Анвер Бикчентаев - Семь атаманов и один судья
От последней получки Большого Сабира остались кое-какие крохи. Азамат разделил все деньги ровно на семь частей, чтобы хватило до приезда бабушки, которую вызвали телеграммой.
На крыльце между тем его ждало полное разочарование, тут он не нашел никакой бутылки с молоком или пакетика с бутербродами. Кто же стучался в дверь?
Может, напроказничала Земфира? Или Шептун? Хоть убей, Азамат не представляет себе, кто же был ранний посетитель. Теперь он пожалел, что в свое время не выглянул в окно.
Сдвинув шапку на затылок, Азамат важно двинулся на улицу. Так у него начинался рабочий день. Огляделся — никого. Это его устраивало. Ему надоело все время видеть сочувствующие глаза людей.
Это последнее дело, когда тебя все время жалеют!
Случайно скосив глаза на забор, он остановился как вкопанный. Мать честная, кто же тут озоровал?
На заборе крупным печатным шрифтом была написана целая афиша:
«Вы, мальчишки с Последней улицы, дважды трусы!
Первый раз вы струсили, когда Синяк ударил Земфиру.
А второй раз смалодушничали, когда не сказали правду Физику и Математику. А Науки смогли бы надрать уши Синяку!»
И в самом низу, почти у земли, была еще одна корявая фраза, написанная, наверное, в большой спешке: «Это я стучался в твою дверь!»
«Кто же накатал такое? Мог бы, конечно, забор разукрасить бабасик, да он больной лежит. Тамарина мама не станет ввязываться в ребячьи дела. Физик и Математик исключаются. Почерк не тот».
Это мы-то дважды трусы?
Мальчишка чуть не задохнулся от злости. Подобных язвительных слов на заборах Последней улицы до сих пор никто не писал. По крайней мере на личном заборе Азамата. Такое тут впервые.
Всякие надписи появлялись: кто с кем дружит, кто кого, как кличет или высмеивает. Забор вроде стенной газеты был. Еще появлялись афиши про футбольные матчи, про встречи боксеров, про баянистов и плясунов. Всякое случалось читать, но про трусов, про дважды трусов никто еще, казалось, не додумался написать. Вот чудеса!
Первым порывом Азамата было тут же стереть с забора афишу, написанную углем. Чего она добрым людям мозолит глаза?
Но какая-то мысль удерживала его.
Про трусов прочитал еще раз, потому что с первого раза не поверил.
Удостоверившись, что его не обманывают собственные глаза, он резко обернулся. Не глазеет ли в это мгновенье тот самый человек, что в конце афиши приписал: «Это я стучался в твою дверь»?
Никто не стоял за ним, и никто не надрывался от смеха. Оглядел все окна домов — тоже никого. Понятное дело, все добрые люди спят воскресным утром. Даже Шептун не торчал на своем заборе.
В это время лишь один человек рыбачил на середине реки. Это Седой. Его папаху можно разглядеть за целый километр. Но он никакого отношения к Последней улице и к ее мальчишкам не имеет. Поэтому какой же ему расчет на чужих заборах писать?
Мать честная, не кривоногий ли Сидор Айтуганович отколол номер? «Ну, нет, — сказал Азамат. — Сидору Айтугановичу наплевать на то, кто из мальчишек отважен, а кто труслив. У него совсем другие заботы».
Лишь сейчас, немного придя в себя, Азамат спросил: а что ж выкинул Синяк в его отсутствие, пока Азамат по настоянию шкипера парился в бане?
Конечно же, в это время Самат был дома. Вот кто расскажет о том, что произошло вчера вечером.
Азамат ворвался в комнату и, недолго думая, брызнул на Самата целый ковшик воды.
— Ты чего? В ухо захотел? — заорал Самат, соскочив на ноги. У него на скулах заходили желваки, и зябко дрожало тело.
Не слушая его и не обращая внимания на угрожающе сжатые кулаки, Азамат пошел на него, низко опустив голову, точно желая с ходу протаранить Самата.
— Не дам тебе отбрехаться. Говори, что натворил вчера твой приятель по синякам?
— Вот ты о чем… Из-за этого ты меня окатил водой, да? — Сегодня, между прочим, четное число. А теперь выкладывай, что и как было.
— Ну, разик или два стукнул он Земфиру… Рот Азамата искривила гримаса ужаса.
— За что?
Самат, улучив минуту, стал переодеваться.
— Девчонка сама виновата. Пусть не лезет на рожон.
— Дальше?
— Одним словом, весь сыр-бор вышел из-за того, что Земфира выловила бревно, отделившееся от плота. Она добралась до него первой, а Синяк опоздал. У него, сам знаешь, лодка большая, на две пары весел.
— Ну?
— Земфире, конечно, не стоило хвалиться тем, что она опередила мальчишку. Вот он от злости и двинул ее кулаком.
