Роликовые коньки - Сойер Рут
Надеюсь, мистер Гиллиган не забудет, что пригласил меня на чай и лепешку с изюмом. Жалко, если он никогда не вспомнит. А вообще, мне тут будет совсем неплохо. И капризничать я, наверное, буду поменьше. Здесь ведь нет гувернантки, которая каждую минуту делает замечания, придирается и все время кричит: «Быстрей! Быстрей!» Мисс Питерс совсем не такая. В особенности когда она дома. В школе она все-таки хуже. Но даже когда мисс Питерс дома, ее сестра мисс Нетти мне нравится еще больше.
Мисс Нетти очень боится, что я начну слишком сильно скучать по маме с папой и мне у них разонравится. Но я ее успокоила. Теперь она знает, что мне не нравится только, когда на меня обращают слишком много внимания, и еще тетя Эмили, и еще я не люблю бешеных собак и рубцы. По-моему, только очень жестокие взрослые кормят детей рубцами! И тогда мисс Нетти сказала, что они с мисс Питерс никогда не будут давать мне рубцов.
Наверное, когда превращаешься в сироту, попадаешь как будто в сказку. Только летать я пока так и не научилась. Все еще падаю с жутким грохотом. Но теперь у меня есть складная кровать, и гувернантка следить не будет. Так что, наверное, в конце концов и это получится.
Теперь у меня все прямо как в Библии: «И был вечер, и было утро: день один». Первый день кончился, и я тут живу прямо как король в замке. Главное, ни с кем не надо вступать в противоборство. «Противоборство» это последнее слово, которое я вычитала в словаре. Оно просто шикарно звучит!
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ
Каждое утро с понедельника по пятницу Люсинда ходила в частную школу. Хозяйка ее, мисс Анна Брекетт, вызывала у девочки восхищение и одновременно некоторый страх. Мисс Брекетт была вездесуща, всегда все знала, и напрасно было стараться ее обмануть. Прозорливость хозяйки поражала Люсинду до глубины души, и она относилась к ней почти так же, как к Богу.
Мисс Питерс была учительницей Люсинды. Если утро выдавалось погожим, они выходили из дома вместе. В школу они прибывали тоже вместе, однако большую часть пути преодолевали совершенно по-разному.
Люсинда выходила из дома на роликовых коньках. До конца первого квартала она медленно скользила рядом с мисс Питерс. Потом резко спрыгивала с тротуара и, крича на ходу: «Увидимся позже, мисс Питерс!», — вихрем устремлялась вперед. «Тр-р! Тр-р! Тр-р!» — слышала еще некоторое время учительница ее ролики. Изо всех сил размахивая руками, Люсинда неслась так, что ветер свистел в ушах. Чесучовый ее передник с застежкой на спине раздувался, как парус, а синяя матросская шапочка непременно слетела бы с головы, если бы не тугая резинка под подбородком.
В тот миг, когда Люсинда окончательно исчезала из поля зрения мисс Питерс, ее замечал мистер М’Гонегал, полицейский. Теперь поза Люсинды была совершенно иной. Присев почти до земли и крепко прижав руки к коленям, она проносилась сквозь вход в Брайант-парк, плавно сворачивала на Западную аллею и наконец останавливалась.
— Опля! — отнюдь не женственно восклицала она.
На углу Сороковой улицы Люсинда с мисс Питерс вновь обретали друг друга. Теперь, по мнению девочки, она двигалась совсем-совсем медленно. А мисс Питерс казалось наоборот. Она была вынуждена изрядно прибавлять шаг и у дверей школы совсем выдыхалась. Однако, несмотря на подобные трудности, обе попутчицы радовались последним минутам равенства. Ибо за порогом школы равенство прекращалось на целый учебный день.
Полицейский мистер М’Гонегал нес дежурство на отрезке Пятой авеню, граничащем с Брайант-парком, и в самом парке. Люсинду он приметил уже давно и тут же отнес ее к «детям из общества». Она прогуливалась по парку с гувернанткой-француженкой. Та цепко держала девочку за руку. Люсинда прыгала и постоянно пыталась вырваться. «Ровно щенок на привязи», — сочувствовал полицейский. Он сам был отцом троих детей и воспитывал их совсем по-другому. Чада мистера М’Гонегала разгуливали по всему Нью-Йорку. Им запрещалось соваться лишь в совсем уж опасные районы.
