Михаил Коршунов - Трагический иероглиф
И всё из-за этих педагогических принципов!
Маруся старается изо всех своих сил.
Вытирает Стаське лицо, чтобы в глаза не попало мыло.
Стаська вдруг заорал:
— Щиплет! — и вырвался из рук Гали и Маруси.
С него посыпалась зелёная пена, ребята едва успели отскочить.
В учительскую пришли учителя пятого «Ю»: Нина Игнатьевна по ботанике и Марта Николаевна по географии.
Они с трудом протолкались в дверях, потому что там тоже стояли ребята из других классов.
Веселились, хохотали.
Учительница географии Марта Николаевна покачала головой:
— Пятый «Ю» будет зелёным. Лесостепь, а не класс.
Нина Игнатьевна подальше обошла умывальник, потому что на ней была светлая кофточка и светлая юбка. А Нина Игнатьевна совершенно не хотела превращаться в лесостепь вместе с пятым «Ю».
Стаську возвратили к умывальнику. Подсунули голову под струю воды.
Галя опять намыливает Стаську. Стаська мотает головой, кричит:
— Горячо!
Прибежала Клавдия Васильевна. С ней лаборантка из химического кабинета.
Глянула на Стаську и засмеялась:
— Кто тебя так?
— Брат родной, — ответила Клавдия Васильевна.
Лаборантка принесла пробирку с каким-то гидратом фталатом:
— Попробуем. Дайте тряпку.
Смочила кусок чистой тряпки составом. Вытерла Стаське лицо. Потом волосы.
— Должна произойти реакция. Нейтрализации.
Лицо посветлело — реакция произошла. А волосы не посветлели — реакции не произошло.
— В такой день… — говорила Клавдия Васильевна. — В день собственного рождения…
Лаборантка продолжала тереть Стаське волосы, подбавляя из пробирки гидрата фталата. Но волосы оставались зелёными: реакции не происходило.
Тётя Ася предложила ещё принести горячей воды, но при этом сказала:
— Только — пороть! — и взмахнула пустым кофейником, будто, настольной лампой. — Приедет отец, и надо потребовать, чтобы он их в конце концов выпорол!
Нина Игнатьевна сказала, глядя на Стаську:
— Его надо остричь.
Зелёный Стаська вырвался из рук лаборантки и кинулся вон из учительской.
* * *А куда девался Славка, родной брат?
Он решил спрятаться в подвале школы, в мастерской, где занимаются уроками труда.
Единственное, что по-настоящему волновало Славку, это день рождения. Весь класс приглашён в гости! Пироги с музыкой!
В мастерской Славка увидел Виктора Борисовича.
Славка думал, что сейчас никого не будет, но Виктор Борисович был ещё здесь. Разложил вокруг себя классные журналы: подводил итоги к концу учебного года.
— Тебе что, Шустиков?
— Я вот… — замялся Славка, не зная, что придумать. — Пришёл вот.
— Вижу, что пришёл.
— Трудом хочу позаниматься, — сказал вдруг Славка. — Дополнительно.
Виктор Борисович удивлённо переспросил:
— Трудом? Дополнительно?
— Ага.
Чего удивляться? Один из седьмого «В» (не Чернушин, а Панков) занимался дополнительно даже дисциплиной. Дома занимался.
— Попилю какое-нибудь железо или посверлю.
— У вас с братом день рождения, кажется?
— Ага. Будет. Вечером.
Славка старался отвечать невозмутимо, чтобы Виктор Борисович не заподозрил чего-нибудь. Оказаться сейчас наверху в учительской Славке не улыбалось.
Он живо представил себе, как бушует Клавдия Васильевна. Какой расправы требует тётя Ася. А директор? Ещё неизвестно, чего он потребует.
Мама обещала — вечером будут вручены подарки. Намекала на что-то важное.
И вдруг… подарки рухнут! И пироги с музыкой!
Славка поторопился. Определённо. Не хватило выдержки. И мудрости тоже. В борьбе надо проявлять мудрость. Кто-то предупреждал из этих… древних.
А может быть, всё ещё обойдётся?
И не беда, что мудрости не было. Плевать на мудрость!
Славка представил себе Стаську с зелёной головой и не удержался — засмеялся от удовольствия.
— Ты что? — спросил Виктор Борисович. Он Доставал из ящика напильник и металлическую заготовку. — Становись к тискам — вот и будешь трудиться.
— Задвижка?
— Навеска. А что мы делали на прошлом занятии?
— На прошлом?
— Да.
— Совки. Нет, скобки.
— Совки или скобки?
— Сверлили что-то. Нет, хотел сказать — пилили.
— А всё-таки пилили или сверлили?
