Людмила Матвеева - Прогульщик
У воспитательницы Галочки, то есть Галины Александровны, плечи узенькие, брови тонкие, пушистые волосы похожи на шапочку из нежного какого-то меха. Глаза человека, готового огорчиться, если вдруг придется столкнуться с грубостью жизни.
Нет, Галина Александровна не хитрила с Гошей. Она пришла в интернат, потому что хотела перевернуть мир. Хотя бы вот этот мир одного интерната, маленький мир. Ей хотелось смелых и ярких перемен. А сама она нежная и слабенькая. Косточки тоненькие, как у птички. Дома ее называли слабосильной командой и не посылали в овощной магазин — разве наша хрупкая Галочка дотащит сумку с картошкой?
Рядом с ней Гоша показался себе сильным. Кулаки твердые, мускулы вон какие. Пока Стас, его друг, был в колонии, Гоша считался самым сильным во дворе. Но вот настал день, и Стас вернулся из колонии общего режима для несовершеннолетних. Полным именем, не пропуская ни единого слова, Стас называл это учреждение. Стас, конечно, был всех сильнее. С таким другом Гоша никого не боялся ни во дворе, ни в микрорайоне, ни в школе. Он любил Стасика, но их разлучили. После дурацкой истории в «Универсаме» их поволокли в милицию. И сразу же бабушка стала собирать справки для интерната. Из-за пачки печенья круто переменилась жизнь. Справедливо ли это? Нет, конечно. А где она, справедливость?
Ничего он рассказывать воспитательнице не стал. А без этого никто не поймет Гошу Нечушкина. Да ему и не надо, чтобы его понимали. Мама скоро заберет его. Гоша, к счастью, умеет выгонять из головы плохие мысли и впускать в голову хорошие мысли. Без этого жить плохо и трудно.
Раньше, в той жизни, было все на своих местах.
Когда Гоша Нечушкин выходил во двор, из окон и с балконов начинали кричать:
— Толик! Быстро домой! Каша стынет!
— Валера! Уроки делать!
— Света! Посуду мыть!
— Лена! Упражнение переписывать!
Гоша хохотал. Ясно, какие тут упражнения и каши. Самые простодушные люди на свете, это, конечно, матери. Тоже еще хитрость. Дрожат над своими детками, а любому это видно. А чего они боятся, эти мамки? А боятся они, что сынок или доченька попадут в плохую компанию. Гоша — и есть плохая компания. И ты, детка, не подходи к нехорошему мальчику Гоше.
А ему каково считаться нехорошим мальчиком? Он решил: ему без разницы. Они ему сто лет не нужны, эти Толики, Валерики, Коленьки.
Теперь их мамаши могут радоваться — нет больше во дворе Гоши Нечушкина.
Галина Александровна храбро тряхнула головой:
— Справимся, правда же?
И улыбнулась как-то беспомощно…
Вместе они прошли мимо спортивного зала, там заканчивались занятия гимнастической секции. В приоткрытую дверь было видно, как девчонки прыгают через «коня», а одна вцепилась в кольца, сильно раскачалась, и волосы летели за ней. Кажется, это была Ира Косточкова.
— А вот здесь актовый зал, только он заперт. Там рояль. А по субботам бывает кино. Ты какие фильмы любишь? Про войну? Или про школу?
— Всякие люблю, если интересные.
Они поднялись на третий этаж и снова оказались в игровой. Ребят не было. Куклы и машины остались на прежних местах. Интересно, куда ушли ребята. Денис, Слава Хватов — кто кого обыграл? Интересно, отпускают здесь гулять без воспитателей? Или, как в детском саду, парами под присмотром?
Галина Александровна оглядела пустую комнату.
— Сейчас поставим на место, вот так. Вообще-то их должен приводить в порядок Слава Хватов, он сегодня дежурит по игровой. Но вот убежал.
Она расставляла стулья, Гоша смотрел. Он не помогал ей, а она почему-то не упрекала. Он подумал немного и сказал:
— Не бойтесь никого. Кто будет нарываться — получит по шее. И все будет о’кей.
Она весело остановилась, держа стул.
— Вообще-то я против крайних мер. И надеюсь, что это не понадобится. Но тебе, Гоша, безусловно, благодарна.
Галочка, то есть Галина Александровна, иногда выражалась немного торжественно.
— Я высоко ценю всякое благородство. Но в принципе считаю, что любой спорный вопрос можно решить без физической расправы.
Гоша таких сложных оборотов речи никогда не слышал. Но он понял Галину Александровну очень даже хорошо.
А она поправила салфетку на столике, положила на место журналы. Она не делала ему замечаний: «Почему стоишь и не помогаешь». Она не цеплялась к человеку по пустякам, эта новенькая воспитательница. Гоша подумал, что ему, кажется, повезло. Могла достаться какая-нибудь мымра. А эта не мымра.
