я бы сама.
— Уж очень тут пыли накопилось, пока тебя не было.
Галя удивилась, что дверь в ее комнату оказалась полуоткрытой. Вошла и остановилась на пороге.
Возле окна на стуле сидел Степан Емельянович и читал книжку.
Увидев Галю, он вскочил.
— Извините за вторжение.
Подошел, помог снять пальто. Галя увидела накрытый стол, и две розы в вазе, и бутылку вина… Вдруг ослабели ноги. Она доверчиво прижалась к широкой груди Степана Емельяновича и заплакала.
Он растерялся, стал неуклюже гладить ее волосы.
Миша отвернулся, посмотрел на Люську. Вот как у людей бывает!..
На ударной комсомольской стройке, в сборочном и в том цехе, где работал Миша Кротов, в конце смены общественные сборщики заказов раздали рабочим специально отпечатанные в типографии бланки.
— Во, анкеты целые, — шутили рабочие, с любопытством рассматривая голубые листки. — Фамилия, имя, отчество. Цех. Число. А где же холост, женат?
— Представляю, какого мне мяса принесут! Мне, скажем, на щи надо, а они — на котлеты. Мне — на котлеты, а они — на щи. Нет уж, лучше в очереди постоять да выбрать, какое надо, — сказала тетя Наташа, знатный машинист.
— А вы напишите примечание: прошу, мол, для щей или для котлет, — посоветовал сборщик.
— Примечание, говоришь, — недоверчиво покачала головой тетя Наташа. — Ну, ладно. Напишем. Для котлет. Мой муж котлеты обожает. — Она заполнила бланк заказа и отдала сборщику. — Гляди, чтобы все было как положено. С тебя спрошу!
— А я-то при чем, тетя Наташа! Я ведь не магазин!
— Мало что! А причастие имеешь!
После смены пачечки заполненных бланков оставили в проходной. Люська зашла за ними.
А с утра в магазине закипела работа. Пока дежурные продавцы отпускали товар покупателям, остальные развешивали продукты, выполняя заказы рабочих.
Кассиры подсчитывали сумму готового заказа.
Бумажные и пластиковые пакетики укладывали в пестрые сетки с номерами заказов.
Точно в назначенное время во двор въехали электрокары.
А через час прохожие с удивлением смотрели на странные машины, выкатившиеся со двора на улицу и направившиеся к заводским воротам. На крытых кузовах яркие надписи: «Магазин № 31 Райпродторга при Механическом заводе», «Берегите время!», «Пользуйтесь общественными столами заказов! Быстро! Удобно!»
