Петр Незнакомов - Маргаритка и я
— Ладно, пусть будет так! В таком случае, я буду капитан Грант.
— Вот так здорово! — подпрыгнул новоявленный юнга. — А мама?
— Ну, решай сам!
— Совсем смешно, если она будет негритенок Снежок. Ведь он тоже был поваром. Как ты считаешь, папа?
— Хорошо, но ведь она белая.
— Ничего. Мы ее вымажем гуталином.
Тем временем мама, ничего не подозревая, зовет нас обедать. А ведь нам сейчас совсем не до еды. Работа над сборкой лодки кипит, мы трудимся, не зная усталости, как и подобает настоящим морякам.
— Юнга Вильямс! — кричу я с капитанского мостика, образованного из двух стульев.
— Есть, сэр! — отвечает по-моряцки юнга Вильямс и становится передо мной навытяжку, руки по швам.
— Подай мне часть номер три!
— Слушаю, сэр!
И часть номер три находит свое место. Мало-помалу то, что мы собираем, становится похожим на лодку. Но именно тут мы попадаем впросак.
Дверь гостиной открывается, и выходит разъяренный кок. Он размахивает длинной деревянной ложкой и сердито смотрит на нас.
— Сколько раз я должна вас звать? — негодует Снежок и уже грозится ложкой.
— Мама, не трогай его! — старается оберегать мой авторитет юнга Вильямс. — Он капитан.
Но это не помогает.
— Вам бы только командовать! — кричит неумолимый кок. — Сейчас же идите есть. Все давно остыло…
Ничего не поделаешь, приходится подчиняться. Ведь наша мама в субординации и дисциплине ничего не понимает.
Мы садимся за стол.
— Фу, фасоль! — хмурится юнга Вильямс и отодвигает тарелку.
— Раз тратите деньги на лодки, придется есть фасоль, — заявляет кок.
Этот упрек больше относится ко мне, поэтому я строжайше приказываю:
— Юнга Вильямс, сейчас же съесть все, всю фасоль дочиста!
Юнга неодобрительно косится на меня: приказ отдан не совсем по-моряцки. Но лицо у меня словно каменное.
— Слушаюсь, сэр! — отвечает он вполголоса и покорно принимается за фасоль.
Юнга съедает и крем-карамель, которая обычно остается недоеденной.
— Это ваша моряцкая дисциплина начинает мне нравиться, — смягчается наконец повар Снежок. — Придется нам применять ее и на уроках музыки.
— А моряки на пианино не играют, — робко возражает юнга.
— Посмотрим, играют или нет.
Затем мама одевается и уходит по своим делам.
— Где это видано, чтоб моряк играл на пианино! — уже более смело говорит юнга Вильямc. — Верно, капитан?
Я киваю головой, но не очень уверенно.
Мы возвращаемся в гостиную. Окончательно собрав лодку, мы поднимаем белые паруса и всю вторую половину дня путешествуем по морям и океанам.
Питаемся мы сырой рыбой, альбатросами и плавниками акул. На нас нападают пираты, но мы их побеждаем, запираем в гардероб — пускай там хорошенько нанюхаются нафталина!
После этого мы отправляемся на Южный полюс — нам необходимо поймать там двух пингвинов и приручить их. Но вдруг оказывается, что уже десять часов, — с наступлением этого времени всем юнгам на свете полагается быть в постели.
— Папа, ну давай поймаем пингвинов! — упрашивает Маргаритка. — Вот он, Южный полюс. Всего в двух шагах.
— Юнга Вильямс, — вытягиваюсь я во весь рост, — во-первых, я тебе не папа, а капитан Грант, а во-вторых, тебе известно, что приказы капитана выполняются немедленно и безропотно.
— Слушаюсь, сэр! — склоняет голову пристыженный юнга.
И через пять минут он в постели. Не успел я его как следует укрыть одеялом, как он уже уснул, уснул крепко, по-моряцки.
Каких только удивительных снов он не увидит в эту ночь!
По морям и океанам
Долго мы думали, как назвать нашу лодку. Вдруг лицо Маргаритки просияло.
— Папа, — говорит она, — давай назовем ее «Вапцаров». Он тоже был моряк, как и мы.
Предложение принимается под аплодисменты. Затем я придаю своему лицу строгое выражение и говорю:
— Дело в том, юнга, что это имя ко многому нас обязывает. Вапцаров никогда не плакал и ничего не боялся. Как тебе кажется, можешь ты взять на себя такие тяжелые обязательства?
Юнга Вильямс задумался. Вопрос серьезный, ответить на него не так просто.
— Да, — произносит наконец, — я не буду плакать, капризничать и буду есть все.
— А бояться?
