Юрий Сальников - Шестиклассники
Таисия Николаевна внимательно посмотрела на Галкина, словно запоминая его.
— Хорошо. Сиди с новеньким. Вообще, мальчики и девочки, я вас ещё плохо знаю. Может быть, мы потом всё перестроим по-иному, но пока сидите так, как сейчас. Через несколько дней, когда я познакомлюсь с вами поближе, мы выберем старосту…
— У нас Аня Смирнова староста! — сообщила одна из девочек.
— Её и оставить!
— Правильно! Оставим её, — поддержали мальчики.
Снова поднял руку Дима Шереметьев.
— Что у тебя ещё? — обратилась к нему учительница.
Дима встал и начал степенно:
— Я хочу предложить, как сделать, чтобы для класса было хорошо. Устроим выставку. Кто что летом нашел или собрал. Вот Галкин приготовил… очень интересное.
Стасик почувствовал, что при этих словах Галчонок заёрзал на месте, растерянно оглядываясь. Таисия Николаевна спросила:
— Что же такое интересное приготовил нам Галкин?
Лёня встал.
— Да я… я… — словно выдавил он из себя и вдруг проговорил очень быстро: — А Шереметьев ежа привез и сказал, что в школу его отдаст!
Тотчас отозвался Дима:
— Я-то ежа отдам, а вот скажи ты, что сам сделал.
— Ну и сделал! — выкрикнул Галчонок. И замолчал.
Все ждали, что он ещё скажет. А Дима, повернувшись всем корпусом, смотрел на Лёню в упор и злорадно улыбался. Именно злорадно! Стасик даже удивился, как много скрывается за красивостью его личика откровенной злобы. Совершенно ясно, что между Галчонком и этим красавчиком что-то произошло, и сейчас он нарочно поставил Леню Галкина в затруднительное положение перед классом.
Лёня, наконец, произнёс:
— Я… Я в лагере всё записывал. Что было. Ну, вроде альбома такого… И ещё, что в бору растет, собрал…
— Коллекцию? — подсказала Таисия Николаевна.
— Ну да, коллекцию!
— Очень хорошо, — похвалила Таисия Николаевна. — Давайте действительно сделаем выставку, покажем, чем занимались мы летом. А Диме Шереметьеву за то, что он первый внёс такое предложение, поручим собрать экспонаты для выставки.
Едва Таисия Николаевна отпустила всех домой и ребята, прощаясь с ней, начали выходить из класса, Дима закричал:
— Несите для выставки завтра же!
А у дверей он специально дождался Галчонка и проговорил тихо, с усмешечкой:
— Ну, где же твой альбом, Галкин? Где коллекция?
— Что пристал? — насупился Лёня.
— Жду, когда принесешь…
— Вот и жди! — рванулся Галчонок и вышел из класса.
Стасик последовал за ним в коридор.
Ребята вокруг говорили о Таисии Николаевне, многим понравилось, как она вела беседу, только Кнопка — Олег Возжов, приглаживая свои приплюснутые к макушке волосы, недовольно проворчал:
— Зря она Димке выставку поручила. Опять завалит.
— А может, не завалит, — возразил Гена Кузеванов. — Надо же проверить.
— А вот увидишь, — настаивал Олег.
— Что же молчал, если так уверен? — накинулся на него Гена. — После времени нечего хныкать, сразу надо было сказать!
Галчонок не принимал участия в разговоре. Стасику стало жалко его: вот как человек расстроен. У выхода со двора на солнечную улицу, где все расходились в разные стороны, Стасик спросил:
— Тебе куда? Галчонок кивнул:
— Туда.
— И мне туда.
Пошли рядом. Помолчав, Стасик сказал:
— И что к тебе пристает этот… Ну, принеси завтра что надо, и всё!
Галчонок ответил не сразу:
— А если у меня нет ничего, тогда как?
— Как нет? — Стасик даже остановился. — Ты же сам…
— Вот и сам! Это я с ним поспорил. Ещё дома. Он ежа в школу не хотел отдавать, а я сказал, что все подарки делают. И что я сделаю. Нарочно ему сказал. A он не поверил. Вот перед всем классом и объявил. Да ещё учительница спросила. Что мне оставалось? Признаться, что его обманул?
— Зато теперь получилось, что весь класс обманул, — произнес Стасик и неуверенно добавил: — Может, всё-таки найдешь, что подарить на выставку?
— Что найдешь, что? Записей никаких не вёл и в лесу ничего не собирал. Одна шишка где-то завалялась. Из неё коллекции не сделаешь!
— Охо-хо! — покачал головой Стасик. — Как же теперь?
— Откуда я знаю?
Галчонок замедлил шаг: ему пора было сворачивать на свою улицу.
Тогда Стасик принял решение:
— Знаешь что? Пошли ко мне!
— К тебе?
