Янка Мавр - ТВТ
И когда наконец показался трамвай, то Павлик с ужасом увидел, что он полон народу. Был девятый час, когда большинство служащих спешит на работу.
Попробовал Павлик протиснуться, но где там!
Тогда ему пришла в голову рискованная мысль: прицепиться сзади, на "колбасу".
Так он и сделал.
Нельзя сказать, чтобы чувствовал он себя хорошо, но был доволен уже тем, что успеет справиться со своим делом.
Линия проходила около их школы, и Павлик имел удовольствие услышать восторженные крики своих товарищей, идущих на занятия:
– Смотри, смотри, Павлик едет на "колбасе"! Ура! Запыхавшись, прибежал Павлик в контору, подошел к окошку и попросил прислать монтера.
А какой номер вашего абонемента? – спросила конторщица.
– Не знаю.
– Тогда принесите абонементную книжку.
– Так я вам скажу адрес.
– Все равно, без номера абонемента мы заказов не принимаем. Об этом давно уже объявлено. У мальчика и руки опустились. Что делать? Или опоздать в школу, или остаться еще на сутки без света? Нет! Отец с матерью будут недовольны, если придется снова Переживать такой вечер, как вчера. И Павлик вынужден был возвращаться домой. Только на этот раз он ехал уже как порядочный пассажир… Прозвенел звонок в школе. В класс вошел учитель.
– Подготовьтесь к письменной работе.
– Чернил нет, – ответили ученики.
– А почему же не приготовили? – строго спросил учитель.
Чернила в шкафу, а ключ у дежурного. Кто дежурный? Павлик Рогатко. Где же он?
Поехал на "колбасе"! – ответил кто-то, давясь смехом.
– Что это значит?
Ему объяснили, Что видели Павлика, как он проехал мимо школы, прицепившись сзади, на трамвае.
Учитель даже верить не хотел. Как же это? Павлик Рогатко, один из лучших учеников, вместо того, чтобы идти в школу, поехал кататься, да еще на трамвайной колбасе, да еще в тот день, когда в классе письменная работа, да еще когда он сам дежурный?
– Не может быть! – сказал учитель. – Это уже слишком не только для него, но и для самого недисциплинированного ученика из всей школы.
– Но мы же сами видели!
– Это мы потом разберем, а теперь достаньте как-нибудь чернила.
В соседнем классе в это время шла география. Вдруг открываются двери, и показывается ученик из другого класса. Учитель удивленно взглянул на него. Разрешите попросить у товарища чернила, – сказал тот.
– Надо было раньше это сделать, – недовольно проговорил учитель. – Ну, быстрей! Ученик вышел.
– Так вот, мы говорили, – начал учитель, – что северные моря…
Тут снова открылась дверь.
– Разрешите попросить чернила…
– Что это такое сегодня происходит? – возмущенно спросил учитель.
– У нас письменная работа, а дежурный…
– Это не наше дело! Не мешайте! В это время кто-то уже дал чернильницу, и ученик вышел.
– Так вот, мы говорили, что северные моря… В этот момент снова открылась дверь.
– Разрешите попросить чернила. Учитель окончательно вышел из себя.
– Что же это такое, наконец?!
А в это время в других классах происходило то же самое. Явился директор, начал наводить порядок.
А когда пришел Павлик, то имел столько неприятностей, сколько не было у него за целый год.
… Вряд ли еще где-нибудь кого-нибудь ждали так, как ждали монтера в доме Павлика. Можно прямо сказать, что его ждали, как солнце, приносящее свет. Каждый раз, когда скрипели двери, все бросались к ним с радостной надеждой и отходили с грустью, если приходил не он.
Когда появился наконец человек с сумкой, его встретили как самого дорогого гостя.
– Сюда, сюда! – суетилась мать, прыгал Павлик, вертелась Катя.
– Да не стоит, я ничего… я так, – смущаясь, отвечал человек с сумкой.
– Нет, нет, заходите, посмотрите! Если бы вы только знали, какое горе было! – говорила мать, проводя его в комнату.
– А разве вы уже знаете? Мать удивилась:
– Как же нам не знать, если такое пережили, что и сказать нельзя?
– А может, это совсем о другом. – Улыбаясь, проговорил человек и раскрыл сумку. – Может, тут извещают о какой радости?..
И он подал письмо
– Почтальон! – крикнул Павлик.
– Почтальон! – проговорила мать;
– Постальен! – повторила Катя.
– Ну, – сказал человек с сумкой. – А вы думали кто?
– Мы думали – монтер, – смутившись, ответила мать. Когда пришел отец, то в первую очередь спросил, был ли монтер. Услышав, что не был еще, он очень огорчился.