Он и сам не заметил, как начал тоже расставлять стулья, а потом собрал в коробку шашки. Она тем временем собирала с пола костяшки домино.
Откуда-то опять запахло щами. Гоша захотел есть. Интересно, скоро у них обед? Не забыли бы его позвать. Куда они все умотали?
Порядок навели в игровой быстро. Тут Галина Александровна сказала негромко:
— Алеша Китаев, будь добр, подойди ко мне.
Гоша огляделся — никакого Алеши Китаева нигде не было. Сидели вокруг куклы, выпрямив неживые руки. Коробки с играми ровненько стояли на полке. Тут воспитательница подошла к большому шкафу, приоткрыла дверцу. Там, в шкафу, висели школьные форменные платья. А внизу, привалившись спиной в угол шкафа, удобно сидел мальчик. Он с увлечением читал толстую книгу. Он даже не сразу заметил Галину Александровну. Потом положил книгу на коленку, а сам моргал от яркого света.
— Алеша, ну что за привычка — читать в шкафу? Неужели нет другого места? То есть я понимаю, что нет другого места. Но это же не вариант.
— Да, да, — ответил он рассеянно, — сейчас, главу только дочитаю.
— Ты уже часа два тут сидишь. Глаза портишь. Выйди, Алеша, я очень прошу.
— Конечно, конечно. — Алеша Китаев все-таки дочитал страницу.
«Псих», — подумал Гоша.
Алеша наконец вылез. Был он высокий, на голове мягкий ежик, мирный, светлый. В глазах виноватая улыбка. Симпатичный какой. Гоше вообще нравятся высокие — им он больше доверяет. А маленьких считает ехидными.
— Пойди, пожалуйста, Алеша, помоги дежурным накрыть на столы.
Алеше не очень хотелось бежать в столовую и помогать дежурным.
— Я, Галина Александровна, совершенно не порчу зрение. Знаете, почему? Потому что оставляю приоткрытой дверцу. Там, в шкафу, совсем светло. Можете проверить сами. — И засмеялся. Наверное, представил, как воспитательница полезет в шкаф. — Во-вторых, Галина Александровна, глаза испортить в наше время совсем нестрашно.
— Ты пойдешь наконец в столовую, Алеша? — весело поинтересовалась Галина Александровна.
— Конечно-конечно, я уже иду. Только расскажу вам про зрение, это интересно.
Китаев сделал шаг к двери, совсем короткий шажок.
Гоше нравился Китаев. Не было в нем наглого любопытства, не было настырности. Ах, новенький? Ну-ка мы вытаращимся на него. Ну-ка зададим штук сто вопросов. Ну-ка выясним, что ты из себя представляешь, новенький. С чем тебя едят? А если тебя стукнуть? Или подразнить? Этому Китаеву, видно, все до лампочки. Вот и кеды у этого великого читателя развязались, шнурки волочатся по полу. Так и хочется наступить. Наверное, если бы в комнате не было воспитательницы, Гоша наступил бы на шнурок. Совсем не потому, что он плохой человек, — Гоша. И не потому, что он как-то враждебно настроен против Алеши Китаева. Наоборот, ему симпатичен Китаев. Просто трудно удержаться. Он наступил бы незаметно, потихоньку. И Китаев грохнулся бы на пол. Длинные падают с особым грохотом.
Но воспитательница стояла посреди комнаты. И Гоша не стал больше глядеть на белые длинные шнурки.
Китаев остановился в дверях:
— Галина Александровна, вы только послушайте. Такие вещи надо знать. Есть академик знаменитый, я видел по телевизору. Он исправляет любые глаза. Кто плохо видит, — от него выходит с прекрасным зрением. Скоро все очкарики выбросят свои очки, так сказал сам академик.
— Ну хорошо, хорошо. — Воспитательница подошла к Алешке и вдруг погладила его по мягкому ежику на круглой голове. Гоше стало отчего-то неприятно: зачем всех-то гладить? Не кошки. Китаев к тому же все-таки с приветом — нормальный человек в шкафу читать не станет.
Он уже шагнул за дверь, но обернулся:
— А фамилия академика, как у нашей Лиды. Федоров. Честно. Может, родственник?
— Очень даже может быть. Поторопись, пожалуйста, Алеша.
Китаев настроился рассказать еще что-то увлекательное, но Галина Александровна взяла его за плечи, засмеялась и выпроводила в коридор. Гоша слышал, как мягко затопали Алешины кеды. Побежал все-таки в столовую.
Гоша совсем не знал Китаева. Но было очень жалко человека, которому негде уединиться — только в шкафу.
Когда через полчаса Гоша оказался на лестнице, он сразу увидел Китаева. Сидя на ступеньке, Алеша продолжал тонуть в своей книге. Но Гошу заметил, поднял лицо и весело подмигнул.
— Дежурные меня из столовой выгнали. Честно. Чего смеешься?