Рене Реджани - Пятеро ребят и одна собака
В эту ночь Джанджи приснился Том, прикованный толстой железной цепью. Он жалобно выл и не мог ни сидеть, ни лежать, а всё смотрел на мальчика умоляющими глазами. Потом пришёл Тури с огромными клещами в руках и разбил цепь. Джанджи почувствовал, как тёплая мохнатая шубка прильнула к его телу, а холодный нос прикоснулся к щеке.
Но когда ребёнок проснулся, Тома не было, а Тури уже ушёл на работу. Джанджи почувствовал себя очень одиноким и заплакал. Крупные горькие слёзы так и капали на хлеб с чесноком и оливковым маслом, который Тури оставил ему на завтрак.
Глава 5. Орест и аккордеон
Как удавалось Антонио порой без ведома отца исчезать из дому и появляться в пекарне горбуна Ореста, по сей день остаётся тайной.
Нередко ему случалось ходить туда пешком.
Антонио бывал во Флориди и в то время, когда отец отправлялся на рыбную ловлю без него. В эти дни мальчуган вставал до рассвета и возвращался домой только к приходу рыбаков. В пекарне Ореста он проводил всё свободное время. Но Антонио не считал это жертвой, ведь цель, которую он поставил перед собой, была настолько заманчивой, что пустячными казались любые трудности.
Горбун взял мальчика себе в помощники; он понимал, что самому Антонио вряд ли удастся чего-либо добиться: у него нет ни печи, ни гончарного круга, необходимых для обжига глиняной посуды, ни глины, ни уменья правильно замешивать её. Разве мог справиться со всеми этими трудностями неопытный мальчуган?!
С другой стороны, Оресту было выгодно иметь такого молодого и сильного помощника. Горбун платил Антонио, конечно, немного, но честно, и очень хорошо к нему относился, а это ведь тоже кое-чего стоит!
Итак, деньги, необходимые для покупки аккордеона, были собраны.
Разумеется, на это ушёл не один месяц тяжёлого труда; ведь, как говорится: скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
На следующий день после пропажи Тома Антонио отправился в Сиракузы на свидание с горбуном Орестом.
Они должны были вместе идти покупать аккордеон.
Орест и Антонио договорились встретиться в половине третьего у семафора перед въездом в Сиракузы.
Мальчуган ещё издали заметил своего друга: горбун уже ждал его у поворота дороги.
- Сегодня мы с тобой увидим Ореста, - объявил горбун, как только они встретились.
- Кого? - переспросил ошеломлённый Антонио.
- Античного Ореста, того, о котором я тебе говорил.
- О! - в восторге воскликнул мальчуган.
Греческий театр в Сиракузах[2] - далёкая и прекрасная мечта. Об этом театре ребятишки часто слышат, но никак не могут увидеть его своими глазами, потому что нет денег на билеты. Антонио представлял себе театр чем-то огромным и непонятным. Спектакли казались ему похожими на выступления уличных рассказчиков, но только с множеством актёров, которые двигаются и разговаривают.
Так оно и было на самом деле.
В театре на каменных ступенях, расположенных полукругом, зрители сидели вплотную друг к другу. Орест и Антонио купили билеты и вошли задолго до начала представления, чтобы сесть на удобные места, в тени, но здесь почти всё уже было занято.
Многие зрители завтракали в ожидании спектакля, а те, что сидели на солнечной стороне, прикрывали голову большими разноцветными соломенными шляпами, купленными у входа на лотках, заваленных товарами.
Несколько мужчин и мальчиков расхаживали по амфитеатру. На шее у них были подвешены ящики, в которых стояли бутылки лимонада и другие прохладительные напитки; в таких же ящичках разносили книги - трагедию об Оресте древнегреческого писателя Эсхила. Орест-горбун тоже купил книгу и принялся её листать, в то время как Антонио, словно зачарованный, смотрел вниз на сцену, где возвышался роскошный царский дворец с колоннадой, а ближе к зрителям - нечто вроде алтаря, украшенного орнаментом.
- Что это такое? - спросил Антонио.
- Дворец Клитемнестры в городе Аргосе, - ответил горбун.
- Матери Ореста?
- Да, а другое сооружение, поменьше, - это гробница Агамемнона.
- Отца Ореста?
- Да, отца Ореста, которого убили. Но ты всё увидишь сам, начиная с того места, когда Орест отомстил за смерть своего отца.
- А ты видел, как убили Агамемнона?
