Денис Драгунский - Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле
А в середине ночи я проснулся от страшного рычания. Это, наверно, какая-то собака забралась в комнату, учуяла, что я здесь сплю, и это ей не понравилось. Она рычала страшным образом, откуда-то из-под ширмы, и мне казалось, что я в темноте вижу ее наморщенный нос и оскаленные белые зубы. Я хотел позвать папу, но вспомнил, что он спит далеко, на террасе, и я подумал, что я никогда еще не боялся собак, и теперь нечего трусить. Все-таки мне уже скоро восемь.
Я крикнул:
– Тубо! Спать!
И собака сразу замолчала.
Я лежал в темноте с открытыми глазами. В окошко ничего не было видно, только чуть виднелась одна ветка. Она была похожа на верблюда, как будто он стоит на задних лапах и служит. Я поставил одеяло козырьком перед глазами, чтобы не видеть верблюда, и стал повторять таблицу умножения на семь, от этого я всегда быстро засыпаю. И верно: не успел я дойти до семью семь, как у меня в голове все закачалось, и я почти уснул, но в это время в углу за ширмой собака, которая, наверно, тоже не спала, опять зарычала. Да как! В сто раз страшнее, чем в первый раз. У меня даже внутри что-то екнуло. Но я все-таки закричал на нее:
– Тубо! Лежать! Спать сейчас же!..
Она опять чуточку притихла. А я вспомнил, что моя дорожная корзинка стоит у меня в ногах и что там, кроме моих вещей, лежит еще пакет с едой, который мама положила мне на дорогу. И я подумал, что если эту собаку немножко прикормить, то она, может быть, подобреет и перестанет на меня рычать. И я сел, стал рыться в корзинке, и хотя в темноте трудно было разобраться, но я все-таки вытащил оттуда котлету и два яйца – мне как раз не было их жалко, потому что они были сварены всмятку. И как только собака опять зарычала, я кинул ей за ширму одно за другим оба яйца:
– Тубо! Есть! И сразу спать!..
Она сначала помолчала, а потом зарычала так свирепо, что я понял: она тоже не любит яйца всмятку. Тогда я метнул в нее котлету. Было слышно, как котлета шлепнулась об нее, собака гамкнула и перестала рычать.
Я сказал:
– Ну вот. А теперь – спать! Сейчас же!
Собака уже не рычала, а только сопела. Я укрылся поплотнее и уснул…
Утром я вскочил от яркого солнца и побежал в одних трусиках на террасу. Папа, Алексей Михайлович и тетя Мила сидели за столом. На столе была белая скатерть и полная тарелка красной редиски, и это было очень красиво, и все были такие умытые, свежие, что мне сразу стало весело, и я побежал во двор умываться. Умывальник висел с другой стороны дома, где не было солнца, там было холодно, и кора у дерева была прохладная, и из умывальника лилась студеная вода, она была голубого цвета, и я там долго плескался, и совсем озяб, и побежал завтракать. Я сел за стол и стал хрустеть редиской, и заедать ее черным хлебом, и солить, и славно мне было – так и хрустел бы целый день. Но потом я вдруг вспомнил самое главное!
Я сказал:
– А где же капитан дальнего плавания?! Неужели вы меня обманули?
Тетя Мила рассмеялась, а Алексей Михайлович сказал:
– Эх ты! Всю ночь проспал с ним рядом и не заметил… Ну ладно, сейчас я его приведу, а то он проспит весь день. Устал с дороги.
Но в это время на террасу вышел высоченный человек с красным лицом и зелеными глазами. Он был в пижаме. Никакой бороды на нем не было. Он подошел к столу и сказал ужасным басом:
– Доброе утро! А это кто? Неужели Денис?
У него было столько голоса, что я даже удивился, где он у него помещается.
Папа сказал:
– Да, эти сто граммов веснушек – вот это и есть Денис, только и всего. Познакомьтесь. Денис, вот твой долгожданный капитан!
Я сразу встал. Капитан сказал:
– Здоро́во!
И протянул мне руку. Она была твердая, как доска.
Капитан был очень симпатичный. Но уж очень страшный был у него голос. И потом, где же кортик? Пижама какая-то. Ну а трубка где? Все равно уж – прямая или кривая, ну хоть какая-нибудь! Не было никакой…
– Как спал, Харитоша? – спросила тетя Мила.
– Плохо! – сказал капитан. – Не знаю, в чем дело. Всю ночь на меня кто-то кричал. Только, понимаете ли, начну засыпать, как кто-то кричит: «Спать! Спать сейчас же!» А я от этого только просыпаюсь! Потом усталость берет свое, все-таки пять дней в пути, глаза слипаются, я опять начинаю дремать, проваливаюсь, понимаете ли, в сон, опять крик: «Спать! Лежать!» А в довершение всей этой чертовщины на меня стали падать откуда-то разные продукты – яйца, что ли… По-моему, я во сне слышал запах котлет. И еще всё мне сквозь сон слышались какие-то непонятные слова: не то «куш», не то «апорт»…
– «Тубо», – сказал я. – «Тубо», а не «апорт». Потому что я думал – там собака… Кто-то так рычал!