— Да! Я здесь недалеко. И я тоже тебе одну тайну открою. Никто не знает. А потом решим, как с тобой быть. Пошли?
— Ну пошли.
Они оба отправились к Стасику.
Глава 5. Дорожные мысли
Нет, всё-таки, как ни говорите, а первый день занятий в школе — особенный день. И хотя вы только вчера были на перекличке и даже сидели в классе, за своей партой, всё равно это совсем не то.
А вот когда вы приходите в школу с сумками, в которых аккуратно лежат тетрадки, учебники и новые ручки, когда впервые звенит захлебывающийся звонок, когда в классе пахнет не только масляной краской, но ещё и чернилами, а учитель начинает самый первый урок, и хрустит, крошась, на доске мел, и вся школа, сразу присмирев, слушает, как работают ученики в классах, — вот тогда действительно чувствуется, что новый учебный год начался!
Аня Смирнова не могла даже представить, как вдруг она не будет в школе в первый день занятий! Всё что угодно, только не это! И она доказывала маме и дедушке, что надо любым способом к первому сентября вернуться домой. Дедушка и мама, конечно, соглашались, но что они могли поделать, если теплоход всё-таки опаздывал! Сначала в диспетчерской говорили, что он опаздывает на два дня, потом прибавили ещё два. И в конце концов, когда уже сели на него и отплыли от маленькой пристани, Аня Смирнова поняла, что даже к третьему дню занятий в школе уже не успеть. И не радовали больше ни зеленые берега широкой сибирской реки, ни белая палуба громадного теплохода, не привлекали внимания идущие навстречу жёлтенькие буксиры с чёрными баржами. Вся поездка на далекий север в рыбацкий посёлок на мамину родину казалась отравленной.
И ещё одна мысль портила настроение: ехали домой! Аня очень соскучилась по папе, и встретиться с ним хотелось как можно скорее. Но она боялась, что с их приездом у папы с мамой опять начнутся ссоры.
Все обнаружилось за последний год. Впрочем, может быть, Аня просто подросла и стала замечать то, чего не замечала раньше? Ведь и сейчас взрослые упорно делают вид, будто ничего не случилось, и никогда не ведут при Ане каких-либо особых разговоров. Поэтому Аня до сих пор не знает толком, что именно происходит между папой и мамой. Но что-то, безусловно, есть — недаром папа бывает такой расстроенный и часто уходит из дому, а мама, закрывшись в спальне, тихонько плачет, и даже дедушка — Федор Семёнович, папин папа — хмурится и покашливает. Он всегда глухо покашливает, когда чем-то недоволен. И хотя папа для дедушки родной сын, Ане кажется, что дедушка сердится именно на папу, а не на маму, словно папа в чем-то виноват перед ней.
С Аней взрослые обращаются по-прежнему хорошо и когда собираются по вечерам в общей комнате, то весело шутят и улыбаются, но Аня понимает, что на самом деле им не всегда так весело и они лишь притворяются для неё, для Ани, потому что не хотят сказать ей правду. И Ане стало стыдно смотреть в глаза и папе, и маме, и даже дедушке, и общие разговоры, которые раньше доставляли столько радости, сделались неприятными. Вот почему Аня обрадовалась, когда месяц назад дедушка объявил, что он с мамой и с Аней поедет на север, туда, где родилась и провела детство мама.
Аня обрадовалась прежде всего тому, что на какое-то время не надо будет каждый вечер встречаться всем в общей комнате — ведь папа оставался в городе, у него не было отпуска. А почему мама не поехала на юг, на курорт, как собиралась, — над этим Аня голову не ломала: ну, передумала и передумала. Разве хуже совершить путешествие на Крайний Север, за Полярный круг?
Путешествие прошло действительно замечательно! Аня увидела столько нового и необычного: и безграничную тундру, на которой нет ни одного деревца, а растет лишь мелкий кустарник, и белые ночи, вернее сплошной день, когда совсем не заходит солнце, а кружит по небу целые сутки, то опускаясь к самому горизонту, то снова, поднимаясь, — это значит дело пошло к утру…
Дедушка Федор Семёнович почти не разлучался с внучкой, везде ходил с ней, всё показывал, объяснял. Он умеет удивительно интересно рассказывать. Часто с ними бывала и мама, она тоже рассказывала дочке о севере и водила её по местам, где бегала когда-то босоногой девчонкой. Но с мамой Аня чувствовала себя несвободно, будто связанная. И невольно ждала момента, когда мама оставляла их с дедушкой одних, а сама принималась читать или уходила в гости к тем немногим из подруг детства, которые ещё жили здесь.
За целый месяц Аня ни разу не заскучала! Она, конечно, вспоминала о подругах, особенно о Маше Гусевой — вот бы её сюда! А скучать было просто некогда: дедушка надоумил внучку собирать и засушивать северные травы и сам помогал ей.