— И бояться ничего не буду, — не совсем твердо обещает юнга. — Только бы не эти змеи… А если нам попадется какая-нибудь анаконда…
— Велика важность! Настоящему моряку все нипочем.
— Легко тебе говорить, — вздыхает юнга. — Ты большой, а вот я…
На этот раз я нарушаю строгий моряцкий устав, запрещающий всякое панибратство с подчиненными, и ерошу подстриженные по-мальчишески волосы юнги.
— Эх, — говорю я, — не велика беда, если человек и струхнет малость. Главное, чтоб никто не заметил.
После этого мы беремся за дело. Вырезаем из фанеры буквы, красим их белилами и приклеиваем рыбьим клеем к борту лодки. К обеду наш «Вапцаров» совершенно готов. На маму была возложена важная задача — сшить небольшой трехцветный флаг. Разве может корабль выйти в море без адмиральского флага на мачте?
Куда более сложным оказался вопрос распределения мест в лодке. В ней всего лишь два места, которые по праву принадлежат взрослым членам экипажа — капитану и шеф-повару. Юнге тоже найдется где разместиться, но без сиденья.
— Ну и дал же ты маху! — хмурится он. — Мог же взять трехместную? Ведь ты же умеешь считать!
Глаза юнги наполнились слезами. Какой ужас — мы же только что дали присягу никогда не плакать!
Нам разрешается лишь, закусив губу, посмотреть без особой надобности в потолок. Положение спасает повар Снежок. Его доброе негритянское сердце не выносит этого волнующего зрелища.
Он добровольно отказывается от своего места в лодке в пользу юнги. Слезы, которые уже начали было капать на пол, мгновенно высыхают.
Наконец приходит и великий, ни с чем не сравнимый день — день первого спуска «Вапцарова» на воду.
Наша палатка разбита в защищенном от ветра месте, в небольшой, поросшей мягкой травой ложбинке, на берегу искусственного озера. Небольшой тихий залив, который мы избрали для стоянки, окрещен, по предложению Маргаритки, заливом Басила Левского[2]. Это второй любимый герой моей дочери.
— Теперь и ему не будет обидно, — говорит моя дочь. — У Вапцарова будет корабль, а у Левского — залив.
— Если бы Левский родился в Бургасе, он бы тоже стал моряком. Верно, капитан?
— Определенно, — соглашаюсь я.
Выступ, который уходит далеко в озеро и защищает нас от ветра, мы называем мысом Доброй Надежды.
К сожалению, на озере нет никакого острова — мы бы его окрестили Островом Сокровищ. Придется сокровища искать где-нибудь на берегу. Здесь мы будем привязывать наш корабль. Сам «Вапцаров», вполне готовый к дальнему плаванию, пока что лежит на траве. Мы вытаскиваем из рюкзака бутылку газированного шиповникового напитка. Эту бутылку мы разобьем о нос корабля при спуске его на воду. Такова морская традиция.
— Ты готов, юнга Вильямс? — торжественно спрашиваю я.
— Есть, сэр! — отвечает юнга и вытягивается в струнку.
Став по обе стороны нашего корабля, мы осторожно тянем его по траве к озеру. Он, словно утка, ныряет в воду и, выровнявшись, грациозно покачивается на маленьких волнах. Юнга Вильямс хватает бутылку и, размахнувшись, ударяет ею в металлическую часть носа корабля. Газированный шиповниковый напиток с шипением летит во все стороны и попадает на резиновую палубу.
— Уррраа! — кричим мы и как безумные носимся по берегу.
Хотя это и не по уставу, первым на корабль залезает маленький храбрый юнга. Он становится у мачты и полегоньку начинает дергать веревочку, на которой держится трехцветное знамя. И вот уже адмиральский флаг высоко у нас над головой плещется по ветру.
Разве можно описать этот великий момент? Только братья моряки Черноморского флота в состоянии понять наше волнение и нашу гордость. И как жалко, что сейчас на берегу не играет флотский духовой оркестр с большим барабаном и звонкими литаврами!
Всхожу и я на корабль. Мы отталкиваемся от причала, беремся за весла, и «Вапцаров» медленно и торжественно отделяется от берега.
— Полный вперед! — командую я.
— Есть, сэр, полный вперед! — четко повторяет юнга, и его маленькое курносое лицо сияет от счастья.
Мы выходим на веслах до самой оконечности мыса. Тут мы останавливаемся и поднимаем паруса. Ветер, казалось, только этого и ждал. Он их натягивает до предела, мачта слегка сгибается, и «Вапцаров» летит, как вольная чайка, по сверкающему на солнце озеру. Нос рассекает волны, мелкие брызги освежают наши лица, ветер треплет и без того взъерошенные волосы юнги.
— Ну как, юнга? — кричу я, сложив рупором ладони.
— Отлично, капитан! — отвечает с моряцкой сдержанностью юнга.