– А может, сегодня и не придет? И от этой мысли всем стало грустно. Только в пятом часу явился настоящий монтер. Павлик не отходил от него ни на шаг, следил за каждым его движением.
Монтер подошел к счетчику, выкрутил пробку, посмотрел: проволочка, что проходила через нее, была целая. Вкрутил назад и выкрутил другую. Там проволочка была порвана.
– Я вам временно соединю проволочкой, – сказал он, – а там вы сами купите новую пробку и вкрутите;
Он взял тоненькую проволочку, обмотал один конец вокруг металлического конца пробки и вкрутил назад.
Павлик жадно следил за этой работой, все заметил, и, когда электричество загорелось, задумчиво произнес:
– Так мы и сами могли бы сделать…
– Конечно, могли бы! Чего уж проще: купить новую пробку и вкрутить ее, – улыбаясь, проговорил монтер, а потом, уже серьезно, добавил: – Но имейте в виду, что пользоваться проволочкой надо очень осторожно и только в крайнем случае. Если поставишь более толстую проволоку, то можешь наделать беды не только себе, но и соседям. Лучше всего иметь запасную пробку, а для этого не надо никакой техники.
Когда монтер вышел, Павлика охватила и обида, и злость, что из-за такой чепухи пришлось столько натерпеться.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
где говорится, как мать воевала со сковородкой,
как Клаве надо было откусить гвоздь
и как тетка Марья сбилась с панталыку.
Еще в сенях Клава услышала, как мать ворчит:
– Вот несчастье-то на мою голову! "Что такое случилось?" – встревожено подумала Клава. Сначала она почувствовала приятный запах, а потом, уже войдя на кухню, увидела, что мать печет на примусе оладьи – и больше ничего, и никаких несчастий ни на голове матери, ни вокруг.
Немного странным было лишь то, что мать очень уж резво прыгала около примуса.
Пустилась в пляс и Клава, но только от радости.
– Ой, мамочка, как хорошо, что ты оладьи печешь!
– Знаю, что тебе есть хорошо. А вот попробовала бы сама печь на этой непослушной сковородке.
– Я тебе помогу, мама.
– Толку-то от твоей помощи. Сидела бы лучше да уроки учила. Добрые люди спать уже собираются, а ты где-то еще бродишь.
– Я же говорила, что у нас сегодня физкультурный кружок, – сказала Клава и пошла в комнату раздеваться. Мать, ворча, снова принялась плясать вокруг примуса, собственно говоря, не вокруг примуса, а вокруг сковородки. В ней, непослушной, и был корень зла.
А корень этот заключался в том, что ручка сковородки держалась на одной, да и то расхлябанной заклепке. От другой остались лишь две дырочки.
Чтобы пользоваться этой сковородкой, нужно было радеть мастерством циркача-жонглера, который может крутить на палочке тарелки, или держать их на одном пальце, или поставить ребром на нос, или еще что-нибудь в этом роде.
К сожалению, мать такой науки не проходила, поэму сковородка совсем не слушалась ее и вертелась, как сама хотела. А хотела она вертеться главным образом влево. Если же это ей не удавалось, то – вправо. А прямо держаться избегала всякими способами. Теперь понятно, почему мать плясала, злилась и ворчала.
Когда Клава снова вошла на кухню, мать сказала ей:
– Ну, пеки уж ты, пока я вынесу ушат. Клава согласилась очень охотно. Взялась одной рукой ручку сковородки, другой ворошит, переворачивает оладьи; все идет как по маслу.
Но стоило ей снять сковородку, как она – круть! – оладьи полетели на пол. Подобрала Клава оладьи и начала снова накладывать тесто.
Тут и пошло несчастье за несчастьем… Едва только Клава собралась положить тесто, – сковородка крутнулась влево, и оно попало на табуретку. А когда Клава поднесла следующую ложку, – сковородка метнулась вправо.
Теперь уже Клава поняла, почему мать так злилась. Сжав зубы, гонялась она за сковородкой и кое-как ухитрилась положить две ложки. Только легли они как попало, па разные стороны сковородки. Но Клаве было уже не до этого: попасть бы вообще.
Когда же дошла очередь до третьей ложки, то она попала как раз на первую оладью. Дело усложнилось. Клава готова была уже позвать на помощь мать, но постыдилась, поставила сковородку на пол и начала делить сдвоенную оладью на две части.
Тут только она заметила, что сковородка, стоя на полу, не крутится. Обрадовалась девочка и начала носить тесто из миски на пол и размещать так, как сама хотела, а не сковородка.
