Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник)
– Как? Неужели вы отказываетесь от назначенного вам содержания? – с удивлением воскликнул мистер Хевишэм.
– Да, – ответила она просто. – Я не хотела бы получать от него денег. Я волею-неволею принуждена жить в его доме, потому что только здесь я могу быть близко к моему ребенку. Но у меня есть небольшие средства – их достаточно для скромного существования, и лучше я не возьму его денег. Он ведь не любит меня, и я поэтому буду чувствовать, будто за деньги продала ему Цедрика. А я отдаю только потому, что люблю его достаточно сильно, чтобы ради его блага забыть о самой себе, а также и потому, что его отец хотел бы этого.
Мистер Хевишэм потер подбородок:
– Это очень неприятно! Граф рассердится и просто не поймет вас!
– А мне кажется, что поймет, если подумает хорошенько, – ответила миссис Эрроль. – В деньгах я не нуждаюсь и не желаю получать подачек от человека, который из ненависти ко мне берет у меня моего маленького мальчика, ребенка его сына.
Мистер Хевишэм задумался.
– Я передам ваши слова, – сказал он наконец.
Вскоре подали обед. Все сели за стол. Белая кошка преспокойно уселась на стуле подле Цедрика и сладко мурлыкала в продолжение всего обеда.
Когда поздно вечером мистер Хевишэм приехал в замок, его сейчас же попросили к графу, который сидел в кресле подле камина: его больная нога покоилась на стуле. Из-под сдвинутых бровей он зорко посмотрел на мистера Хевишэма и сразу почувствовал, что, несмотря на кажущееся спокойствие, старик сильно взволнован.
– Ну, что, приехали, Хевишэм? Что хорошего? – спросил он.
– Лорд Фаунтлерой и его мать находятся в Корт-Лодже. Они доехали благополучно и чувствуют себя отлично.
Старый граф что-то промычал и нетерпеливо задвигал рукою.
– Рад слышать это, – сказал он. – Усаживайтесь. Возьмите стакан вина. Ну, что еще?
– Сегодня лорд Фаунтлерой останется у матери, а завтра я привезу его в замок.
Граф опирался локтем на ручку кресла; он поднял руку и закрыл глаза.
– Хорошо… Что дальше? Я просил вас не писать мне с дороги, а потому ничего не знаю. Что представляет собой мальчишка? До матери мне нет дела. Какого сорта мальчуган?
Мистер Хевишэм отпил немного портвейна, который налил себе, и осторожно произнес, держа стакан в руке:
– Трудно судить о характере семилетнего ребенка.
Граф был сильно предубежден, он быстро вскинул глаза и грубо вскричал:
– Невоспитанный, грубый дурак, должно быть? В нем сказывается американская кровь, не так ли?
– Я не думаю, чтобы американская кровь повредила ему, – сухо и взвешивая каждое слово, ответил мистер Хевишэм. – Я мало знаю детей, но мне кажется, что лорд Фаунтлерой славный мальчик.
Мистер Хевишэм всегда взвешивал каждое свое слово и говорил очень хладнокровно, но на этот раз был суше и осторожнее обыкновенного. Ему пришла в голову хитрая мысль, что, пожалуй, будет лучше, чтобы граф не был подготовлен к первой встрече с внуком и судил о нем исключительно по собственному впечатлению.
– Здоров он? Хорошего роста? – спросил лорд.
– На вид очень здоров и довольно высок для своих лет, – ответил адвокат.
– Хорошо сложен и достаточно благообразен? – продолжал спрашивать граф.
Чуть заметная усмешка пробежала по тонким губам мистера Хевишэма. Перед ним встал образ прелестного ребенка, оставленного им в Корт-Лодже, беззаботно лежащего на тигровой шкуре, с разметавшимися кудрями и ясным розовым детским личиком.
– Красивый мальчик, мне кажется, красивее, чем обыкновенно бывают мальчики, милорд, хотя, возможно, я и плохой судья. Только, позволю себе заметить, вы найдете его несколько непохожим на большинство английских детей.
– Я не сомневался в этом, – прохрипел граф, страдая от приступа подагры. – Банда нахальных попрошаек – вот что представляют из себя американские дети. Я достаточно слышал об этом.
– Ну, нет, у него нет нахальства, – сказал мистер Хевишэм. – Мне трудно объяснить. Дело в том, что он больше жил среди взрослых, чем среди детей, а потому чисто детская наивность уживается в нем с преждевременной серьезностью.
– Просто американская наглость! – настаивал старый граф. – Они это, конечно, называют ранним развитием и детской непринужденностью! Нахалы, и больше ничего…
Мистер Хевишэм отпил еще немного вина. Он вообще редко возражал благородному лорду, в особенности во время приступа подагры. В такие минуты всегда было лучше оставлять его одного. Несколько минут длилось молчание. Нарушил его мистер Хевишэм.
