Мишель Пейвер - Изгнанник
— Ах! — выдохнула толпа.
У Торака подкосились ноги.
— Погодите! — раздался мужской голос откуда-то с края поляны.
Все головы дружно повернулись в ту сторону.
И Торак увидел, как в круг света, отбрасываемого костром, заступил высокий человек. Длинные черные волосы, мокрые от дождя, плотно облепили его голову, и только от висков к макушке тянулись две светлые выбритые полоски. Глаза незнакомца как-то странно отсвечивали желтым, однако его скуластое лицо показалось Тораку знакомым.
Затем он разглядел его племенную татуировку, и по спине у него поползли мурашки. Две пунктирные линии на скулах — в точности, как и у него самого! И на левой стороне его парки виднелся клочок мокрой серой волчьей шерсти!
Аки тоже все это заметил и поспешно выкрикнул:
— Нет! Теперь уже ничего изменить нельзя! Старейшины сказали свое слово!
Высокий мужчина только мельком взглянул на него — и Аки тут же растерянно умолк и быстро попятился, скрываясь среди толпы.
— Кто ты? — спросил Торак.
Незнакомец повернулся и посмотрел на него в упор.
— Я Махиган. Вождь племени Волка.
Глава третья
Они вынырнули из чащи беззвучно, как стая волков.
Их было довольно много — женщины, мужчины, дети, и все в неприметной одежде из шкур северного оленя, помогавшей им как бы растворяться в лесной чаще. На шее у каждого поблескивал амулет из необработанного янтаря; у всех, как и у вождя Махигана, виски были выбриты, и кожа на них подкрашена «кровью земли» — охрой. В отблесках костра было заметно, что белки глаз у них желтоватые, как у волков.
Вождь Махиган, похоже, был знаком с Фин-Кединном; он издали кивнул ему в знак приветствия, но не улыбнулся и не прижал кулаки к груди в знак дружеского расположения, как это делается обычно. Тораку этот человек вообще казался удивительно похожим на вожака волчьей стаи, когда тот неторопливо, с достоинством оценивает чужака.
Соплеменники Махигана здоровались точно также — легким поклоном издали; лишь одна женщина приветливо и радостно улыбнулась Фин-Кединну и от этой улыбки сразу будто помолодела. Вождь племени Ворона ответил ей такой же радостной улыбкой и даже прижал к сердцу руки и низко поклонился ей. Торак вспомнил, что когда-то давно Фин-Кединна отдавали на воспитание в племя Волка.
— Мы нашли твой камень-послание, — сказал Махиган, обращаясь к Фин-Кединну. — Зачем ты звал нас? Да еще на столь многолюдное собрание?
— Мне было очень нужно, чтобы вы пришли, — спокойно ответил Фин-Кединн.
Махиган выпрямился в полный рост и внимательно посмотрел на него. Но Фин-Кединн глаз не отвел. Первым сдался вождь племени Волка; его желтоватые глаза скользнули по клочку волчьей шерсти на куртке Торака, затем снова остановились на Фин-Кединне.
— Кто это?
— Сын вашего колдуна. Того, что называл себя когда-то Повелителем Волков.
Люди из племени Волка дружно охнули. Кое-кто поспешно схватился за свой амулет, а некоторые замахали на Торака руками, сложив пальцы уже известным ему образом, отгоняя этим жестом зло.
— Тот, о ком ты говоришь, — сказал Махиган, — был величайшим из колдунов племени Волка. Только он умел — хотя и всего на несколько мгновений — превращаться в волка. Но он оказался Пожирателем Душ, и это из-за него, — вождь коснулся своего выбритого виска, — мы носим этот знак вечного позора.
Этого Торак вынести уже не смог.
— Какого еще позора?! — выкрикнул он. — Мой отец расколол огненный опал! Он сломил мощь Пожирателей Душ! Неужели вам этого мало? Неужели даже этим он не искупил свои грехи перед вами?
Но Махиган, словно не слыша его, снова обратился к Фин-Кединну:
— Так все-таки зачем ты призвал нас, вождь племени Ворона?
И Фин-Кединн вкратце рассказал ему, как Торак был принят в его племя и почему теперь необходимо, чтобы за него поручилось именно племя Волка. В качестве доказательства того, что Торак именно тот, за кого себя выдает, он предъявил Махигану рожок с целебными снадобьями, доставшийся Тораку от матери, и нож из голубого сланца, который подарил ему отец.
Вождь племени Волка слушал молча, но, когда Фин-Кединн протянул ему нож и рожок, отшатнулся с криком:
— Убери! Эти вещи нечистые!
— Неправда! — возмутился Торак. — Отец отдал их мне, когда умирал!
