Ян Ларри - Необыкновенные приключения Карика и Вали
Он подошёл к фанерному ящику, заглянул в круглое окошечко, вырезанное в боковой стенке, и расправил бороду руками.
– Итак, друзья мои, наше удивительное путешествие закончено. Но оно было удивительным не потому, что нам пришлось прожить долго в непривычном для нас малом мире, а потому, что мы мужественно шагали через все препятствия, не падали духом, не хныкали, а боролись и потому победили. Я надеюсь, вы поняли теперь, какой величайшей силой человека являются его знания и почему люди земли стали хозяевами нашей планеты. Но пора уже и увеличиваться!
– Ой, а вдруг кто-нибудь взял и унёс увеличительный порошок?
– Кто же мог взять? Зачем? Не говори глупости!
Иван Гермогенович снова заглянул в круглое окошко ящика.
– Все в порядке! – сказал он, потирая возбуждённо руки. – Коробка с увеличительным порошком стоит на месте, и мы можем увеличиваться! Залезайте в ящик!
Карик, а за ним и Валя бросились к ящику.
Иван Гермогенович подсадил сначала Валю, потом Карика и уже полез было за ними сам, как вдруг на стенку ящика села бабочка с блестящими крылышками, словно отлитыми из металла.
Это была очень крошечная бабочка, всего в несколько раз больше профессора.
Взглянув на неё, Иван Гермогенович опустил руки и, задыхаясь от волнения, прошептал восторженно:
– Боже мой, да это же оливковая экофора!
Затаив дыхание, он приближался к фанерной стенке, не спуская с бабочки взгляда охотника, который увидел редкостного зверя.
А экофора, не обращая внимания на такую мелочь, как профессор, сложила крылышки и не спеша стала подниматься по стене вверх.
Сердце Ивана Гермогеновича на мгновение остановилось, затем так забилось, так застучало, словно хотело выскочить вон.
– Стой! – закричал профессор. Высоко подпрыгнув, он вцепился в бабочку.
Бабочка рванулась, стараясь освободиться от объятий профессора, но он крепко держал её. После минутной борьбы они оба рухнули на землю.
Упираясь ногами в грудь профессора, экофора билась под ним, стараясь освободиться, но Иван Гермогенович, подмяв экофору под себя, не выпускал её, хотя это было делом не лёгким. Бабочка взмахнула крыльями, приподняв профессора в воздух, но он ударил её по голове, и она снова оказалась под ним.
– Ну нет уж, нет, – бормотал профессор, напрягая все силы, – не отпущу я тебя. Ни за что не отпущу! Умру, но не выпущу из рук!
В эту минуту он позабыл обо всём на свете. И немудрёно. В руках его билась оливковая экофора – редкая в наших краях, удивительная бабочка-моль, самый крошечный представитель семейства чешуекрылых.
Как появилась на стене фанерного ящика эта бабочка – жительница тёплых стран, об этом профессор сейчас не думал. В его богатой коллекции отряд бабочек семейства молей представляли застывшие навечно на булавках под стеклом ковровая моль, меховая моль, волосяная, зерновая, вишнёвая, боярышниковая, лопушниковая и полевая моль, но в этой коллекции не было оливковой моли – экофоры. И теперь она будет! Только бы не упустить её, и тогда коллекция молей у профессора будет полной.
– Да погоди же ты, – уговаривал Иван Гермогенович экофору, которая таскала его по земле, била крылышками, брыкала ногами, всячески пытаясь освободиться. – Ай какая ты! Да перестань же, перестань! Как не стыдно брыкаться. Все равно же я тебя не выпущу!
Пока Иван Гермогенович боролся с оливковой экофорой, Карик и Валя пробрались в правый угол ящика, где стояла коробочка с увеличительным порошком.
Постепенно глаза их привыкли к полумраку. Они разглядели пустую комнату с голыми стенами. Сквозь круглое окошко падал на пол косой солнечный луч. Золотая пыль кружилась в солнечном свете, и луч казался живой дорогой.
– А здесь очень весело. Правда, Карик? – сказала Валя, оглядываясь.
Карик, не отвечая, шагнул в угол, где стояла огромная, как сундук, белая коробка, накрытая толстым листом пергамента.
– Вот она! – сказал Карик. Он взобрался на край коробки, побарабанил босыми пятками по стенкам и протянул Вале руку.
– Лезь сюда! Давай!
Валя вскарабкалась наверх и села рядом с Кариком.
Карик поднатужился и сдвинул с коробки пергаментную крышку.
– Ешь! Увеличивайся! – сказал он, склоняясь над коробкой.
– А разве мы не будем ждать Ивана Гермогеновича?
– Нет… И знаешь что? Давай увеличимся раньше его. Подумай, как это будет интересно. Мы уже большие, а он ещё маленький.
– Ладно! Согласна! – сказала Валя.
Проворно сунув руку под пергамент, она достала полную пригоршню блестящего, как бертолетовая соль, порошка.