– Я не рычал. Я, наверно, храпел?
Это было ужасно. Я понял, что он никогда не подружится со мной. Я встал и вытянул руки по швам. Я сказал:
– Товарищ капитан! Было очень похоже на рычание. И я, наверно, немножко испугался.
Капитан сказал:
– Вольно. Садись.
Я сел за стол и почувствовал, что у меня в глазах как будто песку насыпано, колет, и я не могу смотреть на капитана. Мы все долго молчали.
Потом он сказал:
– Имей в виду, я совершенно не сержусь.
Но я все-таки не мог на него посмотреть.
Тогда он сказал:
– Клянусь своим именным кортиком.
Он сказал это таким веселым голосом, что у меня сразу словно камень упал с души.
Я подошел к капитану и сказал:
– Дядя, расскажите мне про Сингапур.
Человек с голубым лицом
Мы сидели возле дяди-Володиной дачи на бревнах, и папа обстругивал большенную ореховую палку для моего лука, а я в это время наващивал веревку для тетивы.
Все было тихо и спокойно, только в переулке тарахтела дорожная машина, и у нее вместо колес было два тяжелых катка – она делала в нашем поселке асфальтовую дорогу.
Сиденье на этой машине помещалось очень высоко, и когда она проехала мимо нас, над нашим забором проплыла голова дорожного рабочего. Лицо у него было все голубое, потому что у него очень сильно росла борода. Он ее брил каждый день, и от этого лицо всегда было голубое. Рядом с этим голубым проплыло лицо румяной девушки, его помощницы, с красивыми черными глазами и длинными ресницами.
Я знал, что это рабочие поехали обедать на свою базу в Сосенки, потому что работать они начали еще ночью, когда все еще спали и было не жарко.
Этот дяденька с голубым лицом однажды довольно жгуче жиганул меня прутом по ногам за то, что я заводил его машину, когда он ушел. Он тогда здорово жиганул меня, и я его не любил. Я даже боялся, как бы он не пожаловался сейчас папе, что я озорую, но он, слава богу, меня не заметил и проехал мимо.
И мы с папой сидели так рядом на бревнышках, и я посвистывал, а папа помалкивал, и мы только улыбались друг другу, потому что нам очень нравилось жить в этом поселке. Мы здесь гостили уже шестой день, и я подружился с соседскими ребятам, и перезнакомился со всеми собаками, и знал каждую по имени и фамилии. Мы катались на лодках, жгли костры и ходили по грибы и видели, как вдалеке полем пробежали лосиха и лосенок.
А сегодня мы с папой собирались пострелять из лука и потом запустить змея – высоко-высоко, под самое солнце.
И пока я про все это думал, вдруг хлопнула калитка, и к нам во двор вошел Александр Семеныч, наш сосед, у него есть своя автомашина «Волга». Они с папой друзья.
Он сел рядом с нами и сказал:
– Беда!
– Что такое?
Александр Семеныч сказал:
– У него, видите ли, свадьба! А мне какое дело? Сегодня свадьба, завтра крестины, послезавтра именины!.. А мне как быть? Сидеть без шофера? – Он погрозил кому-то кулаком. – У меня дела поважнее вашей свадьбы!
Папа сказал:
– Расскажите толком.
И Александр Семеныч сказал, что его шофер Леша решил жениться на одной своей знакомой и сегодня у него свадьба.
– Ну и пусть женится, – сказал папа, – вам-то что?
Но Александр Семеныч разгорячился.
– Мне в город нужно, – сказал он, – вот так! Понятно?
И он попилил ладонью себе горло. Мол, позарез. Но папа молчал.
– Ага, – ехидно сказал Александр Семеныч, – отмалчиваетесь? Палочки строгаете? А где чувство локтя?!
– Ведь отпуск, – сказал папа, – надо с сыном побыть.
– Никуда он не денется, – заявил Александр Семеныч и шлепнул меня по спине. – Мы просто возьмем его с собой! Надо парню удовольствие доставить. Пусть прокатится!
И тут я наконец понял, чего он добивается. И как это я сразу не догадался? Ведь ездить-то он не умеет. Не умеет управлять своей собственной «Волгой». А папа умеет. И «Волгой», и «Победой», и «Газ-51», и какой угодно. Потому что у папы есть водительские права, он даже ездил в автопробег Москва – Хабаровск. У него только машины собственной нет, а ездит он классно! И Александр Семеныч подкатывается, значит, к нам, чтобы папа отвез его в город и обратно.
И хотя я видел, что папе не очень-то охота ехать, потому что он пригрелся на солнышке и ему очень нравится сидеть в старых брюках около сарая и строгать потихоньку палочку, и никуда ему неохота, но сам-то я очень обрадовался, что можно будет слетать на автомобиле, и поэтому я сразу заорал:
