Лара Уильямсон - Мальчик по имени Хоуп

Чтобы спасти кости от дальнейших повреждений, я объявляю, что возьму Чарлза Скаллибоунса на прогулку. Мама открывает рот, чтобы возразить, но пес приходит мне на выручку. Он принимается зевать, разинув пасть. Обычно это значит, что тошнотный поезд скоро прибудет на станцию. Мама говорит, что оставит мне немного тоффи. Я уж было начал ее благодарить, но она вспоминает, что я не люблю тоффи, и поэтому не будет мне ничего оставлять…

Честно говоря, на улице я все еще думаю о том, как бы привести Ниндзю-Грейс в чувства, когда Чарлз Скаллибоунс останавливается и писает на стену летнего домика. Обычно это никак меня не волнует, потому что этот домик – одна из десяти его традиционных туалетных точек, но сегодня у открытой двери стоит человек в белом халате. И вот именно сегодня вечером Чарлз Скаллибоунс превратил свой мочевой пузырь в целый желтый бассейн. Когда я пытаюсь оттащить его, он сопротивляется и писает дальше. Человек в халате говорит, что, когда мой пес перестанет использовать домик в качестве сортира, я могу зайти внутрь и посмотреть. А если захочу, то и присоединиться.

Посмотреть на что? Присоединиться к чему? Не к добру это – наблюдать за людьми в халатах. Изнутри доносится негромкое рычание, и я подумываю сбежать. Но тут Чарлз Скаллибоунс мочится на ноги человека в халате, и теперь мне нужно остаться хотя бы из вежливости.

Я захожу внутрь. Маленький деревянный домик просто кишит людьми в халатах самых разных фасонов и размеров, и все они стоят на полу на коленях. Сначала я подумал, что они молятся, но они все внезапно подскочили и начали со всего жару дубасить воздух. Я бы тоже мог избить воздух, если бы пришлось.

Пораженный происходящим, Чарлз Скаллибоунс бросает жевать черный пояс, который он нашел на полу. Пес смотрит на меня снизу вверх глазами цвета шоколада и скулит. Держась рукой за дверную раму, я пытаюсь подтащить его к выходу. И тогда я слышу, как кто-то шипит мое имя, но так, чтобы другие его не разобрали. Ого, так это же мой друг Кристофер. Он украдкой машет мне, а женщина-тренер кричит, чтобы он сконцентрировался на пяти принципах тхэквондо.

– Да, у нас гость, но это не значит, что вы должны забыть про учтивость, настойчивость, самообладание и непоколебимость духа, – кричит она.

Я подумываю поднять руку и спросить, значит ли это «не заколебаться к концу учебной недели», но женщина уже успевает проорать, что это значит «никогда не сдаваться». Ну что ж, я тоже к пятнице не всегда домашнюю работу сдаю.

Я наблюдаю за всем этим минут десять и признаюсь, что Кристофер и правда способен уложить воздух одной левой. У моего друга на лбу выступил пот – видимо, сражаться с пустотой не так легко, как я сначала подумал. Он ловит мой взгляд и проделывает несколько выпадов ногой «пинай-лягай». Наверное, они называются как-то солиднее, но я не понимаю ни слова из того, что говорит тренер. Выяснить у меня это не получается: Чарлз Скаллибоунс затевает свою собственную битву с черным поясом. Теперь у противника в боку рана размером с Евротоннель. То есть, конечно, не такая огромная. Это я преувеличил для драматического эффекта. Если верить мисс Парфитт, это называется «гипербола».

Поняв, что придется платить за испорченный пояс, мы с Чарлзом Скаллибоунсом убегаем со скоростью света. Или со скоростью пущенной стрелы. Не могу решить, что в нашем случае подходит лучше. Да и какая разница, ведь и то и другое – гипербола.

Дома легче не становится. Во-первых, на Чарлза налипло несколько черных ниток. Во-вторых, мама оставила мне упаковку йогурта на столе.

Далее, Грейс сгребает меня в охапку и вжимает в стену ванной. Она размахивает зубной щеткой у меня перед носом:

– Почему ты позволил ему сорваться с крючка?

Мятная пена выступает у нее на губах, как у бешеной собаки.

– Мы могли рассказать маме правду раньше. Большой Дейв совсем как папа. Ты что, хочешь опять сидеть на ступеньках, пока мама будет на кухне орать на него из-за «Кэролайн 1973»?

Грейс шагает взад-вперед по ванной, и эта прогулка занимает у нее 000,1 секунды. Время от времени она выдувает мятные облака.

– Большой Дейв вроде нормальный, – бормочу я. – Он подарил мне модель планет.

– Легко же тебя подкупить. – Грейс выдергивает кусок зубной нити из контейнера. – Научись расставлять приоритеты. Большой Дейв не станет хорошей заменой отцу, потому что он в точности как наш папа. А от папы толка, как от непромокаемого чайного пакетика. – Грейс продевает нить между зубами.