Славка испугался — двойку закатает. Надо же было удрать с прошлого занятия! И куда-то бездарно удрал с Вовкой Зюликовым. Чуть ли не в ларёк пить воду и разглядывать на афишах эстрадных певиц. Подрисовывать им бороды и усы.
— Мы повторяли устройство дрели, Шустиков.
— Правильно… Дрели, — быстро согласился Славка.
Виктор Борисович среди прочих журналов нашёл журнал пятого «Ю».
— Шустиков, ты поступил разумно, что явился на дополнительный урок. Займёшься навеской, а потом ответишь устройство дрели. И о совках и скобках выясним вопрос.
— У меня день рождения, — окончательно испугался Славка. — Вы же сами сказали.
— Получишь приличную оценку, и будет тебе подарок от меня. — Виктор Борисович открыл журнал.
— А если двойку?
— Это огорчит твоих близких и меня в том числе.
«Да, — подумал Славка. — Близкие уже огорчены».
Славка прислушался… В коридоре тихо. Лишь бы Виктор Борисович не поднялся в учительскую. Заправил в тиски навеску и взял напильник.
«Н-да, товарищ ученик, — сказала бы учительница географии Марта Николаевна, — странно у вас начинается день рождения».
* * *По улице идёт человек в большом почтовом конверте на голове. Конверт надет как шапка.
Это Стаська. Он идёт в конверте, чтобы никто не видел его зелёной головы.
Стаська спешит, и он знает куда: есть только одно место, где ему могут помочь.
Екатерина Сергеевна посоветовала. Она добрая и всегда посоветует что-нибудь доброе, не то что Нина Игнатьевна: срез коры, срез чуба — для неё безразлично. А для Стаськи вовсе не безразлично.
Где тогда его преимущество?
Дунул ветер, и у Стаськи с головы улетел конверт. Стаська кинулся догонять. Конверт погнало ветром прямо на перекрёсток.
Стаська бежит между троллейбусами и автобусами. Грузовиками и такси. Сверкает зелёной головой. Надо скорее догнать конверт. А то посыплются насмешки. Он уже хлебнул горя, пока шёл без конверта.
Стаська выскочил на тот самый перекрёсток, на котором они со Славкой дрались, когда вывалились из «пикапа». Вдруг заметил того самого милиционера…
Этого ещё не хватало!
Милиционер приготовился было свистеть, но Стаська успел схватить конверт, надеть на голову и скрыться за троллейбусом.
Вот так день рождения! Ничего себе денёк. Не соскучишься!
С братом он как-нибудь рассчитается. И с его дружками-приятелями.
Наступит его час. Пробьёт его час. Или как правильно будет — Стаська даже запутался, — чей час должен пробить? Его час или их час? Славкин и его дружков? В общем, неважно.
Стаська шагает по тротуару и читает вывески и объявления: пирожки, котлеты, фотоателье.
Не то.
Перчатки, соки, книги. Кулинарные изделия, комплексные обеды, выставка-распродажа колбасных изделий. Всё не то, что ему надо.
Месячник распродажи пуговиц.
Стаська остановился. Смешно. Целый месяц можно покупать пуговицы. После сражений в классе всегда летят пуговицы. Такие месячники просто необходимы.
Стаська натолкнулся на Лёльку. Лёлька покупала в палатке эскимо.
— Стасик! — закричала Лёлька. — Твой портфель в школе остался.
Стаська махнул рукой. Ему было не до портфеля и не до Лёльки. Но Лёлька шла уже сзади.
— А на день рождения приходить? — Она развернула эскимо и откусила первый кусочек. От удовольствия зажмурилась.
— Приходить. — Он хотел поскорее отделаться от Лёльки.
— А на дне рождения ты будешь в этом конверте? Где ты его взял?
— На почте купил. Некогда мне. Понимаешь? — И Стаська прибавил шагу. Но и Лёлька прибавила шагу.
— Ты опять в битники записался?
— Отстань!
Возле бакалеи Стаська и Лёлька увидели детскую коляску. В коляске лежал измазанный зелёнкой Марусин брат. Стаську передёрнуло: Марусиного брата он сейчас просто видеть не мог.
Лёлька вошла в бакалею, чтобы узнать, что там, может быть вкусное, покупает Маруся. А Стаська отправился дальше. Наконец он увидел то, что искал, — химчистка.
Робко открыл двери и вошёл.
У прилавка стояла очередь с узелками, сумками и чемоданами. Стаська спросил, кто в очереди последний. Ему сказали.
Очередь продвигалась медленно. Из сумок, узелков и чемоданов люди доставали кофты, свитера, пиджаки, брюки. Сдавали приёмщице в чистку.
Кто-то достал ковёр. Ничего, приняли.
Стаська внимательно прислушивался, о каких пятнах говорят. Что здесь выводят, а что не выводят.