– У меня к вам поручение от миссис Эрроль, – заметил он.
– Не хочу слышать ни о каких ее поручениях! – закричал граф. – Чем меньше буду слышать о ней, тем лучше…
– А между тем это очень важно: дело в том, что она отказывается от содержания, которое вы хотите назначить ей.
– Что такое? – спросил видимо озадаченный граф. – Что такое?
Мистер Хевишэм повторил свои слова.
– Она говорит, что в этом нет необходимости, тем более что отношения между вами далеко не дружественные…
– Не дружественные! – дико закричал лорд. – Еще бы, не дружественные! Я ее просто ненавижу! Корыстолюбивая, крикливая американка! Видеть ее не хочу!..
– Вы вряд ли имеете основания называть ее корыстолюбивой, милорд, – возразил мистер Хевишэм. – У вас она не только ничего не просит, но даже не принимает предложенных вами денег.
– Все это только для того, чтобы порисоваться! – бурчал благородный лорд. – Она хочет обойти меня, хочет, чтобы я увидал ее. Она воображает очаровать меня своим умом. Ничего подобного! Все это лишь американская беззастенчивость! Я не желаю, чтобы она жила как нищая у ворот моего парка. Она мать мальчика, она занимает известное положение и потому должна жить соответствующим образом. Она должна получать деньги, хочет она этого или нет!
– Но она не будет их тратить, – вставил мистер Хевишэм.
– Мне нет до этого дела, тратит она их или нет! Они будут ей посылаться. У нее не должно быть повода говорить людям, что ей приходится жить как нищей, потому что я ничего не делаю для нее… Она, очевидно, хочет восстановить против меня мальчика. Воображаю, чего только она ему обо мне не наговорила!
– Вы ошибаетесь, милорд, – возразил мистер Хевишэм. – У меня есть другое поручение, которое вам докажет, что она этого не сделала.
– Слышать о нем не хочу! – кричал граф, задыхаясь от гнева и возбуждения.
Но мистер Хевишэм тем не менее изложил и это поручение:
– Она просит вас не говорить лорду Фаунтлерою ничего такого, что дало бы ему понять, что вы разлучили его с нею ввиду своего плохого отношения к ней. Мальчик очень любит мать, и она уверена, что это воздвигло бы стену между вами. Она утверждает, что он не может понять этого и станет бояться вас или, во всяком случае, меньше любить. Она ему объяснила, что он слишком мал, чтобы понять, почему так произошло, и что ему объяснят это, когда он подрастет. Она хочет, чтобы при вашем первом свидании никакой тени не было между вами.
Граф откинулся на спинку кресла. Его глубоко запавшие глаза так и горели из-под нависших бровей.
– Что такое?! – воскликнул он, все еще задыхаясь. – Что такое? Неужели вы думаете, она ничего не сказала сыну?
– Ни одного слова, милорд, – холодно ответил адвокат. – Могу вас в этом уверить. Мальчик убежден, что вы самый милый и любящий дедушка. Ничего, абсолютно ничего не было ему сказано, что могло бы вселить в него хотя бы тень сомнения на ваш счет. И так как, будучи в Нью-Йорке, я в точности исполнял все ваши указания, он, без сомнения, считает вас образцом великодушия.
– Считает? Так ли это? – усомнился старый раздраженный граф.
– Даю вам слово, что мнение лорда Фаунтлероя о вас будет зависеть исключительно от вас. И если вы позволите мне высказать свое мнение, то я думаю, что вы больше расположите мальчика к себе, если постараетесь не отзываться резко о его матери.
– Ба-ба-ба! – промычал граф. – Мальчишке всего-то семь лет!
– Да, но эти семь лет он провел неразлучно с матерью, и она является единственной его привязанностью, – возразил мистер Хевишэм.
Глава V
В замке
На другой день после полудня мистер Хевишэм и маленький лорд ехали в экипаже по длинной аллее, ведущей к замку. Граф приказал, чтобы мальчика привезли к обеду, и по причинам, ему одному известным, распорядился, чтобы внук явился к нему один, без провожатого. Маленький лорд, удобно развалившись на роскошных подушках экипажа, с большим любопытством смотрел по сторонам; все его интересовало: экипаж с запряженными в него прекрасными лошадьми, блестящая сбруя, нарядный кучер и высокий лакей в ливрее. Особенно заинтересовал его герб на дверцах экипажа, и он собирался уже познакомиться с лакеем, чтобы расспросить его, что это значит.
Когда карета подъехала к главным воротам парка, он высунулся из окна, чтобы посмотреть на двух огромных каменных львов, стоявших по обеим сторонам ворот. Тут же находилась обвитая плющом сторожка, из которой вышла молодая женщина в сопровождении двух маленьких детей. Они с видимым любопытством глядели на маленького лорда, а тот на них. Молодая женщина почтительно поклонилась и жестом велела детям сделать то же самое.