— Торак, довольно, — предупредил его Фин-Кединн. — Помолчи.
И тут вперед вышла та немолодая женщина, что так радостно улыбнулась Фин-Кединну.
— Махиган, — заговорила она, — не требуется никаких доказательств. Достаточно лишь взглянуть в лицо этому мальчику. Клянусь, это его сын. Того колдуна.
Люди Волка затрепетали. И Торак краешком глаза заметил, как Ренн с победоносным видом подняла руку, сжатую в кулак.
— Да, — промолвил Махиган, — это так. И все же… я не могу за него поручиться.
Торак ошарашенно посмотрел на него.
Даже Фин-Кединн, похоже, был потрясен этим ответом.
— Но ты должен! — воскликнул он. — Ведь Торак — твой сородич! — Поскольку вождь племени Волка никак ему не ответил, Фин-Кединн прибавил: — Махиган, я хорошо знаю этого мальчика. Ему поставили метку против его воли. Никакой он не Пожиратель Душ!
Махиган нахмурился:
— Ты неправильно меня понял. Это не мой выбор. Разве я сказал, что не стану за него ручаться? Нет. Я сказал, что не могу. Этот мальчик — сын колдуна племени Волка, это так. Но он не из нашего племени!
Все так и замерли. На мгновение воцарилась полная тишина.
— Да нет, конечно же, я из племени Волка! — выкрикнул Торак. — Моя мать назвала мое племя, когда я родился, как это у всех бывает. А когда мне исполнилось семь, отец сделал мне племенную татуировку!
— Нет, — бесстрастно отмел все его доводы Махиган и, приблизившись к Тораку, указательным пальцем коснулся его щеки.
Торак вздрогнул, почуяв кисловатый запах мокрой оленьей шкуры, исходивший от вождя племени. Мозолистый палец Махигана скользнул по старому шраму, что пересекал племенную татуировку на левой щеке Торака, и мальчик услышал, как вождь племени Волка тихо, почти шепотом, промолвил:
— Он не из племени Волка. — Желтые глаза Махигана, казалось, насквозь пронзали Торака. — Он вообще не имеет племени…
Некоторое время царила мертвая тишина. Потом все заговорили в один голос.
— Что ты такое говоришь? — вскричал Торак. — Я из племени Волка! Я всегда принадлежал к этому племени — с той ночи, когда появился на свет!
— Это же просто шрам, — попытался возразить Фин-Кединн, — он ничего не значит.
— Да и как он может не принадлежать ни к какому племени? — воскликнула Ренн. — Человек, не имеющий своего племени? Так не бывает!
— Махиган прав, — проскрипела Саеунн.
Все головы разом повернулись к ней.
— Этот шрам — отнюдь не случайность, — заявила она. — Отец мальчика сознательно нанес его, чтобы показать всем, что мальчик не принадлежит к племени Волка.
— Неправда! — взорвался Торак. — И потом, ты-то откуда знаешь?
— От твоего отца, — ответила колдунья. — Однажды, во время собрания племен на берегу Моря, он нашел меня и отозвал в сторону. — Саеунн не сводила с Торака своего сурового взгляда. — Да ты и сам знаешь, что так оно и есть. Ты ведь был там.
— Неправда… — прошептал Торак. И в то же мгновение понял, что на самое деле Саеунн говорит правду.
Ему было семь лет. Отец оставил его играть с другими детьми, а сам пошел куда-то, сказав, что ему нужно кое с кем встретиться и поговорить, но не захотел сказать с кем. Торак никогда не видел так много людей сразу в одном месте. Он был немного испуган и очень возбужден. Мальчик страшно гордился своей свежей племенной татуировкой, хоть ему и было обидно, что отец замазал татуировку соком морошки, сказав, что пока ее нужно скрыть. В общем, превратил все в игру…
Дождь прекратился, с деревьев печально капала вода. «Не имеет племени», — шептали деревья.
— Как же это возможно? — растерянно спросил Фин-Кединн.
— Только его мать знала ответ на этот вопрос, — ответила Саеунн. — Она успела объявить его не имеющим племени прежде, чем умерла. — Колдунья вдруг с силой ударила о землю посохом. — Впрочем, это не наше дело! Это ничего не меняет! У этого мальчишки нет племени, которое могло бы за него поручиться. И, в соответствии с законом, он должен быть изгнан.
— Нет! — воскликнула Ренн. — Мне все равно, даже если у него и нет племени! Это несправедливо!
Она выбежала на середину поляны. Пряди ее мокрых волос, прилипшие к шее, были похожи на маленьких красных змеек; лицо пылало от ярости. И Торак вдруг подумал, что сейчас она выглядит, пожалуй, старше своих тринадцати лет; и еще — что она очень красивая.