Вот почему теперь полицейский с радостью наблюдал за Люсиндой. Когда она проносилась мимо на роликах, от нее просто веяло свободой и счастьем, и ему очень хотелось узнать, как «щенку удалось освободиться от привязи». Удобный случай не замедлил представиться. Запнувшись коньком о бордюр тротуара, Люсинда растянулась прямо на проезжей части. Движение по Пятой авеню было весьма оживленным, и не подоспей полицейский вовремя, неизвестно, чем бы все кончилось. Но мистер М’Гонегал в опасных ситуациях соображал быстро. Ринувшись наперерез двум груженым подводам, он велел кучерам остановиться. Потом нагнулся и бережно поставил девочку на ноги.
— Не ушиблась? — с беспокойством осведомился мистер М’Гонегал.
— Нисколько, — бодро отвечала Люсинда. — Вот искры из глаз немного посыпались. Он пострадал гораздо больше меня, — скорбно оглядывая чесучовый фартук, добавила она. — Но я совсем не расстраиваюсь, сэр! Наоборот. Теперь хоть денек похожу без него. Слава Тебе, о Боже! — совсем как Джоанна, проговорила она.
Полицейский отряхнул с девочки пыль.
— Ты случаем не ирландка? — полюбопытствовал он.
— Почти, — с готовностью отвечала Люсинда. — Когда я была совсем маленькой, у меня была кормилица-ирландка. И моя няня Джоанна тоже ирландка. Она родом из графства Антрим.
— Я тоже ирландец, — гордо проговорил полицейский. — Будем знакомы: участковый М’Гонегал.
— Ох, мистер М’Гонегал, как приятно! — немедленно выпалила Люсинда. — Давно хочу подружиться с вами!
Тут полицейский извлек из кармана бумажный пакетик.
— Угощайся. Это лимонные леденцы, — объяснил он. — Я просто их обожаю. Во-первых, зеленый цвет мой самый любимый. А потом, я жуткий сластена.
Люсинда оказалась в этом вопросе полной единомышленницей полицейского. Чуть позже выяснилось, что они вообще придерживаются схожих взглядов на жизнь, и дружба их крепла день ото дня.
Однажды утром Люсинда и полицейский вели очень серьезную беседу об английских воробьях. Именно в этот момент их повстречала мисс Питерс. Люсинда тут же по всей форме представила учительницу мистеру М’Гонегалу. Мисс Питерс вежливо поздоровалась с полицейским, но, к удивлению девочки, особой сердечности не проявила. Люсинда, напротив, очень пылко распрощалась с мистером М’Гонегалом и пошла рядом с учительницей.
Когда полицейский скрылся из вида, мисс Питерс очень строго сказала:
— Люсинда, по-моему, совершенно не обязательно заводить знакомство со всеми кэбменами и полицейскими в Нью-Йорке.
— Но ведь я не со всеми, мисс Питерс! — возмутилась девочка. — У меня всего один друг — кэбмен и полицейский тоже один.
— Не важно, — сухо продолжала учительница. — Мне очень не нравится, что ты заводишь знакомства в парке. Учти, пожалуйста: там в основном околачиваются бродяги.
— Ой, мисс Питерс, совсем забыла вам рассказать! — улыбнулась Люсинда. — Среди этих бродяг есть один очень хороший. Он такой пожилой и держит себя прямо как джентльмен. Мы с ним уже познакомились. Я дала ему никель [2]на чашку кофе. Он меня так благодарил и так радовался!
Учительница раскраснелась от возмущения. Резко остановившись, она уже хотела высказать девочке все, что думает по поводу подобных знакомств, когда вдруг поймала на себе ее взгляд. Люсинда смотрела ей прямо в глаза. Она совершенно не чувствовала за собой вины.
— Ну ладно, — беспомощно простонала мисс Питерс. — Можешь знакомиться с кэбменами и полицейскими, но бродяги… Ты только вообрази, что сказала бы по этому поводу твоя тетя Эмили!
— Да в том-то и дело, что мне всю жизнь мешала эта моя тетя Эмили! — с жаром откликнулась девочка. — Мне всегда нужны новые люди. О, мисс Питерс, вы даже представить не можете, как они меня радуют.