— Ни за что и ни про что?
— Ну, на это еще как посмотреть!
— Небось ты при этом присутствовал?
— Конечно.
Азамат с трудом проглотил слюну.
— И ты не остановил Синяка? И ничегошеньки ему не сделал?
Самат обиженно вытянулся:
— Попробуй сделай! Разве он кого-нибудь дрейфит?
— Теперь пошли, я тебе покажу, как на нашем заборе о Твоем подвиге пишут, — проговорил Азамат, почти задыхаясь от злости. — Нас с тобою дважды трусами обзывают, если хочешь знать.
— А что я там не видал? И кто, между прочим, может мне указывать да доказывать?
— Ладно, оставайся тут, а я пойду улаживать это дело.
— А ты не суй нос, куда не положено. Если, конечно, у тебя нет запасного носа.
Но все-таки Самат потащился за энергичным братом.
— Вон, гляди! — кивнул головой Азамат, становясь позади Самата.
— Вот номер! — почти восхищенно пробормотал тот. — Кто же интересно, до этого додумался?
— Подписи не оставил, если не считать последней вот фразы…
— Может, стереть, пока никто не видел? — почесал голову Самат.
— Не надо, — остановил его Азамат. — Я должен эту самую афишу показать твоему приятелю.
Азамат прекрасно представлял себе, что ему не сдюжить с Синяком. Однако ему ни за что не хотелось прослыть трусом перед улицей… и перед вот этой афишей. Ведь у любого, кто бы оказался на его месте, не оставалось другого выбора, как драться.
— Дурак! — проговорил Самат, поняв, о чем в эту минуту подумал младший.
— Ну и пусть!
Если он сказал, что будет драться, так и будет. Тут уж никто в мире ему не помешает.
— Лучше с ним не связываться, — чуть не стал умолять Самат.
— Ну и пусть!
— Тебе двенадцать, а ему без малого четырнадцать. Самат осекся на полуслове, увидев Синяка, который в этот момент топал прямо на них.
Потолковать меж собой решили мальчишки
Рыжий Синяк, мальчишка с выдающимся подбородком, приближался, запустив руки в карманы длинного, не по росту пальто. А форменная фуражка летчика чудом удерживалась где-то на затылке, обнажая сивые кудри. Курносый нос его вроде как засмоленный, оттого что давным-давно не мытый. Синие глаза выпучены.
— Видал? — Азамат кивнул в сторону забора.
Синяк будто нехотя повернулся лицом к афише и застыл, словно изучая ее.
— Начхать мне на то, что тут написано, — пробасил он. И потянулся, точно желая стереть буквы рукавом.
— Не смей! — взвизгнул Азамат.
— Что ты хочешь? — Синяк небрежно обернулся к Азамату.
— Это из-за тебя, гада, нас трусами обозвали!
Гроза улицы, тряхнув кудрями, передвинул фуражку с затылка почти на лоб.
— Потолковать решил со мной на кулаках?
Он охотно трунил над слабаком. Вот, мол, мы, дескать, какие.
— Да, — выдавил из себя Азамат. — Потолковать придется.
— Видал я таких храбрых, — усмехнулся Синяк. — Мне ничего не стоит посинить твои скулы.
«Фонари поставлю!» — его любимая угроза. Чего-чего, а на это он мастак.
В это время к спорящим подошел Борис-Кипарис. О том, что он чемпион изворотливых, можно было догадаться еще за версту: глаза в разные стороны глядят, чтобы люди не догадались, куда он, в самом деле, смотрит.
У Бориса-Кипариса, как и положено любому хитрюге, нос был с добрую морковку, но та морковка была кривая, наверное для того, чтобы умещалась на его маленьком лице.
Увидев, что разговор идет серьезный, Борис-Кипарис остановился на порядочном расстоянии и крикнул еще издали:
— Дай ему слева! Держись!
«Дай ему слева!» — Синяку, а «Держись!» — Азамату. Почувствовав, что вот-вот начнется побоище, Борис-Кипарис проговорил:
— Меня тут не было, я ничего не видел, я пошел!
Азамат даже не обратил внимания на то, что Борис-Кипарис смылся. Он стоял напротив своего противника и про себя повторял любимое словечко: «Ну и пусть! Чему быть, того не миновать!»
И вдруг Синяк как развернется да как саданет… Азамат даже не почувствовал, как перекувырнулся. Потом, как только поднялся, снова шлепнулся носом. Противник сбил его еще два, а то и три раза подряд.
Где уж тут помнить, сколько раз он бросался на своего противника и сколько раз летел кувырком.
Другой бы на его месте давным-давно отступился. Но Азамат не мог пойти на попятную. Он ведь защищал не только себя, но и честь своей улицы. А это всегда не легко… Часто за это приходится быть битым.
