Фейри Чернолесья - Алан Григорьев
Элмерик попытался узнать про чёрную бузину возле изгороди, но и тут потерпел неудачу. Старуха заверила, что знает все деревья в своём саду, а бузины на том месте отродясь не бывало.
Так Элмерик и ушёл ни с чем, если, конечно, не считать гостинцев для мастера Патрика и целого чайника выпитого травяного чая.
* * *
В таверне под навесом его уже заждались и наверняка костерили на чём свет стоит; в лицо, впрочем, никто ничего не сказал.
К Дилану и малышу Кею, устроившимся прямо на траве, присоединился и Рис-младший, который в порыве небывалой щедрости притащил с собой кувшин сидра и свежий капустный пирог. Выслушав рассказ барда, мальчишки помрачнели и насупились, а Дилан спросил за всех:
— И что нам теперь делать? Перед кем извиняться, если старая карга ничего не помнит. Перед её фейри, что ли?
— Фейри не станут вас слушать, — уверенно ответил Элмерик.
— Может, они послушают тебя, бард? Поговори с ними, — Рис с заискивающей улыбкой придвинул пирог поближе к Элмерику. — Хочешь ещё сидра?
— А тебе-то чего? — нахмурился Дилан. — Сам сказал, что больше не хочешь с нами знаться. А теперь снова в друзья набиваешься. Что случилось?
— Ну… мы же и есть друзья, — Рис улыбнулся ещё шире. — Столько лет вместе. Я просто не могу оставить вас в беде.
Хоть Дилан и считал себя умнее брата, но первым тайну Риса разгадал малыш Кей.
— Всё-таки не свезло? У тебя теперь тоже метка, да? Где?
— На пятке, — признался Рис, опуская взгляд. — Что, довольны теперь?
Малыш Кей сплюнул.
— Значит, ты тоже неудачник!
Дилан нахмурился, но ругать брата не стал, потому что и сам считал, что поделом тощему. Будет знать, как зазнаваться и бросать приятелей в беде.
А Элмерик, прикинув что-то в уме, вдруг кивнул.
— Ладно, я попробую поговорить с фейри. Но если ничего не выйдет, не обессудьте. Они — своенравный народ.
Бард хлебнул ещё сидра и передал кувшин Дилану, но тот отказался.
— Не пью я. Матушку чтобы не расстраивать. Её брат, а мой, стало быть, дядя прежде был первым парнем на деревне, а потом стал выпивать — и как подменили. Весь остаток жизни то пытался остепениться, то срывался, потом просил прощения и снова пил, пока не помер.
— А вот я, пожалуй, выпью, — Рис отхлебнул прямо из кувшина; его острый кадык ходил ходуном, а руки дрожали от страха.
Элмерик обратился к Дилану как к самому толковому из мальчишек.
— Я возьму с собой немного сидра и кусок пирога. Ещё мне понадобятся плошка с мёдом, пучок тимьяна и три свечи из белого воска. А если я не вернусь к рассвету, беги к мастеру Патрику, не медля. Понял?
Дилан кивнул. Он успел поволноваться из-за восковых свечей: в деревне такими почти не пользовались, предпочитая более дешёвые жировые. Но тревога оказалась напрасной: свечи для дела украл Рис.
Элмерик сложил припасы в узелок, поднялся и на всякий случай предупредил:
— Не вздумайте ходить за мной. То, что я собираюсь сделать, — очень опасно.
Кажется, его послушались: Элмерик несколько раз оглядывался, но за ним никто не шел.
* * *
Всю дорогу Элмерик мысленно корил себя за опрометчивые обещания. Сперва ему показалось, что дело не стоит выеденного яйца. Теперь же, когда всё так сильно запуталось, отступить не позволяло самолюбие. Да и идти к строгому учителю с повинной тоже не улыбалось — клюка у мастера Патрика была тяжёлая…
Элмерик вновь направился к приметному дубу с раздвоенным стволом — туда, где в прошлый раз ощутил присутствие фейри. Торопиться было незачем: малый народец если и являлся на зов, то чаще с наступлением темноты, а значит, времени на приготовления было достаточно.
Он разложил угощение у корней дерева — мастер Патрик всегда говорил, что негоже являться к жителям волшебного леса без даров, особенно если хочешь получить что-то взамен. Затем Элмерик срезал три ореховых прута, содрал часть коры и вырезал на них колдовские знаки. Прутья он зарыл под дубом: теперь фейри не смогли бы просто схватить подарки и сбежать.
Когда начало смеркаться, Элмерик запалил в ряд три белых свечи. На пламени первой он сжёг пучок тимьяна, на второй — свежие листья плюща, сорванные у дороги, на третьей — цветки зверобоя. Эти травы малый народец особенно любил.
Почти сразу в кустах послышался шорох. Элмерик даже вздрогнул: он не ожидал, что фейри явятся на зов так быстро, но, спустя мгновение понял свою ошибку.
— Эй, я же велел за мной не ходить!
Он ожидал увидеть малыша Кея — самого младшего и любопытного из всей троицы, но не угадал: из зарослей ежевики, волоча за собой цепляющиеся зелёные побеги, вылез смущённый Дилан.
— Я это, ну, только убедиться, что всё хорошо, — он опустил глаза. — А то мало ли…
Ветви могучего дуба угрожающе заскрипели, где-то вдалеке заворчал гром, а в воздухе вдруг запахло грибами, плесенью и сырой землёй.
— Прячься! — рявкнул Элмерик. — Они близко!
Дилан не сдвинулся с места. Казалось, он оцепенел от страха. Элмерику пришлось схватить его за грудки, с силой втолкнуть обратно в кусты и самому прыгнуть следом. Проклятая ежевика в тот же миг отомстила им, впившись в кожу всеми своими колючками. Элмерик закусил губу чтобы не заорать, и на всякий случай погрозил Дилану кулаком, мол, терпи.
А у корней дуба с раздвоенным стволом уже слышались топот и шепотки, напоминающие то ли шорох листьев, то ли жужжание насекомых. Одна из свечей погасла. Дилан вздрогнул. Элмерик успокоил его кивком и приложил к губам палец. Всё шло, как надо. Вторая свеча тоже погасла в срок, осталась гореть лишь та, на которой прежде сожгли зверобой. Фейри пришли на зов.
Красные Ладошки двигались так стремительно, что в сумерках даже ученику колдуна было под силу углядеть, как мелькают тени, но не сосчитать их. Однако мёда в плошке будто бы стало меньше, сидра тоже порядком убыло, а стоило Элмерику на миг отвернуться, как маленькие лапки стащили из-под дуба последние остатки пирога.
Шёпот становился всё громче; вскоре в нем можно было разобрать отдельные слова.
Хватай. Еда. Вкусно. Руки убери. Темнеет. Солнце село. Страшно. Очень страшно… Дева-Бузина. Она придёт. Сегодня ночью. Непременно придёт. Уже близко. Торопись. Торопись. Торопись. Прячься…
Дилан пошевелился, под его ногой хрустнула сухая ветка. В траве