- Конечно. Я часто хожу в театр. Когда Агамемнона убивали, он так вскрикнул, что я весь задрожал, а некоторые женщины даже заплакали. При жизни поэта, который написал трагедию, показывали всю историю Ореста. В этот час спектакль уже начинался и длился до самого вечера. Представляю себе, как это было чудесно! Теперь ведь не всё исполняют, пропускают некоторые стихи, иногда по три сразу.
- Но почему? - удивился Антонио.
- Спешат. Время - деньги!
Солнце едва начало клониться к закату, но всё ещё ярко светило в небе, когда прозвучали трубы и на сцене появился юноша в костюме античного воина, только без меча и щита, с непокрытой головой. Он подошёл к гробнице Агамемнона и принялся декламировать.
У Антонио учащённо забилось сердце. Это был настоящий живой Орест! Вот, оказывается, почему горбун уверял, будто Орест ещё жив.
Тем временем на сцену вышли двенадцать женщин, с распущенными волосами, одетых в траур. Шествие возглавляла прекрасная молодая девушка.
- Кто это? - тихо спросил Антонио.
В театре царила мёртвая тишина; слышно было, как пролетали мухи. Публика, до того шумная, говорливая, возбуждённая, замерла. Все сидели затаив дыхание.
- Это подруги Электры, сестры Ореста; они сопровождают девушку к гробнице отца, - прошептал Орест-горбун, - Они говорят все вместе, потому что это хор. Понимаешь, как если бы поэт говорил их устами.
- Вздох волной пронёсся по рядам публики: Электра узнала Ореста, Орест - Электру. Они обнялись и зарыдали.
- Недаром говорится, что зло не проходит безнаказанно. Запомни это хорошенько, - сказал пекарь мальчику.
Всё, о чём шла сейчас речь в прекрасной бессмертной трагедии, казалось правдой и волновало зрителей.
Злых зверей, лютых змейМало ль ты родишь, Земля?Страшных чад, мрачных гадХляби водПитают;Кишат моряЧудищами. ГрозныеРыщут в небе молнии.Птицы воздушные,Твари ползучиеЗнают,Как крутится чёрный смерч.[3]
Антонио слушал и представлял себе море, где отец вступает в единоборство с громадными рыбами, чтобы прокормить семью; внезапно надвигающийся шторм, когда каждую секунду приходится быть начеку, иначе можно перевернуть лодку и погибнуть. Он вспомнил зиму, когда почти нечего было есть, и Волка ... Это человека звали Волком: он убил на улице прохожего и украл у него деньги, а сам потом повесился на дереве. Антонио подумал о том, как много страшных событий происходит в жизни, и понял, что только поэты могут их объяснить.
- Когда жили античные поэты?
Горбун приподнял подбородок, резко откинув голову назад.
- Они жили за четыреста-пятьсот лет до нашей эры.
Жутко было смотреть на Ореста, который, убив Эгиста, разыскивал теперь повсюду мать, чтобы лишить жизни и её.
Рядом с Антонио сидела пожилая торговка рыбой. Она не раз покупала у мальчика товар, когда он приезжал в Сиракузы. Теперь женщина плакала горькими слезами. Её острый локоть вонзился в бок мальчика, но он этого даже не замечал.
По другую сторону от Антонио сидел горбун. Он, казалось, совсем преобразился. У него не было больше ни ног, ни рук, остался лишь резко очерченный профиль, словно приколотый булавкой к огромному горбу из картона.
- Неужели раньше тоже бывали такие случаи, как сейчас? - спросил Антонио.
Орест-горбун с горечью покачал головой:
- О, нет, теперь всё по-другому. Здесь всего несколько убитых, а в наше время на войне людей убивают тысячами. Война — это насилие; она порождает жестокость и несёт с собой горе. Человек не должен убивать человека.
Когда спектакль кончился, уже смеркалось, но магазины в Сиракузах были ещё открыты, и без особого труда Оресту и Антонио удалось купить аккордеон.
Антонио рассматривал покупку со всех сторон, но особенно приятно ему было держать инструмент в руках: ведь мальчугану до сих пор не верилось, что у него есть собственный аккордеон.
Потом они направились к механику. Днём горбун оставил у него свой старенький грузовичок, в котором он возил на рынок глиняную посуду. Орест усадил в кузов Антонио, не выпускавшего из рук аккордеона, и покатил в Мардзамеми.
Мальчуган ничего не соображал от усталости. Орест проводил его до самого дома, вошёл, поздоровался с отцом, сказал ему несколько слов и уехал.
Антонио даже отказался от ужина и прямо отправился спать. Однако, прежде чем уснуть, он поставил аккордеон у изголовья кровати и положил на него руку.