Она поднесла ладонь ко рту, открыла рот и вдруг, опустив руки, повернулась к Карику:
– А сколько его надо съесть, чтобы увеличиться?
– Ешь больше!
– Ну, а если мы вырастем очень большие… Не очень-то ведь приятно быть девочкой с каланчу ростом.
– Ничего, ешь! – спокойно ответил Карик. – Если перерастёшь лишнее, – уменьшительной жидкости выпьешь и подравняешься. Вот и все. Смотри, как я ем. Вот так.
И Карик высыпал в рот целую пригоршню порошка:
– Готово!
Валя проглотила порошок и сказала, морщась:
– Уменьшительная жидкость вкуснее…
– Нет, и порошок тоже ничего… Кисленький. Карик спрыгнул на пол и дёрнул Валю за ногу:
– Теперь бежим скорей отсюда.
– Почему? – спросила Валя.
– Да потому, что сейчас нам тесно здесь станет.
– Почему тесно?
– Почему, почему? – рассердился Карик. – Да потому, что мы будем превращаться в больших людей… Пон… Ой! – вскрикнул Карик, прикусив язык.
Голова его стукнулась о потолок. Раздался громкий треск, ящик развалился. Яркий дневной свет ослепил Карика. Он зажмурился, протёр глаза и снова открыл их. Перед ним стояла Валя…
Она ничуть не изменилась. Зато всё вокруг стало совсем другим: зелёные джунгли превратились в самую обыкновенную траву. На траве лежал тонкий шест с красной, выцветшей на солнце тряпкой; комары опять стали комарами.
– Как хорошо! – сказала Валя. – Подумай только, уж теперь-то комара не надо бояться… Вот хлопну ладонью – его и нет.
– Погоди, – перебил её Карик озабоченно, – а где же коробка с порошком?
Они посмотрели под ноги.
На траве валялись обломки фанерного ящика. Среди этих обломков лежала перевёрнутая коробочка, а рядом с ней – крошечный пергаментный листик. Ветер разносил по траве лёгкую белую пыль.
– Это же увеличительный порошок! – испуганно закричал Карик, бросаясь ловить пыль. Но было поздно.
– Что же теперь будет? – с тревогою спросила Валя. – Значит, Иван Гермогенович останется теперь навсегда маленьким? А может быть, мы его уже раздавили?
– А ты не суетись! – прикрикнул на неё Карик. – Чего доброго, ты и в самом деле раздавишь.
Валя застыла на месте, а Карик, присев на корточки, принялся прочёсывать растопыренными пальцами, точно гребнями, прохладную траву. Но всё было напрасно.
– Карик, – сказала Валя, – он же здесь где-то, и, наверное, слышит нас. Пусть он сам выходит.
– Да, да, – согласился Карик.
Он нашёл среди обломков ящика маленькую, гладкую дощечку, смахнул с неё соринки и, положив на ровное место, сказал негромко, но внятно:
– Иван Гермогенович. Вы слышите нас? Выходите на эту площадку. Вот на эту, – постучал Карик пальцем по дощечке. – Не бойтесь. Мы не пошевельнёмся.
Прошло несколько минут. Ребята сидели неподвижно на корточках и, склонив головы, смотрели на дощечку.
И вдруг на жёлтой фанере появилась какая-то мошка.
– Он! – задышала Валя.
– Постой, – прошептал Карик. – Не сопи, как паровоз. Ты же сдунешь его с дощечки.
Сдерживая дыхание, Карик ещё ниже наклонился над дощечкой.
Прищурив один глаз, он стал пристально рассматривать крошечное существо, которое бегало взад и вперёд по краю дощечки.
– Он! Наш Иван Гермогенович! – сказал Карик, прикрывая ладонью рот.
– Смотри, смотри, – зашептала Валя. – Видишь – ручками шевелит… малюсенький какой! Неужели и мы такие были?
– Ещё меньше даже, – ответил Карик. – Не разговаривай. Сиди и молчи.
Валя даже перестала дышать. И в наступившей тишине они услышали тоненький-тоненький писк – слабее комариного.
– Говорит что-то! – прошептал Карик, наклоняясь.
– Что говорит?
– Не понять!
Профессор соскочил с дощечки на землю и пропал в траве.
– Ушёл!
– А куда?
– Значит, надо. Сиди и жди. Через несколько минут он появился снова. На этот раз не один.
– Смотри, смотри, – сказала Валя, – на него кто-то напал.
Ребята нагнулись над дощечкой, но, как ни смотрели, не могли понять: то ли это сам Иван Гермогенович тащит за собой тёмную бабочку, то ли бабочка вцепилась в профессора и не пускает его на дощечку. Бабочка билась, махала крыльями, валила профессора с ног.
– Поможем ему, – сказала Валя, – а то эта дрянь съест Ивана Гермогеновича.
Профессор барахтался у края фанеры, что-то пищал.