– Неколебимость духа, – бормочу я, складывая руки на груди.

– Что-что? – Нить болтается у сестры изо рта, как лиана в джунглях.

Я говорю Грейс, что ничего. На самом деле это значит «никогда не сдаваться». И я никогда не сдамся в том, что касается папы. Да, он, может, и сбежал с Грудастой Бэбс, но вряд ли причина только в этом. Мама всегда говорит, что у любой истории есть две стороны. И в глубине души я крепко держусь за мысль о том, что папа не бросил нас. Я пошлю ему третье письмо, чтобы доказать это. Когда папа ответит, я заставлю Грейс Хоуп проглотить свои слова, и на этот раз они не будут сложены из картофельного алфавита.

Мое третье письмо не похоже на первые два. Я не утруждаю себя рассказами о школе. Больше никаких «Я получил пятерку» или «Я очень умный». Вместо этого я пишу целое письмо капслоком и спрашиваю отца, почему он оставил нас и даже открытки на день рождения ни разу не прислал. Открытки – это важно.

Когда мне было восемь, я хотел открытку от папы, где было бы написано: «Ничего прекрасней нет, чем праздновать восемь лет». Пусть на открытке будет красная ракета с надписью «ХОУП-1». Из круглого окошечка будет выглядывать астронавт в скафандре. А внутри будет послание от папы, где он извинится за то, что не может праздновать вместе со мной. Он сообщит мне, что его (так как он журналист) послали с тайной миссией на край света и он надеется, что я его пойму. Никакой открытки мне не пришло.

На девятый день рождения я надеялся получить от папы открытку с надписью: «До девяти дорос – держи повыше нос!» На ней будет блестящий велик под цвет крыльев бабочки адмирал. На этом велосипеде мальчик будет ехать с горы, да так быстро, что искры из-под колес. И снова никакой открытки. И на следующий год. В прошлый раз, когда я хотел получить открытку со словами «Поздравлять весь мир тебя кинется, когда стукнет тебе одиннадцать», мне достался лишь флаер в кафе Джейсона Донервана, где я мог попробовать их новый роскошный обед под названием «Королевский кебаб».

Я говорю папе: я хочу, чтобы ты ответил на мое письмо в течение суток. А иначе… Я нажимаю «отправить».

Через десять секунд в моем почтовом ящике появляется письмо с телестанции.

Между папой и нашим совместным будущим – лишь один клик мышки. Живот у меня завязывается в узлы, словно фокусник делает из него жирафа, как из воздушного шара. Я целую вечность пялюсь в экран, прежде чем набраться храбрости. Вот оно, говорю я себе. Вот начало нашей жизни вместе. Я открываю письмо и глубоко вдыхаю. Через две секунды я чувствую, как по моей щеке течет вода и расплывается на коленях. Когда я смотрю вниз, то замечаю: мои слезы оставили пятно в форме разбитого сердца.

Четыре

Нет, папа так и не ответил на мое письмо. Это мое собственное, неотвеченное, вернулось ко мне. Теперь я признаю, что сбит с толку и больше не чувствую себя так уверенно, как раньше. Я достаю пиратский остров, вынимаю святого Гавриила со своим списком и сообщаю ему, что он облажался: письма я не получил.

– Первая промашка, – отчитываю я его. – Впрочем, я закрою на это глаза, если ты устроишь меня в школу волшебников.

Я достаю карандаш, провожу черту через четвертый пункт в моем списке и кладу все обратно в сундук с сокровищами. Потом я беру флаг с черепом и костями и втыкаю его в сундук, чтобы выразить свою злость.

Папа, похоже, полил каким-то ядом маленькое деревце, что я растил в своей душе. Листья начинают медленно вянуть. Я без промедления шлю ему новое письмо. Кто знает, может, со мной случилось что-то паранормальное. Мама как-то рассказывала про персонажа из старого сериала под названием «Даллас». Этот мужик умер, а потом очутился в душе: выходит, все, что было раньше, оказалось лишь сном. Поэтому я бегу в ванную, залезаю в душ, считаю до десяти, выпрыгиваю обратно и снова сажусь за компьютер. Ничего. Это не был сон, потому что письмо, которое я только что отправил папе, тоже вернулось неотвеченным.

Этой ночью мне плохо спится. Я вижу странный сон о том, как попал в Пэрэдайс-Пэрэйд. Но не в тот город Пэрэдайс-Пэрэйд, который я знаю. Я сижу под деревом, и листья падают на меня, словно изумруды, а вместо солнца светит медаль святого Гавриила. Поначалу это кажется прекрасным, и я, протягивая руки к небу, ловлю драгоценные листья. Некоторые из них пролетают у меня сквозь пальцы, но другие ранят мне ладони. Туча набежала на медаль святого Гавриила, и стало темно. Изумруды сыплются на меня дождем. Я пытаюсь позвать на помощь, но голос меня не слушается. И тут я чувствую, что кто-то хватает меня за руку и тянет.